Асары (Часть 1)

Я, АНДРЮХА, ВОВЕЦ, КОСТИК И ДРУГИЕ.

 

Начинать придется издалека. Примерно с Костьки К. Его где-то надыбал мой одноклассник и близкий друг Володя С. (ныне покойный), уже не припомню, до своей службы в армии или после (пожалуй, всё-таки, после). Костька был на пару лет младше нас, и у него была офигенная по тем временам библиотека фантастики. Из-за неё-то мы и воспылали к нему (в)неземной любовью.

 

Кажется, когда Костик уже учился в АХПУ (Хотьковское Художественное), он влез в кришнаизм, соответственно, втянул туда и меня, я же был в поисках Смысла. Бхагавад-Гиту с комментариями гуру Шри Шримад Абхай Чаранарвинда Бхактиведанта Свами Прабхупады я купил за сорок рублей, за четыре полновесных красных червонца с профилем Ильича. А это, скажу я вам, в те поры была стипендия студента ГПИ, Нижегородского Политехнического Института, да и то не всякого, а который заслужил. Правда на металлургическом факультете (и у атомщиков) стипендия была выше. Я получал пять червонцев или 57руб 50 коп, если дотягивал до повышенной. А я дотягивал. Не сразу. Первые два курса я пропил и меня уже почти исключили, но тут маман выяснила, что вместо занятий я хожу к Серёге Лучшему Другу М-ву, и мы с ним калдырим и оттопыриваемся по полной, забив с припасом на учебу с её инженерными премудростями.

 

Когда на факультете вывесили приказ об отчислении, маменька схватила меня за хибон (сиречь, загривок, если кто не в курсе, регионализм такой) и отволокла в ректорат к Тамаре Леонидовне (на факультете: «Леопольдовне»). Леопольдовна была молодящейся дамой лет сорока с выдающимся во всех смыслах бюстом и сложным характером. Если ты был смазливым обаяшкой, то мог договориться с ней о любых милостях и поблажках, но коли уж тебя угораздило ей не понравиться, ты мог сразу, не откладывая казнь в долгий ящик, подавать заявление по собственному желанию.

 

Когда мама, втолкнув меня в приёмную деканата, огласила суть и причину нашего визита, Леопольдовна, плотоядно осклабившись, заявила, что уж если исключать за полугодовой (целый семестр!) прогул таких красавчиков, как Андрей Львович (физиономию мою она знала, но когда печатала приказ, фамилия на букву Х ей ни о чём не просигналила), то она уж и не знает, кого тогда тут на Металлургическом оставлять. Мне мгновенно оформили академический отпуск с обязательной отработкой лаборантом в литейке Учебно-опытного завода при Институте, на что я, само собой, возразить не посмел, если вы меня понимаете. Поясняю, мой бессильный бунт был безжалостно подавлен интенсивной совместной проработкой со стороны родителей (что я ещё мог бы вынести и чему в силах был противостоять) и отцовского брата, дяди Игоря (к которому меня отправили в Дзержинск на «интервью»), интеллигентнейшего человека с тремя высшими образованиями, авторитет которого был для меня в те поры и ещё долго после непререкаем. Но главной причиной моей лояльности был, конечно же, военкомат.

 

М-да, сумма стипендии увела мою мысль с намеченного пути. Итак, я приобрел Гиту, кришнаитскую библию, но на специальный мешочек с чётками джáпа-мáла (гирлянда джáпы) на сто восемь сакральных зёрен пожопился. Книга – это всё-таки книга, но кусок тряпки и верёвка с узелками за реальные деньги – это уж чистое нагибалово лохующими адептами лохуемых неофитов.

 

Костик повсеместно разгуливал с серым (поначалу белым, конечно) мешочком на левой руке и делал вид, что сосредоточенно молотит мантру «ом мани падме хум». А нет, вру, у кришнаитов другая махамантра:

«Харе Кришна Харе Кришна

Кришна Кришна Харе Харе

Харе Рама Харе Рама

Рама Рама Харе Харе»

Есть, кстати, другой, «существенно» отличный вариант: сперва произносишь две нижних строки, потом две верхних. И, конечно же, существуют две ортодоксальных индуистских школы с диаметрально противоположным мнением о значении порядка слов: миманса утверждает, что нарушение порядка лишает мантру силы, а согласно доктрине спхота, абсолютно пофиг. Теология звука, ёпть! Правда, я так и не выяснил, хотя гуру Абхай, основатель Международного общества сознания Кришны, вроде бы принадлежал к течению миманса, надо начинать махамантру с имени Кришна или с имени Рама?

