Бездна разума

Разрастаются но́чи пятном под рукой левши —

карандашным рисунком, стираемым не резинкой.

Хрусткость веток и грифеля; слом острия покоя,

увядает весь мир, остывая — и всё лежит

на изломе случайно затоптанной русой ржи,

что логично, рассохшейся, скрипнувшей под ботинком.

Всё скрипит, усыхая: от каждого позвонка

до сиденья качелей и мелких борозд пластинки,

 

только кран пересохший чуть сжалился, мол, держи — 

разразился, закашлявшись, ржавым слезливым воем.

Тоже хочется выть. В белоночное, золотое,

чтобы тело вдруг вспомнило яркое слово “жизнь” — 

но всё гнётся и рушится, с треском ломаясь в шторме 

антрацитово-черном, как ком застарелой лжи.

 

Беспросветность ночей угнетающе-велика;

разум хрупок и нежен, осенняя грань тонка —

лист хрустящей бумаги и треморная рука.

Всю возможную хтонь хоть старайся — не удержи:

разорвётся сознание, скрытое сизой дымкой,

не достанет ресурса скрипящей пустой души.

 

Разрастается ночь, бездна разума глубока:

скоро будет над бледным телом

хрустеть река.

 

08.09.24