Кармакармин
Чёрной драценой
по красным
обоям
гуляет
вечер.
Промчалась,
как молотом,
крепью
по света оглоблям
гадина огненная,
разверзлась пасть
вулкана гремучего,
клокочет дым, и
рвётся в глотку
магмы крик,
мощно гудит,
до рубцов
на ладонях
доставши
жаром своим.
Рухнула в пол, сдёрнута
белая скатерть,
буря хрустальная
мечет посуды куски.
Гарь
с перцем –
вкус разложения
приторный.
Трава
в отражении
рыжего леса
пылью забита,
припала к ногам.
Сотни дюжин
незнакомок
разутюжили
небеса,
Казалось бы –
солнце глазам
дало передышку.
Удар,
помутнение,
фата-моргана,
вспышка.
Внутренний голос –
красная кнопка,
цензор души,
и жилетка для
Слёз,
Твердил ей
сквозь флёс:
«Нарви незабудок из стали
прозрачную крышку –
избавь тростинки,
свои от мучений
врастать
коленками
впалыми
в щебень»
От возрожденья
к вырожденью,
в сырой тиши
ежевичных кустов,
Плесень в крови,
передастся в постели,
или боком о бок.
Липкую пыль смыть
у́глем и серой
с нитратом кальция.
Овеет прохлада
соль и песок
в трещинах
рассохшихся пальцев.
Притворяйся, лги,
сочиняй,
существуй,
клацай челюстями,
да так, чтоб
объятья нежные их
Не разлучить клещами.
С лёгкостью,
как улыбку
вывела,
на скуле
василькового
фарфора,
каждого к стенке
бы удосужила,
да отсутствие
оружия
отделяет
от террора.
С недавних пор
мечтает
и боится,
появись у неё
пистолет –
вот уж
тиснятся
насечки
волнистые.
Пристрелочный –
в темя
родного супруга –
твердь неба
вскружилась
в глазах
винтом.
Солнце вернулось
сгустком напалма,
пожаром заполнив
квадраты окόн.
Оттиски мела
от тараканов
на стена́х
утреннего
авантзала
расчертят
загадку нелепую
яви людской,
застынет шаг,
займётся дух,
но миг ещё –
и вспыхнет
С новой силой он.
Невыносим
реальности
манерный тон.
Бушующим потоком
скверны вирион
обтянет плёнкой ноги,
и задрожат верёвки
в горле.
Зависть.
Злоба.
Мятая
бумага.
«Прошу, не стреляйте»
– «Не стану, право»
– выдохнула
без улыбки,
нервно.
Но всю дорогу
спиной ощущала
нацеленное
дуло
пистолета.