 

Собственно, ведическая медитация с чётками меня сразу обломала, хрень какая-то, подумал я и похвалил себя за бережливость, вот бы отвалил за мешочек с чётками, а через пару дней закинул бы его за шкаф. За Гиту же взялся с великим усердием. Метафизика сознания и личного «Я» меня цепанула, идея реинкарнации показалась занимательной игрой ума, а индуистская мифология, хотя ей и было посвящено немало времени и умственных усилий, душевных струн не коснулась и сердечного отклика не получила, сказки и сказки, пусть бы и эпического масштаба.

 

Десятилетие от 20 до 30 лет было весьма напряженным по теоретическим и практическим поискам Смысла (или Цели, или Истины, словом Трансцендентного Лица или Объекта, избавляющего насущную экзистенцию от её неизбывного абсурда). Был апробирован аутотренинг в версии Яна Голанда, практиковавшего в психиатрической лечебнице на улице Ульянова. Ходил какое-то время к нему на занятия. Потом мне открылась очередная Абсолютная Истина в образе Дао. И мне тут же приспичило выучить китайский, чтобы читать Дао Дэ Цзин в оригинале. Правда, очень скоро выяснилось, что китайский школьник учит свою родную письменность 10 лет, и это дает ему возможность всего лишь читать дацзибао (стенгазета с крупными иероглифами), а особо продвинутым отличникам, выучившим наизусть 10000 иероглифов – Жэньминь Жибао, главную газету Китая, которая печатается с использование дважды реформированного письменного языка. Ну, а чтобы читать с пониманием Дао Дэ Цзин, написанный на древнем китайском полными, не редуцированными иероглифами, потребуется лет сорок усердных академических занятий, да и то, без никаких гарантий получения чаемых результатов. Но об этом я узнал позже, когда уже записался и годок позанимался на только что впервые организованных при Истфиле нижегородского Универа курсах китайского языка.

 

Там я и познакомился с Андреем З. Мы не просто сблизились, сроднились на почве неумеренного интереса к интеллектуальной, духовной, религиозной, мистической и эзотерической литературе. Оказалось, что его родная мама – ученый секретарь, а отчим – активный член Нижегородского общества аномальных явлений (коим верховодил небезызвестный Эдуард Андреевич Ермилов; он же в полночь по пятницам вел на ННТВ передачу «Для тех, чья душа не спит», – ну, вы поняли, для отбитых клинических эзотериков с официальным медицинским диагнозом и учётом в ПНД, психо-неврологическом диспансере).

 

Андрюха излил на меня ниагару респектов, когда узнал, что я читал «Игру в бисер», и в качестве изъявления величайшего почтения к столь незаурядной личности, тут же пригласил меня на следующее лето в ПАЭ, Поволжскую Археологическую Экспедицию. Надо ли говорить, что я, по своему всегдашнему обыкновению, тут же подписался, понятия не имея, на что именно. Прогресс в изучении китайского языка едва просматривался, но и убыли моего энтузиазма тоже не намечалось. Зато группа подобралась интересная: Лёша Овечкин, ученик Вадима Габриэлевича Вогралика, вёл отделение рефлексотерапии в областной больнице, издал по этой теме (чжень-цзю терапия) книгу, потом уехал в Харбин. Андрей Стрелков через несколько лет организовал экспедицию на Тибет и издал о ней книгу. Через год появился Андрей Акопян, будущий брокер (а может, и джоббер) на лондонской бирже. Кришнаитка Галя Флора приглашала нас с Андрюхой в гости и кормила прасáдом (ритуальное индуистское подношение божеству, но Кришна мне был уже пофиг, главное, халявный хавчик).

