Гумилёв. Утро перед расстрелом (Конец Серебряного века)

* * *
Ко мне не заглянет наутро, чуть свет,
Последний мой лучик хмельной,
Что в бледно-лиловой рассветной Москве
Утраченной бродит весной –
Ко мне равнодушно зайдёт конвоир,
Приказ, он на то и приказ,
Один из известных столичных задир
Отправится не на Кавказ…
Я знаю, расстрел не искупит вины,
Погибну я, честь сохраня.
Так надо для этой огромной страны,
Чтоб не было больше меня.
Ну что ж, офицер, он ведь тоже солдат,
Повязку не сметь на глаза!
Последние почести надо отдать
Той пуле, что я предсказал.
Прости же, прости, роковая звезда,
Что нечем мне грудь заслонить,
Лишь вы, два георгиевских креста,
Остались частицей брони.
Чья тень, чьё дыхание возле виска,
Кто — Брюсов, Лозинский, Кузмин?
Пью ваше здоровье, последний бокал,
Прощайте же, чёрт вас возьми!
Он был худощав, этот ваш акмеизм,
Изящен и велеречив,
Он ядом гремучей, разящей змеи
Струился в туманной ночи.
Мы пели раскосому, плоскому лбу,
Державе лохматых старух,
Как смел и горяч антилопий табун
И чем укрощается дух.
Когда-нибудь — завтра, пускай не вчера,
В Россию рабов и невежд
Придёт, возымеет своё детвора
И свергнет воздвигнутый крест.
Утопит в забвении давний урок,
Но Африка им по пути!
Достанет с меня уцелеть парой строк,
Хотя б запятою дойти.
И ты, недреманное око любви,
Играя строкой, как волна,
Ты, Аннушка, первой меня позови
От самого длинного сна,
Не бойся измены, не жди палача,
Встречай беды, носик задрав,
Не плачь… вот послушай: на озере Чад
Изысканный бродит жираф…