Шагирт. Глава 3. Кион*

Алексей Филиппович возвращался к жизни медленно, долго и тяжело, а его главными союзниками было время, терпение и окружающие близкие и заботливые люди. Он лежал без движения уже более двух месяцев: первые несколько недель не помнил, так как, после той трагической встречи память покинула его, а всё, что происходило в это время, сначала узнал от старого черемиса Тымбая, а позднее услышал в пересказе Гондыра и сына Алексея. Лёжа в одиночестве в избе, на широкой скамье, он напрягал память, и иногда ему удавалось вспомнить отдельный фрагмент или действие того дня и он был рад этому. Так и проводил время, восстанавливая произошедшее с ним и мучаясь в поисках ответа на вопрос: «А мог ли он, опытный и пока ещё не особо старый охотник избежать трагических последствий той встречи?»
Мысли перекинулись: вспомнил одну из прошедших поздних вёсен, дни которой украшали её особым теплом и свежестью... И первую встречу со своим спасителем.
Вечернее солнце висело у горизонта над макушками деревьев, дышалось легко и свободно; было радостно от предстоящей встречи со своёй семьёй и от хорошего улова за плечами в почти полном мешке, набитым мелкой золотистой рыбицей. Он возвращался с лесного озера неторопясь, наслаждаясь остатками тёплого дня; до дома оставалось немного. Впереди, с правой стороны от чуть видимой тропинки, где начинался небольшим углублением длинный лог, он неосторожно наступил на сухую ветку, которая своим хрустом нарушила лесную тишину. Улыбнулся неловкому движению: «Старею…», и вдруг услышал из глубины лога неясный зовущий звук. Остановился, огляделся по сторонам, замер на мгновение и ясно воспринял жалобный вой и скуление вперемешку со стоном. Подумал: «Что такое…. Словно ребёнок малый голос подаёт». Шагнул вниз, в лог, в сторону звука, и через десяток шагов остановился в растерянности: впереди у куста, без движения, на окровавленной земле лежала огромная волчица, а рядом выл, скулил и тёрся об её тело маленький серый пушистый комок. Алексей Филиппович осторожно подошёл к волчице, осмотрел: из бока торчал конец обломанного древка. Щенок заскулил, как-то жалобно, обречёно, прижался к матери, а она безвольно заглянула в глаза человека, открыла пасть только для того, чтобы показать ему свои зубы. Он сделал ещё шаг, но волчонок не убежал, не отскочил, а плотнее прижался к телу матери, громно заскулил, ощетинился и, оскалив зубы, приготовился защищаться.
-Не бойся, кион, - Алексей Филиппович, не обращая внимания, одной рукой прижал голову волчицы к земле, подумал: "От греха подальше", - а второй, резко и с усилием вытащил из тела древко вместе с кованым металлическим наконечником. Волчица беззвучно дёрнулась и осталась лежать без движения, потом медленно закрыла глаза и больше не подавала признаков жизни. Осмотрел рану и, увидев, что она не кровоточит, зачем-то непроизвольно и осторожно разгладил шерсть вокруг, приложил ладонь к носу, почувствовал дыхание и понял, что жизнь ещё не покинула тело волчицы.
Щенок смотрел на человека отчаянным, затравленным взглядом, потом пытался грозиться, показывать острые зубу, но Алексей Филиппович не обращая внимания, взял за загривок и сунул его запазуху. Подумал: «Погибнет здесь. Пусть вместе с моим Волчком будет. Дай Бог, выживет и хорошо». У него во дворе уже как месяц бегал серый щенок, которого подарил друг Гондыр со словами: «Алексей, вот тебе помощник и двору защитник».
Прошло немного времени и воспитанники вытянулись, превратились в мало отличимых друг от друга игривых и нескладных щенков; они свободно передвигались по двору и порой напару убегали в окрестные леса, где пытались сами добывать себе пищу, загоняя зайчат и мышей. Но, однажды Волчок вернулся один и напуганный забился в дальний угол двора, за сарай, и не выходил из своего убежища до тех пор, пока его не нашли и не вытащили детишки. Алексей Филиппович забеспокоился, пошёл искать волчонка: пытался взять с собой на поиски Волчка, но тот виновато покрутил хвостом и не пошёл с ним. Один углубился в лес и вскоре на его зов: «Кион, Кион!» на широкую поляну выскочил волчонок, кинулся ластиться, изгибаться телом и тереться об ноги; останавливался, оглядывался на лес, опять ластился и заигрывал.
-Что, Кион, набегался? Пойдём домой?–Алексей Филиппович ладонью ласково погладил щенка. Но Кион виновато опустил голову, дёрнулся хвостом и пошёл в противоположную сторону, туда, откуда выскочил на поляну.
– Вот тебе и на! Кион, что случилось? – он пошёл за ним в лес. Не упуская из виду, прошёл некоторое время и вдруг недалеко, совсем рядом, в просвете между берёзами, увидел ту самую большую серую волчицу, смотрящую с возвышенности в его сторону и… рядом своего Киона. Алексей Филиппович узнал её взгляд, он не был наполнен звериной злобой, но только настороженностью. «Не может быть!» - невольно воскликнул он. Услышав человеческий голос, волчица развернулась и исчезла. Кион мгновение посидел в растерянности, а потом следом скрылся в низине.