 

В августе 1989 я был в ПАЭ. Познакомился с Мариной, будущей Андрюхиной женой. Вроде бы Марина и вписала нас с Андреем по линии истфила (или как-то ещё) в экспедицию. Там же бывший комсомольский секретарь (то ли из Саратова, то ли из Ульяновска) убедил коммуниста Андрюху, а Андрюха меня, на тот момент даосиста, в необходимости по возвращении в Нижний принять Святое Крещение. Что и было исполнено осенью совместно с сыном Павлом. Воистину, пути Господни неисповедимы! А в августе 1990-го мы все вместе: я, Андрюха, Марина, две её подруги, Ольга и Василисса, Костик, прилипший ко мне банным листом, и Андрюхин политеховский одногруппник Вовец «качок» Лампасов из славного города Владимира отправились в Казахстан копать в Кызылкуме, в 80 км от Байконура древние хеттские города-крепости асары*.

 

В ПАЭ Марина прибыла со своим парнем, юным, похожим на Аполлона красавцем, но они там крупно рассорились, и он уехал. Андрюха же подлип в этой экспедиции к некой «масковской прынцессе» Ольге – нечто в прыщах и томно-жеманное. Всю зиму он гонял к ней в Столицу, но потом ейная мамаша выдала резюме: жених из провинции нам без набодности, – и поражённому в самое сердце влюблённому Андрюхе указали на дверь и дали от ворот поворот.

 

На асарах в нижегородской команде поначалу пар не было, и мы держались все вместе – ночные костры с неспешным прихлёбыванием из эмалированной кружки заваренного в кумгане (глиняный или металлический кувшинчик с узким горлом, ручкой и крышкой на петле) крепчайшего, почти чифирного чая с ритуально погашенной в нём саксауловой головней, песни под гитару, иногда экспедиционный спирт (который мы, парни из Нижнего не употребляли), предназначавшийся для дезинфекции рук после работы в могильниках с костяками. По слухам, спирта было выдано и привезено в пустыню аж две молочных фляги по 40 литров каждая. Вполне возможно, судя по ежедневному состоянию Босяка, одного из наших начальников. Однако для общего утешения, насколько я помню, было пожертвовано не более пары литров, а про дезинфекцию рук можете и не спрашивать. Несколько позже, вдруг и как-то незаметно для меня Андрюха подклеился к Марине. А ещё позже, несколько лет спустя, Марина рассказала мне, что её подругу Ольгу охмурил Лёва Поляков (начальник раскопа, как и Босяк), и она сделала от него аборт. Лёва был женат, любил показывать фото жены и детишек, и распинаться про то, как сильно он их любит. Ольга потом вышла замуж за какого-то охламона, родила ему двух детей и в "святые девяностые" рвала жилы, чтобы прокормить потомство и возлежащего на диване мужика.

 

Тут надо сказать пару слов о Костике и его физической конституции. Когда ему было пять лет, ему на голову то ли с пятого, то ли с девятого этажа упала сосулька. Они с бабушкой гуляли возле дома, а когда пришла пора возвращаться, коварный рок и подстерёг бедного еврейского ребёнка возле входной двери подъезда. От неминуемой смерти кроху спасла меховая шапка, но печальным следствием шока и сильнейшего сотрясения мозга явилась остановка роста и хронические головные боли. До 12 лет Костик оставался пятилетним лилипутиком. Из бонусов только то, что с него не брали плату за проезд в общественном транспорте. По достижении пубертата родители (и врачи) обеспокоились, и Костику назначили гормональное лечение. Мальчик подрос до среднего роста мужской особи (где-то 165-170 см), но имел крайне астеническое телосложение (кроме анатомической неразвитости, его физическая немощь также вызывала подозрения и на астенический синдром). Он постоянно сидел на церебролизине, к тому же, так и не избавился от постоянных головных болей. И сами понимаете, человек, просидевший до 12 лет у мамы и бабушки на коленях, вряд ли в более зрелом возрасте останется без следов психологического инфантилизма.

 

На персональных раскопах работали по двое. Раскоп – площадка 10х2,5 метров, у тамошних археологов именуется «аэродром». Верхний слой рыхлили на штык, грунт убирали, а площадку зачищали наточенной совковой лопатой до зеркального блеска, чтобы можно было «прочитать» результат. Дальше – в зависимости от «прочитанного» результата, либо ещё на штык, либо мастерком, шпателем и кисточкой. Либо, если контур захоронения отчетливо просматривается, то вглубь на штык по контуру: вскопал, убрал, зачистил, позвал шефа, посмотрели. И далее по алгоритму.

