Господи, я счастлив...

Господи, я счастлив...
Господи, я счастлив, ведь доказывать
никому мне нечего и незачем!
Это молодняк готов рассказывать
о своих смятеньях местным неучам,
душу заголяя перед всякою
(если есть) читательской ватагою,
потчуя её лиричной бякою –
порченной компьютером бумагою.
 
Прозябая в Тундре ли, близ Сретенки,
пусть резвится «гордость поколения»,
повышая статусы и рейтинги,
втайне примеряя лавры «гения»,
вместе с нею, бабушки да дедушки
радостно трясут воспоминаньями,
чтоб себя почуять вновь на небушке,
вслух всплакнув давнишними страданьями:
 
помянув утраченную девственность,
не пойми кому впотьмах вручённую,
обелить былую безответственность,
блажь свою сочтя за утончённую.
Относясь учтиво к «новым» авторам,
поддержу их, не призвав повеситься,
не дерзну давить словесным трактором:
дескать, труд ваш – в кубе околесица.
 
Нет желанья, пред «жюри редакторским»
спину прогибать, взывать о бонусах,
со своим сужденьем лезть новаторским,
на работу шлёпая в автобусах,
не привык скорбеть над чьей-то глупостью,
тёмную ошибочность подчёркивать.
Похвалить – не кличется преступностью.
Если не читал, зачем одёргивать?
 
Мне ж не трудно зваться добрым дяденькой,
будучи округлым неудачником
в собственной поэтике, столь маленькой,
что родниться внешне вправе с мальчиком.
Всё высокопробное написано,
звонкие фамилии озвучены,
оттого и рыпаться бессмысленно,
ибо, впрок судьбой итак мы ссучены.
 
Дай нам Бог творить лишь то, что ведаем,
хоть по жизни, хоть в любом художестве!
…Пошло-с, право, сам являясь бездарем,
копошиться в чьём-нибудь убожестве…