Дела волшебные. Гостья.
3. Гостья
Блинов настряпать мне, хвала, не дали,
А то бы накормила едоков.
Раскатисто гремя с небесной дали,
Спускалось что-то к нам из облаков.
В сиреневом, волнистом ореоле,
Где в центре то ль корыто, то ль ведро,
На коем восседав, как на престоле,
Летела дама, косы – серебро.
В руках весло похоже, нет, метёлка.
Ей управляя словно гондольер,
Без пальцев свистнув звучно, но не долго,
С пути смела сиреневый барьер.
Сиреневое облако рвануло
К Старейшему, заботой окружив.
Корыто землю днищем полоснуло
И стихло, уваженье заслужив.
С летающего чуда торопливо,
Метлу сменив в руке на кочергу,
Меня буравя взором неучтиво,
Спустилась дама видом в курагу.
Но видимо она в родстве с волшбою,
Поскольку за кратчайший взору миг,
Сменила облик и уже собою
Являет зрелой юности цветник:
Глаза зелёным пламенем сверкают.
Где были косы, медный сноп огня.
С такой фигурой миром управляют,
А не летят с угрозой на меня,
При этом кочергу сменив на скалку.
На помощь мчится или рвётся в бой?
А может превратить её в русалку?
Возни с блинами больше, чем с ухой.
В руке привычно взвесив сковородку –
До встречи с гостьей дюжина шагов…
Но между нами, отменяя сходку,
Раскрылась скатерть с кучей шашлыков.
Большущая такая самобранка.
В сравнении с которой царский пир
Заезженная старая шарманка
Или с отжившим фокусом факир.
С чего глаза раскрыв как на базаре,
Слюну глотая громко в тишине,
Отведав дух стола в репертуаре,
Кухарок битва сдулась на квашне.
Старейший, нервно выдохнув в сторонку,
Учтиво-строго сверху пробасил:
«Давайте за знакомство перегонку,
Пока я тут другим не закусил».
Не больше получаса после чарки,
И кухонная утварь в стороне.
Ещё две чарки и уже подарки,
Отказ не принимая, ставит мне
То бабушка, то девушка, то дама.
Советов кучу, мол, бери, дарю.
И я не спорю, как просила мама,
На все киваю и благодарю.
А та, навеселе, с такого вида,
Имён своих взялась перечислять,
Чтоб не возникла между нас обида,
Дай боги память, верно величать.
С рождения зовётся Яснолика.
В восточных странах добавляй – ага,
С чего, лжецов воинствующих лига,
Прозвали неприветливо Яга.
«Как назовут, такую получают», -
Хихикнув в чарку выдала она:
«С того на сор в глазу чужом серчают,
В своём, не замечая и бревна.
Горыныч называет меня Никой,
Ему дано победы добывать,
А не сидеть в пещере горемыкой.
Ты тоже можешь так же называть».
Меж делом продолжая щедрый ужин,
Кувшин, не оставляя в стороне,
Других имён не менее трёх дюжин,
Велела записать на полотне.
А после, полушепотом на ухо,
Седьмую чарку ставя к верху дном:
«Но никогда не называй старухой…», -
И на моём плече забылась сном.