 

Мы копали в паре с Андрюхой, Вовец с Костиком. Работали с 5 утра до двух пополудни, дальше – пекло, 55 градусов Цельсия в тени. Приходим в первый день с раскопа, Костик в прострации и весь обиженный-преобиженный. Оказывается, Вовец разделил начерченный шефом аэродром поперёк ровно пополам, быстренько зафигачил свою половину и улёгся на отвал облучать ультрафиолетом свой могучий грудак, понеже спина уже получила нужную дозу пока он копал. Костик в шоке, для него долбить окаменевший такыр, всё равно что вскопать реальную бетонную взлётную полосу. Мы поржали, но тоже слегка прифигели от такого, вроде как жлобства. Вовец несколько дней поизмывался над бедным Цахесом (Костькино АХПУшное гофмановское, ибо тамошние юные художники тогда им увлекались, стебовое именование: Крошка Цахес по прозвищу Циннобер), но потом как-то у них там всё разрулилось.

 

Ночью в пустыне лютый холод. В армейских десятиместных палатках стояли железные солдатские койки с матрасами, на которых мы и спали в армейских же спальных мешках. Ставишь на такыр под койку жестянку 860 мл с вьетнамским ананасовым соком, в пять утра переливаешь её в купленный в Джусалы литровый термос, а вернувшись с раскопа пьёшь ледяной божественный нектар. Каждый раз обещаешь себе, что будешь смаковать и растянешь блаженство хотя бы на полчаса, но в итоге сок залетает в тебя максимум за полторы минуты, и ты чертыхаешься с досады, что опять не смог наступить «на горло собственной песне», и дальше придётся утолять дикую жажду привычным лагерным раствором соли и соды. Ага, именно так.

 

Мы стояли на Кос-асаре (Двойной). В 12 км от нас находился Алтын-асар (Золотой), а возле него воинская часть или пост на строящемся гигантском трубопроводе. У солдатиков имелась скважина, дающая отвратительную воду, насыщенную сероводородом, солью и содой. Сероводород, слава Богу, выдыхался, а два других компонента, увы, нет. На этой-то «живой» воде нам готовили пищу, ей заваривали чай, верблюжью колючку (нормализует перистальтику и успокаивает желудок), кофе и какао, её пили, не подвергая кипячению, и ей же мылись, от чего кожа вскоре начинала сохнуть как древний пергамент, а на пальцах рук и ног ещё и трескаться, доставляя тем самым жуткое неудобство и болезненные ощущения. Поскольку мы были предупреждены об этой местной особенности, то все набрали с собой кучу тюбиков детского крема и вазелина. Смыв с себя в душе толстый слой раскопной глиняной пыли, нужно было сразу же с ног до головы намазаться кремом, иначе сохнущая кожа начинала стягиваться, что твой «испанский сапог», изобретённый инквизицией для вразумления еретиков и максимально быстрого признания своей вины колдунами и ведьмами.

 

Внимание! Специальный бонус для северян. Душевая и два туалета (М и Ж) были сварены из листовой стали толщиной не менее 3мм, и если на такыре в полдень можно было жарить яйца, то в этих «печах» следовало плавить если не алюминий, то олово и свинец уж точно. Но мы там всего лишь мылись и справляли нужду. Впрочем, достаточно скоро выяснилось, что по нужде в доменную печь входить не обязательно. Если позволял нижний клапан (сфинктер), то стоило отбежать от лагеря метров на 50, и ты буквально превращался в невидимку, исчезал в дрожащем мареве раскалённого воздуха, и мог, без опасения быть замеченным и изученным, хоть на голове без трусов стоять. Увы, вряд ли такое было возможным, но совсем не по этическим причинам.

