новый Франкенштейн (в соавторстве с Юрий Яворовский)

новый Франкенштейн (в соавторстве с Юрий Яворовский)

Аудиозапись

стихийно-маньачное.
голоса - авторские.
синестезия - Юрий Яворовский.
музыкальный фон - Unbrok - Be Near, Flow
 
Сдирая руки и бельё,
царапая до крови по застёжкам,
он по-звериному рычал,
непроизвольно по-щенячьи тыкаясь
в сосок груди.
 
Она шептала:
- Погоди,
а тело непослушно льнуло
к его рукам –
податливо и ближе.
Дыханием порывистым и нежным
дразнила.
 
Лежать не в силах.
Ползёт по швам змеёю ткань,
витает в воздухе мольба про «перестань»
или «продолжи» -
не разобрать сквозь гул в ушах.
И сердце рвётся,
бьётся.
Поднимаясь на её глазах,
до её глаз.
Как раз, под уровень пупка.
А там
его рука рисует знаки,
пробуждая.
Побуждая на сладкий тихий стон.
 
По шее пульс стекает терпкой влагой.
язык скользит, целует,
тает
на холмике с волнующим соском,
в слиянии теряясь,
растворяясь,
касаясь изнутри
незащищённой частью оголённых нервов,
настойчиво и верно погружаясь
в бескрайний и глубокий мир,
держа баланс на грани,
грубо, нежно,
затихая
и вновь взрываясь.
 
«Ещё»,
– теряя влагу шепчут губы.
Ласкают волосы рельефные ключицы.
Мир перевернутый.
Настойчивая мчится наездница,
скользя волнообразно.
Накрывая.
 
Взлетает,
мечется в безумном танце
над ним,
водой стекая под него.
Входя и открываясь, приглашая,
впитываясь без остатка.
 
Зубами чувствуя упругость, нежность,
губами шрам стирая с левой ягодицы,
он думал - может ли присниться,
пригрезиться в горячечном бреду
вся эта страсть?
 
Возможно это сон?
 
Но пламенный, тактильный стон её
туманил мысли,
вгоняя в трепет тело.
 
Он своим целым
чувствовал детали и ощущал
реальным
в ней
всю нереальность.
 
Расслабившись,
зажмурившись от неги,
вдыхая тишины манящей шёпот и тонкие флюиды той, что рядом,
он ощутил — проснулась Джомолунгма.
 
Настойчивые, бархатные губы
скользнули по вершине мирозданья,
в себя впуская плоти эластичность.
Не отрывая языка и взгляда
порхала бабочкой и
в липкость клейковины
все глубже погружала.
Никак не контролируя движения
и оголяя белизну эмали,
стонала,
окунаясь в его трепет.
И причащалась.
 
«Ой, всё...», -
безмолвные его слова
переплетения горячих тел распутать попытались.
Но струны нервов, жил
уже спаялись,
слиплись,
и ожил «новый Франкенштейн».