Усть-Омчуг

Артём Белозёров

Повесть

Моя мама уехала в Магаданскую область в 1984 году на постоянное место жительства по просьбе отчима. Я оставался жить у бабушки и дедушки на Донбассе. Когда мне исполнилось 4 года, в 1986, мама меня забрала.

Первые впечатления от Колымского края я помню смутно. Белый туманный дождливый пасмурный день, осень, колымские, желтеющие лиственницами высокие сопки по сторонам, перевал, кабина голубого «зила». Дорога у самого подножия сопок.

Первые годы мы жили в небольших посёлках Ветреном, Мой-Уруста, рядом с рекой Колымой, пока не переехали в посёлок Усть-Омчуг в 300 км от Магадана.

От Москвы до Магадана нужно было лететь на самолёте 8 часов. А из Донецка – 12, с двумя пересадками в Восточной Сибири. Летать на самолёте я очень не любил. И даже не из-за того, что боялся падения самолёта, нет; просто мне не нравился салон, его серая пластмасса кресел и потолка, его запах, вызывающий тошноту. И даже красивый сплошной облачный пейзаж в иллюминаторе совсем меня не радовал. Каждый полёт был пыткой для меня.

Сложно было и добираться из магаданского аэропорта «Сокол» домой, чуть меньше 5 часов в тесной кабине «зила», «маза», «камаза», или «урала», как правило осенью, из отпуска родителей.

Смутно помню реку Колыму, её светло-серую, почти белую воду, противоположный берег в холмах жёлтых сопок, сырой запах лесной хвои, грибов и ягод. Когда мы переехали в Усть-Омчуг, я ещё ходил в детский садик.

О жизни в предыдущих местах я почти не помню, кроме только того, что на Ветреном ранней желтеющей осенью две девочки, намного старше меня, живущие в нашем дворе, взяли меня за руки и повели гулять в лес. Было красиво. Зелёный кедрач, желтая листва полярных берёз, алые осины, очень много различных грибов с красными, фиолетовыми, оранжевыми, жёлтыми, розовыми, бежевыми шляпками. Кустики голубики в сине-чёрных матовых капельках ягод и в пурпуре листвы. Изумрудно-алые ковры брусники. Помню плохо, но я потерялся. Девочек не было. В лесу я остался один. Хорошо, что знал в какой стороне поселковая дорога. Выбежал на неё из леса. И увидел маму, которая уже шла меня искать. Романтика. Но, конечно, волнительная романтика для моей мама, я был не прав.

Примерно в 1987 году мы переехали в Усть-Омчуг, на улицу Заречную. Кроме весны, безводная каменная река Омчуг делила посёлок на две части: деревянных 2-х-этажек, где жили мы и панельных капитальных 5-ти этажных домов.

Мы жили в двухэтажном, двух-подъездном деревянном доме грязно-розового цвета, как оперение самки снегиря.

В низу, в метрах 50 находился одноэтажный жёлтый деревянный детский сад. Каждый день, рано утром мама приводила меня сюда. Мне было грустно и тоскливо здесь. Я плакал и звал бабушку Валю и дедушку Диму, тоскуя по ним. Мне было здесь неуютно и дискомфортно. Было грустно и дома. Тоскливо было видеть из окон мрачные деревянные чёрные сараи, а за ними мрачные, особенно зимой, сопки с чёрными скелетами лиственниц.

Мне постоянно хотелось к бабушке Вале, на Донбасс, в Андреевку. На Колыму ссылали несчастных политических заключённых, трудолюбивых зажиточных крестьян. Взрослых. А меня за что? Мне только 5 лет. И, когда в чистом вечернем небе появлялась яркая бледно-зелёная луна, таже самая луна, что светит и над Андреевкой, над Славянском, я всегда говорил, глядя на неё: «Луночка, Луна, передай, пожалуйста, привет моей Андреевке, моим бабушке Вале, дедушке Диме, прабабушке Фросе, большой-большой привет им от меня, привет из Магадана! Владимир Семёнович Высоцкий пел: «Мой друг уехал в Магадан…» А в моём случае не мой друг уехал, а я сам уехал в Магадан и мне ещё только 5 лет.

И в Магадане климат мягче, чем в Усть-Омчуге. Зимние дни темны и морозны, до – 40. С сопок дует снежный ветер. Шуба, оленьи унты. Запах шерстяного шарфа в льдинках мороза.

Но летом здесь часто было жарким. До отпуска мы захватывали июнь, июль. Дули жаркие песочные ветры. В открытой почве даже вызревала картошка.

1 сентября 1989 года я пошёл в школу, в «нулевой класс». Мне ещё не исполнилось 7 лет. Школа Усть-Омчуга представляла собой огромное трёхэтажное панельное чёрное кубическое здание в стиле «советский модерн» из шлака-бетона. На Первом звонке, после традиционной советской песенки: «Учат в школе, учат в школе…» прозвучала песня рок-группы «Кино» «Перемен!»