 

Через несколько дней по прибытии в экспедицию вода с растворёнными в ней избыточными минералами начала оказывать на перистальтику эффект перманентной диареи. Причем неотложная необходимость приспустить штаны могла возникнуть внезапно без никаких предварительных сигналов со стороны ЖКТ, без болей, тошноты и прочих симптомов расстройства кишечника. Просто тебе немедленно, не позже, чем через полсекунды требовалась площадка для вертикального взлёта, иначе последствия могли быть непредсказуемыми. Э-э-м-м… точнее, именно что предсказуемыми: срыв клапана, пробивание дна, называйте, как угодно. Чем ещё, с моей точки зрения, предпочтительнее был такыр и куст саксаула, так это тем, что через 20 минут после твоего скоротечного и не мучительного сидения на корточках, никаких следов жизнедеятельности на такыре не оставалось. Будто слизняк по песку прополз. Ветер и солнце, практически мгновенное высыхание и распыление. В железной же коробке официального отхожего места ты, если не укладывался в полторы-две минуты норматива, рисковал изойти потом, сублимироваться в казахского Тутанхамона и стать экспедиционным артефактом.

 

Итак, ощутив спазм внизу живота, я мгновенно изо всех сил напрягал булки и не слишком размашистым аллюром нёсся в сторону от лагеря, поглядывая через плечо, не исчезают ли уже фигуры археологов, слоняющихся между палатками. Если да, то всё, я прибыл в пункт назначения и для нескромных глаз стал невидим, можно выпрыгивать из штанов.

 

У железной коробки душевых обнаружился внештатный функционал. На её углах были приварены транспортировочные петли. Мы вкопали рядом с этой пыточной камерой толстую стальную трубу, а трубу потоньше пропустили одним концом в петлю, а другой пришпилили арматуриной в верхнее отверстие толстой. Получился турник. Нашли где-то несколько треков от танковой гусеницы и соорудили нечто, наподобие штанги. Короче, организовали спортзал. Вовец по первости пытался бегать, задираясь в четыре утра, но быстро сдался. На грунтовках грузовики такыр в такую мелкую пыль размололи и на такую глубину, что нога проваливалась в эту пудру чуть не по колено, а по пересечёнке бегать вообще было не вариант, без ног останешься и всю шкуру обдерёшь в непролазным местами кустах. Но свой спортзал мы посещали ежедневно и занимались с немалым усердием, чем приводили копающую публику в немалое изумление. Вам что, говорили они, раскопа на 50-ти градусной жаре не хватает? Вы семижильные? Скажите ещё, что вы и спирт не пьёте. Не пьём, бодро отвечали мы, и действительно, не пили. А ведь возможность открывалась каждую субботу. Работа до обеда, а вечером кутёж. Чтобы не нервировать употребляющих, мы придумали после субботнего обеда сваливать в пустыню с ночевой.

 

Костика, естественно не брали, девчонок тоже. Только наше трио: Вовец, Андрюха и я. Спальники, хавчик без фанатизма, вода, кумган, чай, одежда на вечер – в рюкзаки, тропическая панама (косынка), шорты, кроссовки (кеды) – на себя, и вперёд. Влезаешь на асар и засекаешь направление: с каждой крепости, превращенной временем в холм, похожий на кратер вулкана, поскольку вершина проваливалась внутрь, по окружности на горизонте должно быть видно семь других крепостей-асаров. Так задумано, но если разрушение сильное и холм низкий, то меньше. Выбираешь нужный, ориентируешь себя по солнцу и пылишь по такыру часа два. Обычно к исходу этого времени на горизонте появляется холмик. Корректируешь направление, пылишь ещё часа два и ты на месте.

 

Осмотревшись, полазав до сыта по руинам, разводим костёр и завариваем чай в кумгане. Приспособления не нужны, просто ставишь свой силуминовый кувшинчик на такыр, обкладываешь его саксаулом и поджигаешь. Вода во флягах и так почти горячая, закипает быстро. Вынув из костра кумган, открываешь крышку, насыпаешь заварку и размешиваешь её горящей веткой. Погашенный в чаю саксауловый уголёк придает чаю особый вкус и аромат, хотя солоновато-мыльный привкус полностью устранить невозможно. Перекусив, обустраиваем ночлег в чаше кратера – там не будет змей и ядовитых насекомых, но бывалые археологи спать в центре этой вогнутой линзы не рекомендуют, дурная энергетика. Не люблю это слово, оно ни о чём, маскирует суть духовных явлений, низводя их в как бы доступный и понятный горизонт научной терминологии, деперсонифицируя и делая нейтральными тайные силы, скрытые за необъяснимыми действиями и явлениями.

Речь в данном случае идёт о ночных кошмарах, наваждениях или галлюцинациях, которые, по словам бывалых, подстерегают опрометчивых любознаев, решивших доверить свой сон мертвому городищу.

