1. Среднестатистический
1
Гаврила Сидоркин, мужчина лет пятидесяти, слыл человеком основательным, надёжным и положительно семейным. Он активно интересовался текущими моментами во внутренней и внешней политики Страны; был живым свидетелем всех прямых линий, с душой вникал в сложности текущего момента, с пониманием воспринимал новости по телевизору: «Ему там намного труднее… за всех нас думать. И нам следует немного облегчать его ношу: самим думать и всё объяснять». Вот объяснять Гаврила умел буквально всё. По государственному. Особенно от этого страдала его законная жена Света.
– Света, ты в магазин ходила?
– Ходила. Тебе что–то надо? Почему не сказал? Я всё для нас купила.
– А эти… я извиняюсь… яйца?
– А что с нашими не так? В холодильнике штук шесть или больше лежат запасных.
– А ты знаешь, что с ними проблема?
– Какая проблема?
– Они есть, и их, как бы нет!
– Ты меня не пугай. Прямо скажи, что с тобой случилось?!
– Со мной ничего. А вот со Страной…
– Ты страной не прикрывайся: что не так с твоей яичницей? Говори, я помогу.
– Дура! При чём тут моя, то есть твоя… то есть наша. Дура, я о других печалюсь.
– О других?! Обо мне ты не печалился. Я месяц тебя кормлю просто так. А о других…
– Ты не так поняла. Дура ты, Светка. Не о главном думаешь, а о своём, о бабьем.
– Именно так я тебя и поняла.
Света надула губки, запахнула шёлковый халатик, завязала двойным узелком поясок и удалилась в дальнюю комнату на одноместный диван читать книжку.
* * *
Гаврила остался сидеть на кухне и вникать в глобальную обстановку. Обстановка его совсем не радовала – напрягала, а вот шесть яиц в холодильнике оставляли надежду: «Наши проблему разрешат, а они не могут не разрешить, вот тогда и позволим себе лишнего». Государственным человеком был Гаврила по жизни. Стержень в нём был особенный.
* * *
На следующее утро – чуть ли не с пионерской зорькой, – включил Гаврила телевизор, желая привлечь внимание Светы к себе любимому и к нуждам большой Страны. Телевизор огорчал новостями: снегопады, обледенения, перекрытые трассы и ни слова о поставках яиц из ближнего Подмосковья. Это не понравилось Гавриле. Ему так хотелось доказать Свете, что пока она спала в дальней комнате без него в объятиях пледа, он переживал со всей Страной, чтобы утром её порадовать. Не получилось в этот раз. Вместе с тем росло и раздражение: «Сплошной материализм. Зачем ей все достижения большой Страны непременно нужно почувствовать в ощущениях? Иногда плоды трудов видны через десятилетия. Не хотелось бы, конечно, чтобы по яйцу так задержались с решением проблемы. И что этим курам не несётся в такой Стране, как наша? Их что, в Турции или на Западе лучше кормят нашим зерном? Хотя бы минимально сознательность проявили или гордость за Страну – чем вы, наши несушки, хуже заморских?». Расстроился Гаврила не на шутку: не получилось Свету удивить. Телевизор он выключил и открыл компьютер почитать новости. Одна новость из потока зацепила Гаврилу за живое. Словно подсказка снизошла от любимого образа.
* * *
«Бердяев, философ. Удивил. Ну и личность, за ним не угонишься. Я только-только успел томик Лермонтова прочитать… первый из трёх, самый тоненький, а он уже вон в какие дебри успел свернуть», – восхищался Гаврила такой работоспособностью на новогодних каникулах Первого лица.
* * *
Света копошилась на кухне, гремела кастрюльками и венчиком, сбивая что-то в мисочке, а Гаврила искал в интернете философа. В гостиную донёсся запах омлета с беконом и громко захрюкала паровая кофеварка. Под ложечкой засосало. Света, выйдя из кухни в коридор, позвала: «Ты завтракать идёшь? Всё готово». Первое желание у Гаврилы было закрыть компьютер и побежать на кухню, обнять Свету, поцеловать в шейку и сказать: «Как всё вкусно пахнет. Какая ты замечательная!». Но он вспомнил, что проблема по яйцу в Стране осталась неразрешённой к утру, а стратегический запас был уполовинен в это трудное время. «Она опять поперёк пошла. Знала же, что беречь скорлупу надо», - в этот момент волна протеста поднялась в душе Гаврилы выше аппетита и он как-то даже зло буркнул в ответ: «Нет, я сыт. Мне некогда. Я занят». Через пару секунд он услышал ответ: «Ну как хочешь». Он очень хотел – особенно сейчас, когда услышал металлические нотки в голосе жены.
* * *
Гаврила углубился в чтение. Строчки сбивались от непривычки к подобному чтению и параллельные сходились и перескакивали, от чего содержание усваивалось с трудом. А ещё этот запах кофе и омлета.
* * *
Гаврила, как человек основательный, начал читать не с конца, как его Света, а с самого начала. От корки до корки – это был его принцип, от которого он не отступил и в этот раз, даже не подозревая на какие муки и слёзы обрекает себя и любимую Свету.
* * *
Особенностью Гаврилы было то, что читал он всё – от инструкций к утюгу или книжки – почти вслух: проговаривал губами слова и участвовал лицом в прочтении – то усмехнётся криво, то брови вскинет. Через себя пропускал Гаврила чтение в силу неформальности своей личности. Вторая его особенность – всё непременно надо было осмыслить.
Вот и сейчас: «Есть очень большая трудность в определении национального типа, народной индивидуальности». Хоть стой, хоть падай. «Я – русский, какая проблема? А чем докажу? Штампа в паспорте нет, отменили демоны. Теперь только и остаётся, что на слово верить… Хорошо, а если бы я был еврей, допустим, или того пуще - татарин, то что? Вышла бы Света за меня или нет? Вот она в чём трудность! Ага, это я понял. Читаем дальше». Кто бы рискнул назвать Гаврилу занудой? Он в ответ часа два бы потратил на выяснение значение этого титула. И самое неприятное – на трезвую голову.
«Тайна всякой индивидуальности узнается лишь любовью, и в ней всегда есть что-то непостижимое до конца, до последней глубины», - здесь он немедленно согласился с новым философом: «Взять к примеру Свету… только подумаю о ней и улыбаюсь. И в ком из нас такая загадка? И захочешь с ней поссориться, да не сможешь… от глубины души. Хороший философ, правильный», - Гаврила едва не прослезился, а тут ещё запах кофе и омлета. Гаврила хлопнул по столу кулаком и направился в кухню.
Пятница, 12 января 2024 г.