В корпусе начальной школы мы находились весь день: уроки, обед, тихий час – мы даже спали по два часа, после полдник, продлёнка до вечера. Здесь даже был «живой уголок». Жило целое семейство рыжих хомячков, три волнистых зелёных попугая, два чёрных кролика в просторном вольере, аквариум с рыбками. Вечером после школы я шёл к маме на работу в местное районо. Она работала методистом. И, если в садике она забирала меня, то теперь я «забирал» её домой с работы.

Коллеги моей мамы подарили мне красивую книгу с цветными иллюстрациями «Страницы истории» об истории Советского Союза. Она завершалась 1987-1988 годами. Имела подстрочный перевод с русского языка на английский. Я постепенно знакомился с этой книгой. Читать постоянно и систематически я начал очень поздно, в начале 9-го класса.

А пока было начало «нулевого» класса. Сентябрь. Было ещё тепло и на выходных я ходил с отчимом Игорем Петровичем за грибами и ягодами к подножию сопок и выше; за Заречной улицей. Условием быстрого выхода из дома было то, чтобы я быстро, самостоятельно и правильно завязывал шнурки на моих непромокаемых кедах. Долго не получалось. Но получилось. Права, не так, как мне объяснял отчим, а как-то бантиком, по-своему.

Болотистая тундра за сараями, её губка, на сопках сменялась чёрными слоистыми пластами горной породы. Мы поднимались всё выше и выше; и уже был виден весь посёлок, его панельная часть. Кроме грибов, маслят, красноголовиков; ягод брусники, голубики, клюквы, мы срывали и кедровые шишки с вкусными орешками. Дома мы их лущили.

Моя мама, Елена Дмитриевна часто уезжала в командировки, по всей Магаданской области, на Чукотку и даже в Москву. А отчим работал водителем и тоже часто и надолго уезжал в рейсы. Мне приходилось жить у их знакомых и приятелей. В чужих домах и семьях я очень стеснялся и постоянно испытывал стресс.

Наконец-то в 1990 году, зимой к нам приехала наша бабушка Валя, Валентина Марковна Капустина. Теперь я всё время был с ней. Она провожала меня в школу, сразу после уроков забирала меня домой. До её приезда я часто ходил в школу один, даже зимой по морозу ранним тёмным утром, похожим на ночь. Шёл мимо старого золотого прииска, над высоким обрывом с огромными елями, через подвесной деревянный мост над каменной рекой Омчуг с белыми кварцами с золотыми прожилками. К школе ездил автобус, но я часто на него опаздывал.

Теперь, когда приехала бабушка Валя, я всё делал с ней. Мы ходили по магазинам, за хлебом, за мясом, за сливочным развесным мороженым в бидонах; покупали мешок яблок, или свежемороженой свинины; привозили продукты на санках. Теперь мы разговаривали с луной вместе с бабушкой. И бабушка Валя тоже передавала привет Андреевке через луну.

Бабушка погостила у нас всю зиму. А в апреле улетела домой на Донбасс. Мне опять стало грустно.

В конце 1980-х годов в моду вошли видеомагнитофоны. И, чтобы не тосковать у окон с видом на заснеженные сопки, жители улицы Заречной смотрели диснеевские мультики и голливудские художественные фильмы «Том и Джерри» (о котёнке и мышонке), «Утиные истории», «Чип и Дэйл», «Микки Маус», «Багз Бани» (о хитром кролике).

Игорь Петрович брал видеомагнитофон на прокат у своего друга дяди Вити Устьянца. Первый фильм, который я посмотрел был «Хищник» со Шварценеггером, второй – «Командо» с ним же. Потом фильмы: «Остров Дракона» с Брюсом Ли, «Рэмбо: Первая кровь» - первая, вторая и третья части циклов фильмов с Сильвестром Сталлоне. Но больше всего мне понравился первый фильм о Рэмбо и прежде всего тем, что природа вокруг американского городка напоминала мне природу в окрестностях Усть-Омчуга. Горы похожие на сопки, особенно за нашим атп, на повороте, такие же высокие ели, каменистые скалы. Фильм скорее всего снимали на Аляске, которая до 1860-х годов была единственной российской колонией, а после стала одним из штатов Сша. Ещё в поселковом кинотеатре я посмотрел два фильма о гигантской обезьяне «Кинг Конг» и «Кинг Конг жив».

Из отечественных фильмов конца 1980-х годов я посмотрел «Асса», но он мне показался очень грустным и скучным. Хотя уже тогда я заинтересовался вопросами: а кто это за российский император Павел Первый? А кто такой его сын Александр Павлович? «Полно ребячиться – ступайте царствовать!» А в самом конце «Ассы» я услышал уже знакомую песню «Перемен» группы «Кино». Оказалось, что автор этой песни ленинградец Виктор Цой, а «Кино» это его группа.

А, когда я услышал одну из ранних песен Виктора Цоя «Алюминиевые огурцы», её слова припева:

«А я сажаю алюминиевые огурцы

На брезентовом поле…» -

Я подумал, что это о войне, во Вьетнаме, или в Афганистане, о минах на минном поле, о минёре. И, что слова эти совсем не весёлые, не абстрактные, а наоборот – конкретные и трагические.