Чтобы подтвердить или опровергнуть свою догадку, наследующее утро Алексей Филиппович отправился к лесному озеру, предупредив Дыдык, что возможно вернётся поздно либо на следующий день. Он торопился и вскоре осматривал место, где когда-то, около умирающей волчицы забрал Киона: осмотрел обширную местность, нарезая и расширяя круги, но не нашёл подтверждения её гибели. Подумал: «Хорошо, что выжила. Хотя, жалко, привык уже к Киону. Ну что ж, Волчок у меня остался. Скоро подрастёт». Через некоторое время история с волчонком забылась, а своего щенка Алексей Филиппович и все домашние стали называть Кионом.
Прошло ещё время: Кион окреп, вырос и беспрекословно подчинялся командам хозяина и друга, преданно любил его. Конечно, Кион был любимцем детишек: они играли с ним и он подыгрывал им; Кион внимательно относился к хозяйке, но старался держаться от неё подальше, а поближе к своему хозяину, без которого не видел жизни. А Дыдык ревновала мужа к Киону, относилась к собаке предвзято: понимала это, но ничего с собой поделать не могла.
И наступил день, к которому Кион готовился всю свою короткую собачью жизнь.
Сошёл последний снег, вскрылись реки и озёра, лес проснулся и потянул к себе с силой, противиться которой уже не было никакой возможности. Алексей Филиппович захватив рыбацкие снасти и Киона, отправился на лесные озёра. Он неспешно поднимался по правому берегу речушки Бырки и, миновав урочище «Волчьи ямы» через некоторое время оказался на верхнем лесном озере. Кион бегал кругами и радовался свободе, новым чувствам и проснувшемуся лесу, но вдруг прижался к ногам хозяина и, развернувшись к возвышенности с кустарником, ощетинился, изогнулся дугой, ни издав не единого звука, кинулся навстречу большому черно-бурому медведю, который прыжками, преодолевая расстояние, нацелился на человека. Алексей Филиппович, как во сне увидел Киона в прыжке; увидел, как он ухватился медведю за шею, повис, пытаясь порвать её, а когтями лап царапал и впивался в тело хищника. Но, медведь обхватил его тело и раздавив лапами, оторвал от себя, бросил наземь и ударил когтями; Кион взвизгнул и затих. Алексей Филиппович бросил навстречу медведю мешок, тот схватил его, сбил в сторону и, раскрыв пасть, кинулся на него. Выхватив из-за пояса нож, есаул подался ему навстречу, вплотную прижался и почувствовав запах падали из его пасти, воткнул нож сбоку, под лапу, провернул его. Увидел со стороны, от возвышенности, как лапы медведя рассекли и отбросили его тело в сторону. «Да, мой нож был для человека, но короток он для зверя,- подумал,- вот и жизни моей конец». Хотел закрыть глаза, но вдруг медведя сверху поразила серая молния: волчья пасть рванула его за ухо, завалила тело на бок, кровь полилась на землю; увидел ещё одного волка и закрыл глаза: сознание покидало его. Через некоторое время очнулся от воя, повизгивания и влажных шершавых языков, которые поочерёдно лизали ему щёки, глаза и бороду: раскрыл глаза, увидел двух серых волков, преданно заглядывающих ему в глаза, произнёс «Кион!» и провалился в бездну.
Утром черемис Тымбай сидел на своём обычном месте и строгал древко для копья из молодой берёзы – его младший сын, последыш Тымбай потерял своё копьё уже давно, отбиваясь от волчицы. Они ещё раньше искали кованые наконечники, но купить смогли только сейчас: их вот-вот должны передать. Мысли не шли, закончились и он остановился, расслабился подремать, но услышал собачий визг и удивился: все его собаки были с сыновьями в лесу. «Что такое случилось?»- повёл глазами и увидел серую, похожую на волка собаку. Она лежала около пня и в любой момент могла броситься на него, но скулила и заглядывала в глаза. «Ты чья?» - спросил Тымбай. Собака заскулила и сдвинулась от него. «Не бойся, я тебя понял. Подожди сейчас пойдём». Тымбай поднялся с места и крикнул жене: «Мадина, дай-ка мне копьё».
Он следовал за собакой без страха, надеясь на её природные чувства, но когда увидел, раненного человека, а около него здорового, серого волка, растерялся: «Наверное, это особенный человек, если его охраняет волк». Увидев Тымбая, Кион дождался Волчка, облизался с ним, лизнул щеку хозяина и убежал в березовую рощу, где ждала его волчья стая.
Тымбай осмотрел человека и сказал громко: «Лежи здесь с собакой. Скоро я заберу тебя».
Вспомнил всё это Алексей Филиппович, а ещё встречу с другом Гондырем, с сыном Алексеем, с женой Дыдык, с друзьями своей молодости: Савелием, Степаном, Яковым и Максимом, заволновался, пытался двинуть хоть какой-то частью тела: «Как же я так мог: пригласил с Камы, наобещал, а сам сбедился?», но безуспешно.
Однажды, летним дождливым днём, Алексей Филиппович, понимая, что ему подняться и ходить самостоятельно уже невозможно, а жизнь заканчивается, лежал, закрыв глаза, вспоминал прошедшие годы: «Как быстро пролетают дни. Эх, не довели своё дело до конца: не видать свободы!». Задремал, и сквозь дрёму услышал, как загремели вдруг в сенцах шаги, твёрдо ступая на деревянные плахи: «Алексей?» - спросил грозный голос. Но Алексей Филиппович уже никого не слышал. Только мысль пронзила его: вспомнил далёкие боевые годы, сотню молодых ребят, готовых умереть за лжеимператора, встречу с Дыдык, конные атаки, вой Киона, задравшего голову к небу.
*Кион - волк на удмуртском языке