Фиолетовый крокус часть 12

Фаридуни повернул руль и Lada послушно свернула на шоссе, мимо, по правой стороне, проплыли сугробы с серым снегом, упорно не желающим принять неизбежное, настала наконец весна, дороги казались почти чистыми.

Мимо них прошли фонарные столбы, на одном, так, чтобы было хорошо видно с дороги, оставался прошлогодний листок с объявлением о пропаже подростка. Давно окончилось знойное лето, высохла слезливая осень и уж тает снежная зима, о плакате забыли, плакат стал терпимым атрибутом дороги, всего большого города. Сорвут, счистят такой плакат во время подготовки к майским праздникам, чтобы не мешал, не портил вид города к празднику и будет не хватать клочка бумаги, за что бы взгляду зацепиться. Долгую осень, потом зиму погода и время пытались сорвать непослушный листок, он держался на своем столбе, но краски на нем стали бледней. Можно еще было прочесть всем знакомое- "Пропал подросток!" и видеть выцветшее фото. Девчонка смотрела в объектив спокойно, еще не знала она своей страшной тайны.

Пассажир, севший к нему на заднее сидение, чего Фаридуни не очень, любил, поскольку хотел контролировать все, дышал теперь ему в затылок проглоченным ранее сигаретным дымом. Пассажир занял почти все пространство машины, будто сейчас желая вытеснить прочь самого водителя. Коротко стриженный, в серой куртке с капюшоном, пах он тяжёлым мужским духом и тяжело сопел, помещаясь на сидение, а то даже и скрипнуло протестующе.

-И что же, нашли?- спросил вдруг пассажир, когда проехали столб с обьявлением, наклоняясь чуть вперед, щекоча ухо Фаридуни своим дыханием.

-Кого ...нашли?

-Да эту же, Аню!

-А...нет, не нашли, наверно, как тут найдешь...город то большой. Плакат давно висит...все привыкли.

-К такому то и привыкнуть нельзя.- Пассажир завозился, расстегивая куртку, видно он вспотел и хотел охладится. машину качнуло на неровности, сидение ещё скрипнула.

-Да, нельзя привыкнуть, да вот привыкли...

-Я так думаю, такая девчонка много стоит...если только продать ее удасться. Одному, думаю тут не справится...Ну, если в деле двое, то миллиона два они заработают... Это надо же, два миллиона по улице вот так просто ходят...бери- не хочу!

Фаридуни глянул в зеркальце, в лицо пассажиру и поежился, ему даже пришлось приложить некоторое усилие, чтобы не обернуться, чтобы прямо глянуть тому в глаза, а может и выгнать нахала.-"Что же он мелет, бл..." подумал он с внезапной злобой и спохватился, вернув взгляд к дороге, которая хоть и была свободна, но неожиданностей вовсе не лишена. Фаридуни к тому же вспомнил рассказ деда, совсем уже старого человека, а он, Фаридуни был тогда мальчишкой семи лет. Дед рассказал ему о своем отце. В давнее время тот промышлял похищением и перепродажей женьщин в гаремы эмиров. Платили не слишком щедро, каждый хотел заработать на перепродаже. Может эмир за новых наложниц платил щедро, кто знает, но стекая вниз, в руку к пастуху, ручеек золота сильно мелел. Даже и то помогало продержаться семье, особенно во время засухи или падежа скота от болезни. Сухой ветер бывало приносил заразу с гор, с юга за холодной рекой, отделявшей страну. Оттуда к ним смотрело белое солнце. Если подыхал скот, мать ложилась в пыль и бессильно колотила кулаками высохшую землю. Иногда всей семьёй они ели траву и падаль. Отец деда был пастух, в года несчастий, он бросал хозяйство на старух и женщин, собирал в узелок нож, соль, сухие травы и немного козьего сыра, потом к вечеру уходил на север, в непостижимую никому долину. Домой он возвращался через пол года, уж к осени, а то и к самой зиме, по белым дорогам, бывало и с деньгами, но как то один раз, он вернулся совсем больной, с выбитым глазом и перевязанной грязной тряпкой левой рукой, которая так толком потом и не зажила. Он долго прикладывал к руке и пустой глазнице горные травы, да и всякую дрянь в виде козьего помета, но так не стал видеть прежнему зорко. А ведь пастух должен видеть отлично, иначе, что он за пастух. Через год или даже через два года, не вытерпев голода, он ушел уже на юг, через проклятую холодную реку, там жили темнокожие племена, женьшины их не очень ценились, но и они могли стоить больше совершенно безмозглых овец.

Отец деда в тот раз вернулся домой лишь чудом, был он в кровь изорван пастушьими псами. По пути домой, прятался от погони в водах холодной реки. Вернулся вор домой, к своей жене, но помочь семье уже ничем не мог. Отец деда не долго кашлял кровью, оставляя ее следы всюду, скорая смерть его казалась даже облегчением. Завершая рассказ дед сказал- Трудное дело, такой заработок, мальчик, смотри не сверни на эту дорогу!