Трасса 29 (продолжение)
Гэри, обхватив упирающуюся Линду сзади за талию, втаскивает её из прихожей в комнату. У платья на Линде нет бретелек, оно держится на резинке, охватывающей её тело поперёк груди под мышками. От возни лёгкое платье сползло и едва прикрывает соски. Линда отбивается и, извернувшись, поворачивается к Гэри лицом. Волны растрёпанных волос плещут по её влажным от пота плечам и спине. Гэри тянется губами к её лицу, а она, прогнувшись назад, упирается ладонями ему в грудь. Его лицо лоснится от пота, он сильно прижимает Линду к себе и, нервно посмеиваясь, часто облизывает губы. Прерывисто дыша, постанывая и запинаясь на каждом слове, Линда произносит:
– Ты …не хочешь …выпить?
– Выпить? Ты думаешь, мне стоит? – он тоже говорит прерывисто, охрипшим голосом. Они как два разгоряченных и задыхающихся танцора после самозабвенно и азартно исполненного танго.
– Может быть …да …да, да! – и несколько не к месту, как бы ощущая какую-то неловкость или пытаясь притормозить настойчивого ухажёра, добавляет, – Вымой руки.
(Ну, чем не домоправительница фрекен Хильдур Бок, запирающая голодного Малыша в его комнате с теми же самыми словами.)
– Вымыть руки? – гнусавит Гэри, превращаясь из распалённого любовника в капризного карапуза. – Зачем я должен мыть руки? Зачем?
Истерически всплеснув раками, скривив губы, дёргаясь, как марионетка на ниточках, и тряся опущенной головой, он поворачивается к лестнице и, взбежав на три ступени, останавливается, упершись задом в стену.
– Ну, если ты не хочешь… я просто думала…
– Ты хочешь заставить меня?
Склонившись вперёд с безвольно обвисшими, словно у тряпичной куклы, плечами, он поочерёдно шлёпает ладонями одна об другую, будто стряхивая с тыльной стороны кисти воду или грязь.
– Почему ты так себя ведёшь? – принимает на себя роль расстроенной мамочки Линда. На лице её изображено страдание, сложенные на груди руки мнут посаженное на место платье.
– Я не хочу мыть руки! Я не буду, не буду! – капризный мальчишка суёт ладони себе под мышки, трясёт рыжей чёлкой и топает ногами, гнусаво вопя: «Не буду! А-а-а!»
– Мартин, перестань сию же минуту! Ты меня слышишь! Прошу тебя! – со всхлипом выкрикивает Линда, переминаясь с ноги на ногу у основания лестницы и продолжая теребить платье на груди стиснутыми в кулачок пальцами. Кажется, у «мамочки» кончилось терпение.
– Я капризный мальчик? – плаксиво спрашивает Гэри. Не поднимая головы, он вынимает левую руку из-под мышки и, вытянув её вперёд, как бы нехотя, делает шаг на ступеньку вниз.
Линда, выпустив, наконец, из нервно сжатой ладони смятое платье, нерешительно протягивает руку ему навстречу, но лишь только их пальцы соприкоснулись, как он снова превращается в распалённого похотью властного самца.
– Иди сюда!
С быстротой кобры схватив её запястье и резко дёрнув, Гэри танцевальным движением притягивает Линду к себе и крепко обнимает её за талию обеими руками.
– Ты собираешься пожелать Марти спокойной ночи?
Она тяжело дышит ему в лицо, её ладони ложатся ему на плечи. Он подаётся вперёд, всё сильнее прижимая Линду к себе. Она откидывается назад, теряет равновесие, и её руки обвивают его шею.
– Ты уложишь меня в постельку?– его голос делается низким, бархатным и вкрадчивым. – Уложишь? – Он целиком захватывает её губы своим широко открытым ртом, как младенец забирает беззубым ротиком материнский сосок. Потом опускается ниже, забирая в рот её подбородок, и Линда покорно сникает в его объятиях.
– Мамочка. Мама…
***
Стоя возле кабинета главврача, Генри заглянул внутрь через стекло слева от двери. Белый крахмальный халат, светло голубая рубашка, бледный галстук в тонкую косую полоску, густая с сильной проседью шевелюра, – Бернард был лет на десять старше него, – три мощных складки морщин на невысоком лбу, чуть косящий левый глаз и усики а ля Gomez Addams. Шеф вызвал его уже давно, но Генри, пользуясь дружескими отношениями, взял в привычку не оказывать особого рвения по отношению к начальству. Неурочный вызов, однако, не сулил ничего хорошего.
