Голубое свечение. Часть 2.

4

Настолько я пред миром безоружна,

что он порой душе моей не мил.

Не каждому, но мне бывает нужно

залечь на дно, зарывшись в донный ил.

 

Как рак-отшельник, прячусь за корягой

и думаю, что миру всё равно,

а он своей рукою, словно драгой,

прощупывает илистое дно.

 

Смешны другим, наверно, игры наши

с призами вечно равными нулю.

В мир возвращаюсь, каясь в саботаже,

и снова под корягу норовлю.

 

5

Не признавала другого влеченья,

только любовь и имела значенье

в жизни моей.

Сердцу лишь снилось порханье стрекозки.

Взлёты с посадками резки и жёстки

были, скорей.

 

Редко, но всё же порой приходилось

страху и боли сдаваться на милость

с нюхом гиен.

Душу спасала любовная мука

с самой высокой тональностью звука

в мире измен.

 

Дело к концу, но поётся ли складно,

как я любовью жила безоглядно?

Может, и нет.

Где-то вдали уже все огорченья,

над головой голубое свеченье

звёзд и планет.

 

6

Было хоть и не в жилу,

жить хотелось зело;

по добру и по милу –

всем невзгодам назло.

 

Вот и солнышко вышло

в день, что малость поблёк –

глянуть мельком, как дышло

в нём стоит поперёк.

 

Ах, какая умора –

эта наша юдоль:

всё здесь прёт до упора,

невзирая на боль!

 

Душу выверни, чтобы

отлегло от души.

Раз есть жар и ознобы,

значит, свет не туши.