8. Среднестатистический. Своим путём

8. Своим путём

 

Он опять погрузился в странное состояние: и словно слышит, что происходит вокруг, а не понимает.

«О чём они всё говорят? Всё о своих пустяках? Сейчас самое время говорить о важном. О чём? Я понял о чём. Мы никогда не бываем счастливыми. Никогда. Если вдруг запели, так поём о грусти – «Чему я не сокол»; если вдруг смеёмся, так корим себя потом похмельем и стыдом. Мы и смеёмся-то от души только тогда, когда пьяные. Так неправильно. А всё дело в том, что… мы никогда не видели своего образа будущего. Родители жили для нас, мы живём для детей. Они, родители, жили как-то «как все», мы сегодня живём как-то «не хуже» для своих детей, что от нас переймут они, как не эту порочную формулу?

Когда я мысленным взором смотрю на Вас, сударыня, то понимаю, что все мои мысли Вам чужды: Вы настолько поглощены ежедневностью, что только она Вас и наполняет содержанием прожитого дня. Текущий день – это стало философией всей нашей жизни.

Я часто задумывался, что, впрочем, для Вас всегда оставалось секретом, отчего былинный русский народ так безмолвно сносил поругание над собой? Поставили на колени, обучили чужим молитвам; лишили грамоты, приучили к кнуту, навозу и к сохе; превратили в петровских рабов: «Дворянин – это помещик, а помещику нужны крестьяне. Это и есть их крест. Мне не нужны философы, чтобы служить в конюшне, мне нужны дворовые»; на костях воздвигли новую столицу «как в Голландии». Опять по образу и подобию чужого. Мы всегда вторичны. И нет ничего, чтобы вывело нас вперёд. Даже балет и тот – француз привёз в Россию со всем Лебединым Озером».

 

* * *

 

Ему становилось всё хуже. Поднялась температура. Сестричка держала его за руку. Он открывал иногда глаза, смотрел на неё и изображал подобие улыбки. Она плакала, а он погружался в свой сон.

 

«Вся наша жизнь построена не на общественном договоре, когда расписаны и исполняются обязанности одних, ради прав и свобод других, а на привычной для каждого из нас благоустроенности. Через вековую память это стало тем механизмом, что создаёт приют уму и душе, принуждая к смирению и размеренности. Ах да, Вы тут же возразите мне, что мы сегодняшние имеем право на суд и справедливость. На том и строится весь расчёт, сударыня. Ни один из нас не сможет сформулировать своё право даже на малейшие нам полагаемые притязания. Мы идём к другим людям, что живут за наш счёт во благо именно этого устройства общества, чтобы потом нам сказать о наших правах всегда с «увы» и предъявить расходы. Так обеспечивается бесправие. Порабощение. Общественный договор не может быть односторонним. А другим он у нас и не бывает».

 

* * *

Он чуть сжал руку медсестры. Ей показалось, что он желает ей что-то сказать. Она прислушалась. «Я не дописал своё письмо. Она не узнает. Будет думать, что я смешной».

 

* * *

 

«Традиционная историография утверждает, что первые наши годы прошли в дикости. Откуда тогда, спрошу я Вас, сударыня, у нас появилась совесть? Совесть появилась, как противопоставление бытию, что пришло на смену вековым традициям. И совесть наша не исчезнет ни со мной, ни с Вами, сударыня. Совесть – это и есть лицо русского человека. Все пороки и отступления отражаются на нём. Мы умеем читать лица, мы умеем видеть суть человека. Это и есть наш уникальный дар.

Веками мы были рабами. Вся наша суть превратилась в суть выживания. Кто из нас и теперь не способен взять лопату и вскопать огород? Правильно ли это? Нет, сударыня, неправильно. Русский народ чуть ли не единственный из европейских народов, что не раскрыл своей одарённости за многие века. Мы восприняли все уроки воспитания других народов, пропустили через свою совесть, перестрадали за всех, но ни разу не пожалели своих. Руки золотые, да доля чугунная. С виду хорош, да продаст за грош. И страдать будет, да молитвой откупится».

 

* * *

 

Он затих. Уснул. Медсестра ушла. Воцарилась тишина.

 

 

Вторник, 30 января 2024 г.

Музыка: Al Marconi - Aranjuez