 

Наша команда отработала на асарах весь август. Девчонки потом поехали домой, мы с Андрюхой и Вовцом двинули в Термез к Тиграну Константиновичу Мкртчеву копать буддийский монастырь, а с Костиком приключилась оказия. Сколько точно не помню, но недели две мы уже проработали, когда с Байконура запустили очередную ракету. Запуск космического корабля требует сжигания туевой хучи кислорода, а значит, в районе космодрома образуется область если и не вакуума, то кране разреженной атмосферы. И в эту пустоту со всех сторон со страшной скоростью начинает течь воздух. Грета, мать твою, Тумберг, где ты? Черти Зелёные, ау! Планета гибнет! У нас из-за пыльной бури на два или три дня прекратились работы. Мы крепили палатки и прятали в рюкзаки все свои вещи и одежду, кроме той, что на себе. Для понимания силы ветра: из кухонной палатки укатило 50-ти литровый баллон с пропаном, а это порядка 35кг, причём, он стоял и его уронило.

 

Антагонизм погоды и непредсказуемой перистальтики большинства археологов привёл к тому, что все окрестные кусты после бурана были украшены длинными, но сильно истрёпанными лентами туалетной бумаги. Дело в том, что никто не рисковал убирать сей предмет личной гигиены слишком далеко, чтобы не устраивать пляску святого Витта, ощутив внезапный спазм в нижней части своего тулова. Посему под каждой койкой, как часовой у знамени полка, бессменно бдел рулон дефицитного в те годы изделия целлюлозно-бумажной промышленности. Ну, и случилось то, что случилось, а именно, нерадивые любители мягкой подтирки лишились своего богатства с первым же порывом антропогенного катаклизма не такого уж и местного значения («о влиянии запусков космических летательных аппаратов на погоду в регионах» желающие могут найти информацию в сети по закавыченной фразе). Особо одарённых оказалось не мало, но так или иначе пострадали все, ибо у каждого что-нибудь да улетело в пустыню на крыльях пыльного ветра. Однако самый лютый ржач вызвала находка страниц чьего-то паспорта, нанизанных на ветки саксаула.

 

Поначалу было весьма стрёмно выходить из палатки, ибо плотность пыли была такова, что уже в трех метрах от себя ты не отличил бы душевые кабины от экспедиционной «шишиги» (ГАЗ-66). Но наши бывалые коллеги ухитрились на другой же день смотаться на какие-то генеральские каналы и наловить там здоровенных представителей пустынной ихтиофауны с подозрительным названием змееголов. Нечто среднее между сомом и щукой с окраской питона. Тварь крупная и мясо у неё нежное. Жарили в большом казане на дровах всё из того же саксаула. Прогорают они быстро, а на том шквальном ветру превращались в пепел практически мгновенно. Именно в пепел, золы от саксаула – мизер. В ловле мы не участвовали, но дрова наше трио добывало исправно, а потому жареным змееголовом насытились всласть. К тому же многие не рискнули бродить в вихрях пыли да ещё в сумерках с риском потеряться и заночевать где-нибудь под кустом на такыре. Когда буря улеглась, на дне казана обнаружили слой глины на три пальца толщиной.

 

Так вот, когда началась эта круговерть, у Костика «поехала крыша». Его аномальные спайки в коре головного мозга вошли в непримиримый конфликт с аномальными же скачками атмосферного давления, и Костик на 99% утратил дееспособность. Из жизненных функций у него сохранилось лишь полдюжины элементарных, типа: стонать, пребывая в горизонтальном положении или утолять в том же положении минимальные потребности в пище и воде. Короче, Костик практиковал шавасану 24х7, и это начинало беспокоить не только нас, но и руководство экспедиции в лице Ляли (Ларисы Михайловны) Левиной.

 

Небольшая справка. Финансирование экспедиции осуществлялось из бюджета строительства водовода, который должен был соединить артезианские источники воды в Кызылкумах с Ленинском (Байконур), по статье "охранные работы по сохранению прилегающих к трассе некрополей и городищ". Наиболее значительные раскопки производились на городище Алтынасар. Хорезмская экспедиция в Кызылкумах работала с 1973 по 1993 год.

