Високосный год

Всё вроде перевидели, но год

не зря был вискосный: рыжий Сёма

бесчинствовал: "Ушла от режиссёра

к простому осветителю с "Довженка"!"

Скакал потом со сломанной ногой

с цветами и конфетами. "До Женьки?" -

допытывалась бабка, щуря глазки.

А Женька, пригубляя самогон,

с разбитым сердцем выла: "Шуровал бы!"

 

Спасибо Сёме - с ним-то детвора

усвоила словесные постройки

и вширь и ввысь. "Сергеевич, построже!

Такой, давай по правде, наснимает! -

дед Жора участковому орал -

А жители поддакнут, нас немало.

Тем более - побил Петровне стёкла".

Степан Сергеич вдумался "он прав!",

но вздрогнул от - пельмени стынут, Стёпка!

 

Законы Стёпа знал как отче наш,

но первого - "вообще не спорить с мамой"

боялся чрезвычайно. Банка смальца

на солнце рифмовалась с кобурою.

При входе - тётя Лида: "Вот те на!

Опять напился, сволочь! Щас урою!"

"Я, Лидочка, послушал довод сердца!" -

Фесенка, инвалида в орденах,

вели к жене для сдачи два соседа.

 

Семён на днях признался, мол, висяк:

"Кто сжёг мотоколяску, не узнать мне.

Не спросишь, дядь Серёж, теперь у Саньки -

присел дурак за кражу дерматина".

"Ничто вам не под силу, молодняк!"

Семён курил и думал: "Дед противный,

но кто из оскорблённых не греховен.

Найду минуту, выберусь на днях

поговорить про новую в горкоме!"

 

Бичи украли списанный станок,

воришек покрутили у продмага.

Один стрелял в Семёна, но промазал

(Семён перекрестился в туалете,

чтоб старший не увидел). "Ух, стальной!

Сам мастерил? За выстрел ты ответишь!"

"В ГУЛАГе я за всё ответил прежде,

пока вы тут хватали всей страной

бациллу оправдания репрессий!"

 

Метельщик пережёвывал слушок,

что Женьку обрюхатил осветитель.

"Святой отец, хоть кольца освятите,

когда отказ даёте повенчаться! -

взмолился Сёма. - Я-то к вам - с душой!"

Электроплитка грела полный чайник.

Из кухни доносился бабкин говор:

"Ох, Сёма, не вставай, сынок, дожуй!"

Потом толпа выкрикивала "горько!"