Да здравствует искусство!

Вы пережиток повешенного классицизма,

я остался в серебряном веке.

И пускай я пока не признан,

зато не полумертвый калека.

Драгоценные металлы в сейфе

зажаты,

сдавлены,

как фарцовщики в автозаке,

пока я здесь на свободе

подаю вам живые знаки.

 

Жалкий галчонок чирикал

закостенело,

опустошенно.

Горящий чёрный галстук повесил,

когда я обложил его шёпотом:

Пиши,

всё что живое и мёртвое

пусть станет монолитным памятником

и черноголовой воплями

рвущим вековые динамики.

Меня везут заговорённые сани

комфорт плюс.

Чувствуйте,

переживайте

каждое моё касание,

которым я с вами делюсь.

 

Кормитесь или кормите?

 

— Правда что рукописи не горят?

Они не горят в моей комнате

пронзительно сочной,

как мой взгляд.

 

Тесные мысли гоню,

я обязан дышать глубже.

И когда стою на краю,

завариваю «красный халат» —

Это стальная дружба

крепостного формы и содержания

с бессознательным.

Да здравствует искусство!

Очередное жилистое нажатие

обрывает карандаш хрустом.