ИСХОД
Николаю Туроверову, Арсению Несмелову, Ивану Савину
и другим — гораздо менее известным,
а то и не известным вовсе
поэтам-белогвардейцам посвящается.
Не отход, а исход! Бредем на восток,
Ноги, стертые в кровь, волоча.
Половина пути — по колено песок,
Половина пути — солончак.
От колодца к колодцу — палящий зной:
Вот уж месяц, как нет дождей…
Были б кони!.. но — нет!.. Кони пали давно.
Люди, все же, сильней лошадей.
Прошлой ночью сбежали проводники
(Вот и верь сволочам-басмачам!..),
А на пятках — какого-то Фрунзе полки…
Облепили, как саранча.
Налетают, под вечер… внезапно… вдруг…
Не давая остыть ногам.
Хорошо, что есть ты, мой проверенный друг–
Револьвер системы «Наган»!
Три часа назад был последний бой.
Ты был скор!.. — и упал с коня,
Рядом с тем, кто меня заслонил собой,
Тот, который стрелял в меня.
Вот — лежат они… рядом… щека к щеке —
Враг приник, в смертный миг, к врагу…
Пятна крови на белом солончаке,
Словно гроздья рябины в снегу.
Мы черствы: по погибшим уже не скорбим —
Нынче впору скорбеть по живым.
Что нас ждет впереди?.. Синьцзян и Харбин?..
«Новой жизни» поспешные швы?..
Перспектива черна, как монаший клобук:
Вместо дома — чужая земля,
Вместо белых берез — арча и бамбук,
Вместо ржи на полях — гаолян…
Не за это дрались мы, Россию любя!
Так на скрипке рвется струна…
Ты прости, что пришлось нам оставить тебя,
Изнасилованная страна!..
Что тебя — нашу Мать, Жену и Сестру —
Мы омыли кровавым дождем!..
Уходить, чтоб вернуться — порочный круг!
Ты не верь! — мы уже не придем.
Будут, медленной болью, тянуться года
Над какой-нибудь Желтой рекой,
И не будет покоя нам никогда,
Разве только — Вечный покой.
Кто там врет, что мы жизнь прожили не зря?!
Чем дышать прикажете мне,
Если больше ни Бога нет, ни царя?..
Если даже Отечества нет?!..
Если попрано все!.. и в моей стране
Правит бал торжествующий хам!..
Чем прикажете жить, если места в ней
Нет ни мне, ни моим стихам?!
Если сердце мое — как гноящийся струп,
А душа — больна и нага!
Ты теперь — мой последний… единственный друг —
Револьвер системы «Наган».
Мне вручили тебя в девяносто восьмом.
В день присяги. И с этого дня,
Двадцать, с лишним, лет, ты, товарищ мой,
Сотни раз выручал меня.
Я давно поборол и сомненья, и страх
Перед самым последним грехом.
Я пишу эти строки в свете костра
Из моих остальных стихов.
Напишу их стволом на песке — и все!
Их никто не прочтет? — так что ж!..
Пусть их ветер, к утру, по степи разнесет,
Или смоет нахлынувший дождь.
А когда свой последний катрен допишу —
Вытру ствол… крутану барабан…
И, поставить в нем точку, тебя попрошу,
Револьвер системы «Наган».
