ПИСЬМО
Опустевший ночной перрон…
На асфальте — гвардейские ленточки…
Я пишу на листочке в клеточку
Допотопным «вечным пером» —
Поршневой авторучкой «Parker»:
Разбирая скопившийся хлам,
Среди прочего барахла,
Я нашел её в старенькой папке.
Ты, отец, меня извини:
Стал, с годами, не нужен просто
Привезенный тобою с фронта
От союзников сувенир.
Сколько ж лет она здесь хранилась?!..
Я и думать о ней забыл…
Но, зачем-то, почистил, промыл
И заправил, купив чернила.
Как лелеял её ты и холил!..
В детстве я от восторга дрожал,
Когда ты мне ее… подержать
Разрешал… за успехи в школе.
Ну, а позже — классе в восьмом —
Этой ручкой, уже без волнения,
Я писал свои сочинения…
А сейчас, вот… пишу письмо.
Почему?.. Возрастное, быть может:
В сантименты толкают года.
Я ж тебе не писал никогда,
Да и ты мне, помнится, тоже.
Так… По праздникам — телеграммы…
Иногда — телефонный звонок:
— Здравствуй!
— Здравствуй!
— Ну, как ты… «сынок»?
— Все нормально. А как там мама?..
— Ждет, когда соберешься в дорогу:
Жаждет «чадо» прижать к груди…
— Ну, а ты?
— Приезжай, погляди!..
— Жив, здоров?.. Ну, и, слава Богу!
Мы друг друга не понимали —
В этом наша была беда…
Я к тебе приезжал иногда,
И старался — именно в мае.
В мае — два твоих главных дня:
День рожденья и День Победы.
В эти дни, у тебя, за обедом,
Собирались друзья и родня.
И — «витающий в эмпиреях» —
Я от этих твоих гостей,
Прагматичных, до мозга костей,
Торопился уйти поскорее.
А когда оставались вдвоем —
Мы пытались общаться… без толку:
Принимали по первой стопке,
И над нами, пока не нальём,
Тишина повисала немая:
Мы не знали, о чем говорить,
И спешили скорей повторить,
Вновь, друг друга не понимая.
Помню встречу в аэропорту
И последнее наше «застолье» —
За буфетным столиком… стоя…
С горьким вкусом слюны во рту.
Домодедовская суетня…
«Причащаемся» — скрытно и ловко:
Под полой у тебя — поллитровка,
И складной стакан — у меня.
Мы тогда — четверть века назад —
Разлетались в разные стороны:
Я — с Поволжья в Сибирь — весь зашоренный,
Ты — домой, в родной Ленинград.
Ты сказал: «Я приехал прощаться».
Я ответил: «Ну, что за вздор!».
Не поверил… но нам, с тех пор,
Больше не довелось встречаться.
Это позже сказала мне мать,
Придавив меня этим морально,
Что ты ездил в Москву специально,
Чтоб меня еще раз повидать.
Не за нежностью, не за сочувствием,
(«Сопли» ты не терпел и сам) —
Просто рядом побыть полчаса…
Видно, что-то уже предчувствовал.
Вот и я от предчувствия стыну.
Всё завязано в нашей судьбе:
Каждый год, как когда-то к тебе,
Я теперь приезжаю к сыну,
Он радушно меня принимает,
Я сыновнюю вижу любовь…
Но и с ним, как когда-то с тобой,
Мы друг друга не понимаем.
Нам неловко… мы, молча, сидим…
Как же это, до боли, знакомо!..
И девятого — я из дома
Выхожу рано утром. Один.
Я — с гвардейскою ленточкой шелковой,
Мой маршрут в этот день таков:
Место встречи фронтовиков…
Пискаревское кладбище… Волково,
Где покоитесь вы — ты и мать…
Я — по возрасту — твой ровесник.
И ко мне скоро явится «вестник»…
Я учусь и тебя понимать,
И публичное одиночество…
Посижу с вами — и на вокзал.
Ночью зябко, но в теплый зал
Мне идти, почему-то не хочется.
Поезд в пять, а сейчас — только третий…
Нынче праздник — сплошная печаль:
Из друзей твоих — однополчан —
Я уже никого не встретил.
Встреча с ними — мой долг вам, родители.
Значит, больше не быть и ей:
Растворяется в небытие
Поколение победителей,
И от этого очень больно…
Хорошо, что я не спешу.
Я сейчас письмо допишу
И сложу его в треугольник,
Непременно вложу в него,
Сняв с себя, гвардейскую ленточку,
Аккуратно выведу в клеточках
Неизвестный мне адрес твой:
«Мироздание. Вечность. Отцу», —
И пошлю. Как в войну. Без конверта…
Если есть временной конвертер,
Прикоснись к моему лицу!
Санкт-Петербург. 2012 г.