 

«За глаза» между азиатскими археологами нашу экспедицию именовали «синагогой». По этой, вероятно, причине к нашему Костику Ляля относилась по-матерински. Ко мне, кстати, тоже, но, скорее, по-братски, с теплотой и доверием, ибо евреи вообще признают меня (как часто бывало и с моей покойной маменькой) за соплеменника (что интересно, старый казах, пытаясь угадать мою нацию, перебрал, включая евреев, все местные, – узбеков, казахов, таджиков, – а когда услыхал, что я русский, не поверил и, лукаво рассмеявшись, погрозил мне пальцем). Поэтому при расчете я получил приглашение в следующем году участвовать в раскопках, а вот Андрюхе с Мариной не фартануло. Как-то на подъемке я подобрал римскую бронзовую фибулу, застёжку от плаща-накидки, типа броши. Притащил её к Ляле идентифицировать, а она её у меня отжала, сказав, что мне эта цацка без надобности, а ей сгодится для датировки. Взамен устроила мне персональную лекцию по истории Хорезма, асар и их населению (помню только сам факт, от содержания остались лишь тени и крохи).

 

Короче, в распоряжении армейских, которые строили трубопровод, имелся вертолёт. Ляля с ними связалась, сообщила, что у нас ЧП, и они эвакуировали Костика в Ленинск. Оттуда это расслабленное тело самолётом отправили в Москву, где его уже встречала мама Эля, доставившая своё невезучее чадо в родной Нижний. Там, по случаю, гостил некто Воробьёв, знахарь-травник из Самарканда (где я на следующий год с ним и познакомился). Мудрый лекарь стал потчевать Костика супердозами мумиё по 10г на приём и какими-то горными травами, перетёртыми в пыль, порцию которой он заглатывал, запивая водой. Дней через десять Костик бегал, что твои зайчики, которым Айболит пришил новые ножки взамен старых, никуда не годных по причине их ампутации трамвайными колёсами.

 

В Кызылкумах, однако, побывать больше не довелось - Андрея не звали, а мы втроём, как никак, были одна команда. Да и вообще, после 93-го там уже не копали, да и в целом после распада Союза археология в Азии, кажется, стала угасать. В тот год, закончив работу в пустыне, мы, как я уже говорил, отправили девиц по домам, а сами двинули в Термез, где экспедиция начиналась не с первого сентября, как мы почему-то думали, а с двадцатого, и нам с Вовцом и Андрюхой предстояло по этому поводу три недели неприкаянного отдыха и разных других приключений, но это, как говорится, совсем другая история.

__________________

*) Джетыасар (Джеты-Асар, Жетиасар, Джетыасарская культура) (от казахского семь (много) крепостей) — группа городищ (не менее 20) конца I тыс. до н.э — VIII в н.э., расположенных в северной части древней дельты Сырдарьи. Основная часть городищ расположены в полосе 45 — 90 км южнее современных города Байконур и посёлка Джусалы в Кызылординской области Казахстана.

Наиболее значительны крепости Алтынасар (занимающая 17 гектаров), Курайлыасар, Караасар, Базарасар, Томпакасар, Жалпакасар. Высота городищ над окружающей равниной от двух до десяти метров.

Все городища Джетыасарской культуры хорошо укреплены, обязательно приурочены к древнему руслу, в их основе лежат одна или несколько двух-трёх этажных крепостей, по всей видимости выполнявших роль общинных домов. Население занималась ирригационным земледелием, скотоводством и рыболовством, через район городищ проходил важный караванный путь от Тянь-Шаня к устью Волги.

Джетыасарская культура связывается одними археологами с культурой древних тохаров и эфталитов, другими — с культурой кангюйских племён.

Памятники были впервые исследованы Хивинской экспедицией АН СССР под руководством С. П. Толстова в 1946—51. Исследования продолжались в 1973-1993 годах под руководством Л.М. Левиной. Наиболее значительные раскопки городища Алтынасар и прилегающих некрополей были выполнены во второй половине 1980-х - начале 1990-х годов как охранные работы при строительстве водовода, соединяющего артезианские источники воды в Кызылкумах с городом Ленинск (современный Байконур). (Википедия)

 

На фото мы с Андрюхой глубоко в пустыне в неглиже на одном из асаров.