Занавес
У моих знакомых был дед, бывший профессор университета, блистательный оратор, член партии. В прошлом стройный, красивый человек, с шевелюрой густых волос, с чёрными угольными азиатскими глаза
В соответствии со своими заслугами и положением, он получил от государства просторную квартиру в элитном доме в центре нашего города. В этом доме жили партийные и государственные работники высокого ранга со своими семьями. А примерно в тридцати километрах от города ему выделили участок земли, на котором была выстроена дача, посажен сад и выращивался огород. Дети росли. Они с женой вышли на пенсию. Сын женился, появились внуки. И они жили все вместе в их большой квартире. Летом все выезжали на дачу и проводили там весь жаркий сезон.
Герой нашего рассказа старел, дряхлел. И вот наступил тот возраст, когда память стала избирательной. Помнилось лишь то, что было давным-давно, в далёком детстве, а то что было вчера или даже сегодня утром стиралось словно ластиком.
Еще звонили бывшие коллеги, интересовались. Еще приглашали на юбилеи кафедры и университета. Но все реже и реже. Еще награждали медалями, знаками, деньгами, грамотами по поводу и в связи. Но сил уже не было ходить на эти событийные дела. Да и не понимал он последнее время почти ничего, о чем там говорили какие то люди, что они от него хотели. Стирались постепенно из памяти лица, даты, события. Забывалось все то, что когда-то было его жизнью и ее смыслом.
Он высох и стал похож на пятнадцатилетнего подростка, только с совсем седыми волосами и согнутой спиной. Теперь ему всегда хотелось тихо сидеть в своём старом кресле с раскрытой газетой на коленях и полузакртыми глазами и думать о чем то своём, неведомом никому.
О чем он тогда вспоминал? О том, как мама молодая и красивая, только что подоив их корову-кормилицу, налила ему в кружку парного молока, а он маленький, розовощекий пьет и молоко стекает с его губ на подбородок. Мама смеется, вытирает ему рот рукавом, хватает его в охапку и целует его в нос, в красные, чуть обветренные пухлые щёки и они весело смеются и очень-очень любят друг друга. Или, как он подростком несётся по бурятский степи на коне и все ветра соревнуются с ним в скорости.
Дети и внуки были терпеливы к его старости. Невестка, умная и всепонимающая, изо всех сил старалась сохранять в семье душевный покой и гармонию. С ранней весны они увозили его на дачу и они жили там с супругой, со своей верной спутницей жизни до глубокой осени. Дом был теплый, воздух свежий. Дети приезжали каждые выходные. Отпуск также проводили на даче.
Природа там замечательная, сосновый лес, недалеко широкая чистая река, горы.
Однажды дед встал рано утром. Умылся, побрился, причесал свою седую шевелюру, надел чистую байковую рубаху. И пока все спали, открыл калитку и ушел. И все. Больше его никто не видел. Никогда. Все многолетние поиски не привели ни к чему.
И только памятная табличка с его барельефом и с перечислением его должностей и званий скромно висит на углу того элитного дома, где он жил. Он словно тихо напоминает о себе с нее, беспристрастно глядя на равнодушно прходящих мимо людей, которые никогда не узнают о каком-то профессоре, открывшим ранним утром дачную калитку и ушедшем туда, далеко, к молодой красивой маме. В бурятскую степь, где дуют теплые летние ветра.
А вот еще история.
У моей подруги детства мама как-то незаметно и очень быстро першагнула тонкую грань между бодрым пенсионерким периодом и унизительным старческим слабоумием. Быстро и безвозвратно. Она удивляла дочь своими вопросами и просьбами. Поведение ее было непредсказуемым. Она становилась то деспотичной железной старухой, то наивной маленькой девочкой, то совершеннейшим растением, апатично взирающим на окружающих.
Галина была очень сильной и волевой женщиной, по-своему красивой. Страсти кипели в семье всегда. Муж, Володя, любимец женщин, ловелас до старости, попортил много крови жене, изменяя ей, и, по-моему не особо скрывал это. Хотя, по воспоминаниям, очень ее боялся. Но натура была такая, игривая. И на даче у него также была какая-то одинокая зазноба, а может и не одна.
Галина его любила, измены не то что бы прощала, но, видимо как то приспособилась к ним. И выстроила их жизнь так, словно и нет никаких измен, а есть вот он, ее любимый Володя, преданный ей до старости лет.
