С Поэтом я – на дружеской ноге

Я выл и трясся в творческом экстазе,

стенал и рвал воло́сья на груди:

"Поэт – лишь Я, планеты посреди!

Твореньям прочих место – в унитазе!

 

Мне не с кем ни обмолвиться словцом,

ни выпить водки... Был один, мне равный –

тот самый внук арапа достославный

с заросшим бакенбардами лицом.

 

Он тоже вхож в тот сад, где переливы

рулад, что мне выводит хор из муз

(ведь нынче – лишь со мною их союз,

бедняги музы мной одним и живы);

 

он – тоже гений, тоже корифей...

Орлами мы парим над всеми вами!"...

И утешаясь этими словами,

заснул я было, но шалун Морфей

 

явил мне презанятный пируэт:

туман искристый с потолка спустился,

немного померцал, потом сгустился

в известный всем со школы силуэт...

 

И видя трость (точёный палисандр),

цилиндр, бакенбарды и крылатку,

я с книгой облик сей сличил украдкой

и возопил: "Да ты ли, Александр?!".

 

И пальцем указав ему на кресло,

я на него приветливо взглянул,

и руку для пожатья протянул

(другой рукой почёсывая чресла),

 

и хохоча спросил: "Ну что, брат Пушкин?",

ответ предвидя: "Так, брат, как-то всё"...

И предложил: "По рюмке засосём?

Иль, может, пива, Саша? Где же кружки?..".

 

Но он... отверг возможность быть мне братом!

И был его демарш – необъясним!

"На дружеской ноге" хотел я с ним,

а он меня послал искусным матом!..