Он никогда не верил людям
Он никогда не верил людям,
Считал, что в них хранится зло,
Что те себя лишь только любят
И в душах их всегда темно.
Он никогда не верил людям
И их о вере не просил.
Он знал: его ведь тоже судят,
И сам в ответ легко судил.
Он не прощал другим ошибок.
Своих порой не замечал.
Он позабыл — все в мире зыбко
И неугодных взашей гнал.
Не унижал, конечно, слабых,
Но выносить он их не мог.
Не учинял средь них расправы,
Лишь отвечал: «Подаст вам Бог».
И, видно, кто-то там услышал,
А может, то была судьба,
Но вдруг удача боком вышла,
Он нищету познал сполна.
Все потерял: и дом, и деньги,
Нет ни кола и ни двора.
Еще чуть-чуть и он в застенках,
И как дожить тут до утра?
Давно не мыт — устал, озяб,
Живот от голода болит.
И небо вдруг разверзло хлябь,
И Бог не слушает молитв.
Он ощущал, что умирает,
Пусть не телесно, но душой.
Та словно дерево сгорает,
Оставив пепел за собой.
И вдруг как сон: «Замерз, приятель?
Ну, что молчишь? Голодный ты?
Ох, как же холодно, Создатель…
Не пожалел Отец воды».
И нищий опустился рядом,
Из сумки старый плед достал.
Окинул новичка он взглядом
И рваный плед ему отдал.
«Бери, привык я, не растаю,
А ты, смотрю, тут новичок.
Я сам таким был — понимаю,
Усвоил хорошо урок».
И нищий вновь порылся в сумке.
Достал он зачерствевший хлеб.
И там, в потемках переулка,
Глаза открыл тому, кто слеп.
Отдав еду без сожаленья,
Он улыбнулся и сказал:
«Привычный я, еще с рожденья —
Не досыпал, не доедал.
Ты ешь, не отниму, не бойся.
Устал, вздремну-ка лучше я.
Ты пледом потеплей укройся,
Уж больно холодна весна».
И парень ел, глотая слезы,
Соленым вышел черствый хлеб.
Науки получил он дозу
И понял, как был раньше слеп.
Считал, что в них хранится зло,
Что те себя лишь только любят
И в душах их всегда темно.
Он никогда не верил людям
И их о вере не просил.
Он знал: его ведь тоже судят,
И сам в ответ легко судил.
Он не прощал другим ошибок.
Своих порой не замечал.
Он позабыл — все в мире зыбко
И неугодных взашей гнал.
Не унижал, конечно, слабых,
Но выносить он их не мог.
Не учинял средь них расправы,
Лишь отвечал: «Подаст вам Бог».
И, видно, кто-то там услышал,
А может, то была судьба,
Но вдруг удача боком вышла,
Он нищету познал сполна.
Все потерял: и дом, и деньги,
Нет ни кола и ни двора.
Еще чуть-чуть и он в застенках,
И как дожить тут до утра?
Давно не мыт — устал, озяб,
Живот от голода болит.
И небо вдруг разверзло хлябь,
И Бог не слушает молитв.
Он ощущал, что умирает,
Пусть не телесно, но душой.
Та словно дерево сгорает,
Оставив пепел за собой.
И вдруг как сон: «Замерз, приятель?
Ну, что молчишь? Голодный ты?
Ох, как же холодно, Создатель…
Не пожалел Отец воды».
И нищий опустился рядом,
Из сумки старый плед достал.
Окинул новичка он взглядом
И рваный плед ему отдал.
«Бери, привык я, не растаю,
А ты, смотрю, тут новичок.
Я сам таким был — понимаю,
Усвоил хорошо урок».
И нищий вновь порылся в сумке.
Достал он зачерствевший хлеб.
И там, в потемках переулка,
Глаза открыл тому, кто слеп.
Отдав еду без сожаленья,
Он улыбнулся и сказал:
«Привычный я, еще с рожденья —
Не досыпал, не доедал.
Ты ешь, не отниму, не бойся.
Устал, вздремну-ка лучше я.
Ты пледом потеплей укройся,
Уж больно холодна весна».
И парень ел, глотая слезы,
Соленым вышел черствый хлеб.
Науки получил он дозу
И понял, как был раньше слеп.
