Голубое свечение. Часть 2.
4
Настолько я пред миром безоружна,
что он порой душе моей не мил.
Не каждому, но мне бывает нужно
залечь на дно, зарывшись в донный ил.
Как рак-отшельник, прячусь за корягой
и думаю, что миру всё равно,
а он своей рукою, словно драгой,
прощупывает илистое дно.
Смешны другим, наверно, игры наши
с призами вечно равными нулю.
В мир возвращаюсь, каясь в саботаже,
и снова под корягу норовлю.
5
Не признавала другого влеченья,
только любовь и имела значенье
в жизни моей.
Сердцу лишь снилось порханье стрекозки.
Взлёты с посадками резки и жёстки
были, скорей.
Редко, но всё же порой приходилось
страху и боли сдаваться на милость
с нюхом гиен.
Душу спасала любовная мука
с самой высокой тональностью звука
в мире измен.
Дело к концу, но поётся ли складно,
как я любовью жила безоглядно?
Может, и нет.
Где-то вдали уже все огорченья,
над головой голубое свеченье
звёзд и планет.
6
Было хоть и не в жилу,
жить хотелось зело;
по добру и по милу –
всем невзгодам назло.
Вот и солнышко вышло
в день, что малость поблёк –
глянуть мельком, как дышло
в нём стоит поперёк.
Ах, какая умора –
эта наша юдоль:
всё здесь прёт до упора,
невзирая на боль!
Душу выверни, чтобы
отлегло от души.
Раз есть жар и ознобы,
значит, свет не туши.
