Страх сжимает глаза, осознав, что его терзает незнание, 
того, что я прячу от него в мешках под глазами.
Предрассудки губят не слабых. Не поверил. Пригубил яд натощак… 
Тлеет табак.
И мой дым над городом, вперемешку с облаком. Но
утро проявляется, в вычурных очертаниях, для понимания, 
считай с сетчатки, отпечатки прошлого, с моего подсознания.
И расскажи, что меня тревожит. Может,
за два дня, до «дня благодарения»,
общипав индейку календаря, я теряюсь в размышлениях,
имея два волшебных пера. Смешно. Опровергаю и вправе.
Для меня лучше залечь на дне драгоценным камнем в оправе.
Затеряться во времени, обрастая водорослями,
но так уютней моим мыслям.
Слухи слились над штилем. Алхимия приворожила,
приоткрыв занавес. Белое перо в папирус,
черное в чернило, прозрение напоказ,
бездарное в черновик, черновик в тайник.
Тайна закопана на самое дно. Я на страже.
Страх в размышлениях, мол, я обескуражен,
что к илу прирос, но он позабыл, я в иле вырос.
Мой образ легендами оброс…
Иль может, мою душу гложет, что я вожжи запряжен
неподъемной ношей. Но я лезу вон из кожи.
Тяну ношу, а не людей на ней, тот кто понял того подброшу.
Или все же, с синевой мешки, из-за  ненайденной
отдушины. Ведь путь освещал оскал душегубов.
Правду глотают, кроваво-треснувшие губы.
Они обветрены тишиной, они целовали ножи,
пронзившие плоть моей кожи со спины. Тем, с кем
лет десять дышал одной грудью.
Принял как должное, обиды оставив позади,
не боясь новизны, в себе обнаружил болезнь, любовь к отчизне.  Будущее лети ко мне в настоящее,
в знак подаяния ужин - прошлое без специй,
вырежем сердце, разделим его участь,
до следующего дня благодарения.