Нерешительно постучав, он увидел приглашающий жест своего визави и повернул дверную ручку. Войдя, он откинул полы расстёгнутого белого халата и спрятал руки в карманы брюк. Психологи говорят, что таким образом мужчины снимают нервное напряжение и добавляют себе уверенности. А ещё, не спрашивайте меня как, они при этом производят своеобразный массаж, в результате которого их организм вырабатывает гормон окситоцин, также оказывающий успокаивающее действие на нервную систему.
– Прости меня, Бернард, я знаю, что должен был придти раньше, но состояние миссис Хэнвол было очень сложным. – Вытащив руки из карманов, он широко развёл их в стороны, демонстрируя свою покорность судьбе (мол, повинную голову и меч не сечёт), и закончил с вопросительной интонацией, – Итак, я здесь.
Бернард, сидевший в кожаном вращающемся кресле, закинув ногу на ногу и держа на колене большую толстую книгу, произнёс с подозрительной осведомлённостью:
– Миссис Хэнвол?
– Да.
– Варикоз вен, не так ли?
– Да, варикоз вен. – Генри пододвинул стул и, без приглашения сев, пошутил, – Нет, лучше так: варикоз мозга.
Главврач, помахал рукой, указывая на стул под Генри, и саркастически предложил:
– Присаживайся, – и, сделав паузу, добавил, – Пожалуйста.
Генри неловко поёрзал, и сказал:
– Да. Спасибо. Э-э… Случилось что-то особенное?
Бернард закрыл свой фолиант и положил его на край стола. Это был том жёлтого цвета с названием на корешке большими чёрными буквами «AGING» (Старение).
– Нет, как обычно. – Ответил Бернард с тем же сарказмом, которого Генри предпочёл не замечать.
– Ничего серьёзного, я полагаю?
– Доктор Генри…
Генри поёжился и со свистящим звуком втянул в себя воздух сквозь сжатые зубы, изобразив холод, которым на него повеяло от официального обращения Бернарда. Он всё ещё надеялся удержать беседу в русле дружеского трёпа, игнорируя напряжение, с которым главврач этому противился.
– Что случилось? – Бернард ответил игрой в непонимание на его игру в панибратство.
– Доктор? Что за формальности, Бернард?
Главврач открыл журнал учёта процедур.
– Сегодня утром, в одиннадцать пятнадцать Вы сделали мистеру Энису укол.
– Да.
– Можете сказать мне, что это было?
– Оу, а-а… пенициллин, я думал у него…
– Вы знаете, что это? – Бернард протянул Генри журнал.
– Конечно.
– Тогда прочитайте.
Генри не принял протянутого журнала, но, приоткрыв его прямо в руках главврача, прочёл нужную запись и с огорчением хлопнул себя ладонью по лбу.
– Ох, я должен был проверить. Конечно. Но…
– Но?
– Я знаю. Конечно. Мне жаль…
– Мистер Энис рассказал нам, что Вы думали вовсе не о работе, – Бернард взял жёлтый том и ещё один, лежавший под ним, такой же, но серый, и, повернувшись на кресле, поставил их в книжную полку позади себя.
Генри откинулся на спинку стула, лихорадочно придумывая оправдание.
– Ну…
– Где сейчас Ваша жена, Генри? – ухмылка Бернарда благополучного завершения разговора не предвещала.
Генри традиционно развёл руками.
– Она…
– Возможно, Ваша семейная жизнь влияет на работу. – Бернард скорее констатировал сей печальный факт, чем задавал вопрос.
– Я так не думаю. – Генри покачал головой.
Брови Бернарда в знак несогласия прыгнули вверх и, чуть помедлив, опустились на место.
– Хм?!
Генри секунду сидел с приоткрытым ртом, собираясь с духом и подбирая слова. Потом встал и медленно выпрямился, слегка выпятив грудь, в попытке изобразить уязвленное достоинство. Его руки собрались было упереться в бока, но, передумав, скользнули по бедрам и потянулись к карманам брюк. Помешкав возле привычного убежища, они преодолели соблазн и, наконец, откинув полы халата назад, закончили движение в положении, соответствующем команде «вольно».