В какой-то момент она словно сломалась. В ее глазах появилась какая-то безысходность и печаль. Она как девочка плакала, жалуясь дочери, что ее не кормят, а она так хочет кушать.
Дочь забрала ее к себе. Ела она много и часто и тут же забывала об этом. Однажды, домочадцы проснулись ночью от звука хлопнувшей входной двери. Она ушла в холодную, ветреннюю, зимнюю ночь в тапочках и сорочке.
Дочь ее нашла, вернула. Она сидела на диване мокрая, злая и такая несчастная, словно ей не дали уйти туда, где ее очень ждали и любили. А может, она пошла к своему Володе, ведь он ее единственный и она его единственная.
Что же движет стариками в эту минуту, когда они уходят из дому? Ведь они помнят, как открывается дверь, помнят о том, что из нее можно выйти. Кто их зовёт и куда?
ЭВКЛИД
Чем старше ты становишься, тем злее
Тем больше злости в твоей старой голове
Твои бока полнее и полнее,
А также полный крах в запутанном уме.
И ты уже не помнишь, что сегодня
Подумал утром, что сказал в обед,
Не помнишь книг и фильмов прошлогодних,
Не помнишь, кто Эвклид, кто Архимед.
Зато ты помнишь номер той квартиры,
В которой жил какой-нибудь сосед,
Ты помнишь имя мальчика задиры,
Или какой был на экзамене билет.
Зачем тебе теперь воспоминания?
Они отрывисты, невзрачны и глупы.
Зачем такие времени касания?
Ход жизни не изменится, увы!
Ты как потрепанная книжка в этом мире,
Ее захлопнули, откинув на комод,
Тебя когда-то ждали и любили,
Но жизнь твоя прошла. За годом год.
И вот ты злая, временем побита,
Никто не любит больше и не ждет.
Глядишь в окно и тянет как магнитом
Шагнуть к тому, кто руки разведет.
Поймает тебя нежно и как в детстве
Укроет от бессмысленных обид.
И вспомнишь Архимеда наконец-то.
Что был ещё какой-то там Эвклид...
Нет, не придумали еще учёные лекарства от старости. И вряд ли придумают. В душу иньекции ботокса не вколешь, пластическую операцию не сделаешь. Душу ее можно только очистить светлыми мыслями, независтью, смиринем. А тело дрябнет. И после определённого возраста, хотите вы того или нет, оно становится совсем уж малоподходящим для полноценной жизни. А с мозгами что происходит?! Там ведь сплошная "нейробулимия" какая-то! И никакие таблетки, никакие психологи не помогут. Тут тайна человеческого сознания, неведомые ее уголки и закоулки, переходы сознания из одного уровня на другой, вспышки и угасания, а попросту тупик этого сознания! Все!
И вот ты уже не человек, а потрёпанный футляр с хрупкими костями, измученным "ливером", с больным от надрыва жизни сердцем. Печальный видок! Печальный и неизбежный. Испытание для близких и для твоего изредка проявляющегося сознания. Деликатность бытия или существования - так бы я назвала этот отрезок жизни каждого человека.
Близкие видят в тебе все того же родного человека, но уже видоизмененного физически и морально и им от этого горько, кому то страшно и непонятно. Как же так? Жалость сменяется раздражением, умиление от воспоминаний - физической и моральной усталостью. Итак, по кругу. И нет выхода из этого лабиринта. И нет покоя никому. И нет пути назад.
Выход, конечно есть и он один. И все о нем знают, но гонят от себя мысли плохие, греховные, по ночам пугающие. И выход этот печален и неизбежен.
Все! Ты ушел! Оглянулся на этот мир на прощание или не успел, окинул прощальным взглядом свою жизнь или посмотрел на нее уже из другого измерения. Теперь это уже не важно. И ничего не важно. Тебя нет. Все есть, скамейка во дворе, твой махровый халат и тапочки, твоя кружка с недопитым чаем, лекарства на столике, твой телефон с номерами подруг и друзей. И даже кот, молчаливый свидетель твоих амнезических выкидонов там же на месте, на диване! А тебя нет. Ты растворился, пропал в запутанных параллельных мирах.
Прощальные печальные речи, слова, которые говорят всем почившим или просто молчание. Кто что заслуживает. А что тут скажешь? Отмучился и все отмучились. Выполнил свою миссию. Исчез. Занавес.
