Персиковый бог
И над морем – белых облаков континенты,
и горы поросшие лесом,
и чёрная лента шоссе брошена в бархатную зелень,
по которой белые грузовички везли персики
в коробках и корзинах, а между ними
сидели крепкие загорелые женщины, смуглые от природы
и почерневшие от едкого солнца; а оно здесь редко,
когда бывает добрым и мягким,
выжигая на коже алые и тёмно-коричневые пятна,
что быстро старят и в могилу загоняют… но это ладно.
Главное, что женщины были:
кто пел, кто персики ел, кто в небо смотрел;
и ни одна из них не молилась и не просила пощады у бога,
чтобы не убил на следующем повороте, где с визгом тормозов
грузовички перевернулись и в пропасть упали...
Да разве ж такое бывает,
чтобы персики и облаков пропасть, и запах морской соли,
чтобы жизнь колотила пульсом в висок,
а через мгновение – смерть и на серых камнях кровь?
И предсмертное “Господи, спаси” чтобы в пустоту кануло,
разве такое бывало?
И персики раскатились между камней и кустов, побились до золотистого мяса
и душистой крови, смешались с алым и тёмно-красным,
с железным и стеклянным, чтобы в судорожно сжатых пальцах
целёхонький плод остался, с крохотной бороздкой от ногтя.
А потом пальцы разжались
и как подношение природе, птицам, ветрам и морю
спелый персик на смуглой женской ладони:
«вот, Господи, прости, что думала про всякое,
про что, уже и не упомню,
а про тебя ни разу, никогда, хотя
с безносой всю жизнь лицом к лицу ходим да не понимаем,
что каждого следующего вдоха или шага может не быть;
а я хотела другого, Господи, хотела туманы ткать,
да застилать ими сады по утрам, от деревни и до ручья,
от одного холма до другого, чтоб растекался по рисовому полю,
под навесной мост, чтобы бросить пару отрезов туманной ткани,
и росой жемчужной расплакаться по лицам каменным,
что уже и мхами покрылись седыми и ломкими,
и только под утро оживали бы и смотрели в серую мглу бездонную,
где ни неба, ни предела, ни смерти, ни жизни,
а только туман, укрывающий тайну от глаз любопытных».
Ан нет, всё пустое, как кувшин за храмовым порогом,
вон, гляди, самолёт высоко гудит, блестит между облаков белых,
пронзая их, будто стрелой серебряной,
да чуть ниже, на пляже, дети в море плескаются,
а над волнами чайки кружат и над головами,
и кричат противными такими голосами, будто петли ржавые скрипят:
де, не спи, дурная ты баба, не то персики по кузову раскатятся,
под ногами раздавятся, и ни с чем останешься.
«Привиделось… Сгинь морок » - прошептала она, корзину ногой отодвигая,
«нет ни бога, ни чёрта, ни добра, ни зла, только человек и случай,
вот и все чудеса»
«Что?» - крикнула через ветер и скрип кузова товарка.
«Я говорю, всё будет хорошо…»
Да вот тут, как раз, и завизжали тормоза по мокрому асфальту.