– Я считаю, что у Вас нет права говорить такое.
– Нет? – Бернард сочился сарказмом, как перезрелый томат, упавший на тротуар с подоконника третьего этажа, сочится прокисшим соком.
– Любой может сделать случайную ошибку.
– О… – Бернард, как бы что-то вспомнив, взял со стола тонкий файл и небрежно в него заглянул. – Кстати, я собираюсь уволить сестру Стайн. – Понимаете, что я имею в виду?
Губы Генри, дрогнув, сложились в гримасу обескураженного недоумения. Рот изогнулся в обиженную подкову.
– В-вы… имеете в виду… мою терапию? – искривленные и подрагивающие губы Генри явно саботировали свои прямые обязанности и не желали ему подчиняться.
– Терапию? Вашу терапию? Вы так это называете? – Бернард просто таки наслаждался ситуацией, уличив подчинённого в проступке и имея власть от души оттоптаться на его самолюбии.
Генри облизнул пересохшие губы.
– И-ишиалгия. – Пробормотал он, заикаясь, и, положив левую ладонь себе на ягодицу, нерешительно её помял. – С-седалищ-щный нерв, у-уфу-ужасно болит.
– Болит. – Бернард сочувственно покивал головой. – Ну, да. – Его губы расплылись в оскорбительную ухмылку, и он разразился скрипучим издевательским смехом, откинувшись в своём пружинящем кресле.
По лицу Генри пробегали волны противоречивых чувств, зародыш гнева сменился смятением с зачатками слёз, губы плотно сомкнулись в тонкую, как порез бритвой, полоску, и его плечи затряслись от подавленных рыданий, выродившихся в натужный, задушенный смех.
***
Красный игрушечный локомотив тянул по игрушечным рельсам длинный товарный состав. Проезжая мимо открытой двери в спальню он дал протяжный приветственный гудок. В спальне на кровати «king size», застеленной лиловым шёлковым покрывалом, в расслабленной позе, выставив голое колено из полурасстёгнутого лилового халата с цветами, лежала Линда и теребила длинную прядь своих русых с рыжиной волос.
– В его жизни нет ничего интересного. Бедный Генри. Очень, очень хороший, но …скушный.
– А зачем ты вышла за него? – Откликнулся Гэри. Он сидел возле окна на белом витом металлическом стуле, держа на коленях огромную куклу в белом подвенечном платье. – Мамочка.
– Так было нужно. Вот и всё. – Она взглянула на Гэри, который производил со своей подружкой какие-то странные манипуляции. Рубашка на нём была расстегнута, а кукольная ручка шарила по его обнажённой груди.
– Эй, что ты там делаешь? – Линда перекатилась на левый бок и подперла голову согнутой в локте рукой.
– Играю. – Не прерывая своих упражнений, ответил Гэри. – Я играю.
Большое бледное улыбающееся лицо куклы с широко раскрытыми наивными глазами было прямо перед его носом. Он вдруг отпустил её руку, и кукла, запрокинувшись, полетела на пол, издав плачущий, мяукающий звук «Мама». Гэри приподнял голову и посмотрел исподлобья на стоявшее перед ним трюмо. В зеркале отражалась его тощая грудь в распахнутой рубашке. Татуировка крупными кривыми буквами MOTHER почему-то читалась на ней в прямом, а не в зеркальном отражении. Однако Гэри это ничуть не удивило.
Линда хмыкнула, взяла с тумбочки возле кровати стакан с виски и, лёжа на животе, отхлебнула.
– Я люблю играть. – Гэри взял с трюмо чёрный косметический карандаш, подошёл к висевшему на стене поясному портрету Генри в светлой рубашке, джинсовых штанах на лямках, бейсболке и больших роговых очках и стал рисовать ему жирные усы. При этом он, как это делают дети, кривлялся и изображал крайнее старание, высунув язык, надув щёки и издавая непристойные звуки.
Линда пьяно рассмеялась, запрокинув голову. Обнажившиеся зубы металлически блеснули брекетами.
– Да. – Одобрила она экзерсисы своего внезапно обретённого блудного сына.