Ещё по телевидению я любил смотреть мультик о Домовёнке Кузе и его друге Нафане. О том, как они переехали из деревянного древнерусского домика в панельную современную высотку конца 1980-х годов, в семью маленькой девочки, их подружки.

«Нафаня! Мой сундук со сказками пропал!» «Не плачь и не печалься! Отыщем твой сундук!»

Постепенно выяснилось, что у меня гуманитарный склад ума. Но до этого момента Игорь Петрович пытался заинтересовать меня техникой, машинами. Два-три раза он брал меня с собой на свою работу, в атп (автотранспортное предприятие). Я гулял по гаражам. Смотрел на грузовики: бортовые «зилы», на «мазы», «камазы». Но меня интересовало не их устройство, не желание научиться на них ездить, а эстетическая сторона – мне хотелось их нарисовать. Вот у этого «зилка» кабина голубая, а у этого фиолетовая, а у того красная. Этот зелёный «маз» тягач, а тот оранжевый с металлическим кузовом. И дома я пытался их рисовать. Нарисовал «зил» с красной кабиной и с красными бортами. И Игорь Петрович, поняв, что к технике меня не тянет, заставлять в неё вникать не стал.

В Усть-Омчуге, рядом с нашей школой и маминой работой было кафе «Евражка». Оно находилось в уютном подвальчике кинотеатра. Здесь была деревянная лакированная дубовая мебель, столы и стулья. Стены были обложены, покрытыми лаком, булыжниками. На центральной стене масляными разноцветными красками был написан колымский пейзаж «Озеро Джека Лондона» очень реалистично. Его прозрачная, синяя вода, ели и лиственницы по его берегам, лиловые сопки. Пейзаж был осенний, жёлто-золотой.

В «Евражке» было много сортов мороженого: сливочное, шоколадное, с ореховой крошкой, со сгущёнкой, с ярко-зелёными кусочками свежих киви, с вишнёвым, голубичным, брусничным, клюквенным сиропами; различные виды фруктово-ягодного желе; сушёные и маринованные бананы и финики.

Мы часто бывали здесь с мамой, несколько раз с бабушкой. Я долго не мог понять, что такое евражка? Оказалось, что это животное – разновидность суслика, чем-то похожего на бурундука, чем-то на сурка, живущего в норках, поэтому и кафе с таким названием находилось в подвале.

В начале 1991 года «Евражку» к сожалению закрыли. И в 1991 году, и в Усть-Омчуге стал ощущаться всесоюзный кризис.

Маме и отчиму перестали платить зарплату. Выдавали на руки продукты. Игорь Петрович приносил не ощупанных мёртвых куриц в белом пере. И на Колыме ввели талонную систему на основные продукты питания, увеличились очереди, начались убыточные денежные реформы. Зато появились американские шоколадные батончики «сникерсы» и «марсы». В магазинах некоторое время на витринах оставались лишь: свежие крабы, моллюски-трубачи, напоминающие по вкусу кальмаров, только вкуснее, их нужно было варить, после обжаривать с луком и подавать с картофельным пюре; была также морская капуста в стеклянных и консервных банках; но скоро крабы, трубачи и морская капуста тоже исчезли с магазинных прилавков.

Советский Союз, как выяснится чуть позже, доживал последние месяцы. Кризис чувствовался во всём, даже в окружающей поселковой природе. Всё вдруг стало казаться упадочным, трухлявым, разрушающимся: дома, заборы, сараи.

Перестройка-горбачёвка оказалась не перестройкой, а разрушением и крахом. Убивали не просто СССР, убивали Российскую империю со времён Петра Первого, с 1721 года.

Мой отчим и моя мама решили продать нашу квартиру на улице Заречной и уехать из Усть-Омчуга на Донбасс, в Горловку, к маме Игоря Петровича Вере Васильевне.

Я гулял по посёлку, прощаясь с ним. На память взял на старом прииске несколько пиритов с золотой породой. Несколько небольших камней, что-то среднее между золотом и бронзой. На Омчуге я нашёл три белых кварца с пиритными прожилками. На память. Маме коллеги подарили ценную книгу о Магаданской области «Берег двух океанов», о красотах Колымы.

И 11 апреля 1992 года, прождав почти год покупателей квартиры и наконец продав её, мы улетели из магаданского аэропорта «Сокол» в Москву, навсегда попрощавшись с Колымой, с Магаданской областью и с посёлком Усть-Омчуг.

Я смотрел в иллюминатор набирающего высоту самолёта на удаляющиеся навсегда колымские сопки. Мне было грустно. И радостно. Радостно от того, что моя сознательная жизнь начиналась в этом суровом, тоскливом, далёком, но всё же прекрасном поэтическом крае моего магаданского детства в посёлке Усть-Омчуг.

25 марта 2024 года – рукопись; 14 июня – 29 июня 2024 года – печать и редактура

Конец повести