ПРИЗРАК
«Я желаю лучше быть ненавидимым за правое дело, чем любимым за дело неправое».
«Я надеюсь, что потомство отнесётся ко мне беспристрастнее».
Император Павел.
О, как я мечтаю исчезнуть!.. И пусть это будет не скоро —
Я верю, что всё же предстану пред светлые очи Творца,
Покинув навеки бесчестный, холодный, неискренний город
И место последних пристанищ — могилы — свою и отца,
Убитого так же трусливо, как здесь — в этом рыцарском замке —
Со мною расправилась подло гвардейская пьяная шваль —
Подонки, что утром чванливо хвалились, с геройской осанкой,
Стояли — наследника подле — навытяжку, руки по швам,
Клялись, оттесняя друг друга, в сыновней любви, и смиренье,
Потом, демонстрируя верность и глядя умильно в глаза,
Лизали дрожащую руку с таким же неистовым рвеньем,
С каким — так недавно — усердно лизали мой царственный зад.
Я мог бы понять тех мерзавцев, которые были в опале,
Но тех, кто ко мне был приближен, — клянусь — никогда не пойму!
Николка с Платошкой, как зайцы, трусливо мне мстили, но Пален?!..
Уж он-то был мной не обижен: я верил, как брату, ему.
А, впрочем, ведь я не об этом… С тех пор, вот уж третье столетье,
Михайловский замок, с надеждой, я каждую ночь обхожу,
В парадную форму одетый… и, кажется, должен стареть я,
Но… мне — сорок шесть, как и прежде… И вновь — еженощная жуть:
Сейчас я войду в свою спальню… точнее — в домовую церковь,
Которую в ней обустроил мой сын, чтоб замаливать грех…
И снова со мной — ненормальным тираном, по общей оценке —
Сведут свои счёты «герои», и хвастаться будут, при всех…
И снова на башне — фатально — куранты сыграют мне полночь,
И мой камердинер откроет в прихожей дубовую дверь…
И вновь в мою темную спальню ворвётся гвардейская сволочь,
Меня матерщиною кроя… и я буду драться… как зверь!..
Руками, ногами, зубами!.. от боли визжа, и от страха…
И свет пред глазами померкнет… и, мебель с посудой круша,
Меня будут бить эти хамы ногами — по мокрому паху…
И будет удар табакеркой… и шею мне сдавит мой шарф…
Все туже и туже, и туже… (коленом упрётся поганец)…
И я — бездыханный — обмякну в жестоких руках подлецов…
И брошенный, в собственной луже, я буду истоптан ногами…
И будет полночи румяна лейб-медик мне класть на лицо,
Запудрив следы от ударов… И всё это — два с лишним века!..
Как вечное круговращенье кошмарных, жестоких клише!..
Я знаю: господняя кара ниспослана мне — человеку,
За что же такие мученья моей непрощенной душе?!
О, как я мечтаю исчезнуть!..