– Я решил, что у меня будет американское детство. – Не выходя из роли расшалившегося малыша, Гэри подбежал к стенному шкафу, достал оттуда большую косметичку и, выхватив из неё гигиенический тампон, сунул его себе в рот, затянулся как сигарой и выпустил воображаемые клубы дыма.
– Что? – Переспросила Линда.
– Я имею право на американское детство.
На экране телевизора, стоявшего возле шкафа, танцевали девочки школьного возраста. Внизу была подпись в две строки «Starfish Cloggers Wilmington». Диктор сообщил:
– Они отлично проводят время. Посмотрите, как они улыбаются.
– Они полны энергии. – Ответил ему женский голос за кадром.
– Может быть, в следующем году, если мы останемся здесь…
Гэри запрыгал, подражая девочкам в телевизоре, замахал руками и побежал на веранду, на полуслове прервав диктора паровозным гудком: «Чух-чух!..»
– Избалованный! Капризный! Слишком разбалованный! Настоящий эгоист, как вы говорите. – Раздавался с веранды его голос. – Я сыт по горло…
Гэри вбежал в спальню, а Линда, не выпуская из рук стакана с виски, на четвереньках подобралась к краю кровати, неловко спрыгнула и, разминувшись с Гэри, выскочила на веранду. Остановившись возле зеркала, она одним глотком прикончила остатки спиртного, грохнула стаканом о полку и, высунув язык, как на приёме у ларинголога, уставилась на себя в зеркало совершенно пьяными глазами.
– Я не хочу больше быть взрослым. – Сказал Гэри, раскутывая силиконового младенца в натуральную величину, мирно спавшего на кровати у Линды, и засовывая в его открытый рот свой корявый палец с траурной каймой под ногтем.
– О чём ты говоришь? – Линда, преодолевая качку от шести бального шторма, внезапно разыгравшегося в спальне, добралась до кровати и рухнула на спину рядом с потревоженным пупсом.
– В этом ничего хорошего. В этом нет чудес. – Гэри стал выдвигать ящики комода и рыться в них. – В этой жизни нет игрушек …и самолётиков …и сказок на ночь …ничего нет.
– Но так должно быть. Должно. – Прокомментировала его болтовню Линда сонным голосом, лёжа с закрытыми глазами и наматывая прядь волос на указательный палец.
Найдя в нижнем ящике пластиковый футляр, вроде большой пудреницы, Гэри с усилием его открыл и в недоумении уставился на каучуковую полусферу, которая выскочила оттуда ему в руки. Он с интересом понюхал находку, тыкаясь в неё носом, помял, сложил пополам и сунул себе в рот. Получились большие резиновые губы.
– Просто… Просто… – прошамкал он этими губами и, наигравшись, напялил колпачок (да, да, это был именно противозачаточный колпачок, влагалищная диафрагма) пупсу на лысую макушку. – О бомбах… об общих интересах …о всякой чепухе…
Он достал тюбик с лубрикантом, отвинтил крышку и выдавил немного себе в рот. Почмокал губами, пробуя на вкус новую находку, скривился и выплюнул.
– …слушать старых чудаков …о их проблемах …с потенцией. – Он угостил смазкой силиконового младенца, но тот отнёсся к его заботе индифферентно. – Пошёл к чорту этот мир! Быть ребёнком – снова – это так замечательно! Так лучше. Кроме того, это отличная карьера.
Он вынул тюбик из младенческих губ, ещё раз почмокал, показывая пупсу, как надо жевать непрошеное угощение, навинтил крышку на место, бросил тюбик обратно в ящик и, внезапно подскочив, одним прыжком оказался возле стены с картинами.
– Как принцесса Диана, ты это имеешь в виду? – Линда с усилием открыла глаза, повернула голову и, высоко задирая брови, посмотрела ему вслед.
Погремев чем-то на полке под портретом, вероятно, Линды, Гэри нашёл губную гармошку и решил испытать себя на музыкальном поприще. Перемежая слова и выдуваемые из гармошки звуки, он ответил:
– Продолжаю работать над этим. Это будет нелегко. Я собираюсь очень сильно постараться. – И Гэри закончил последнюю фразу мощным диссонансным аккордом, весьма похожим на паровозный гудок. С другой картины на него неодобрительно посмотрела девушка в коротенькой юбке, сидевшая в розовом кресле с большой жёлтой книгой в руках.
***
(Продолжение следует)
