Арская дорога. Глава 18. Время императриц и смут.

После провозглашения империи и смерти первого императора Всероссийского Петра Великого, все последующие годы восемнадцатого века для России ознаменовались дворцовыми переворотами и правлением императриц. Корону после смерти императора подхватила и два году носила его жена Екатерина Алексеевна, затем с некоторыми перерывами к власти приходили императрицы Анна Иоанновна, Елизавета Петровна и Екатерина II Великая, на долю которых выпало почти семь десятков лет правления Российской империей.
Супружеская жизнь Петра Фёдоровича, внука Петра Великого и наследника на империю не сложилась с самого начала: жена Екатерина, дочь князя одного из немецких княжеств, племянница шведского короля, двоюродная племянница прусского короля, никогда не интересовала его как женщина. А после восшествия на престол в 1761 году под именем императора Петра III он совсем отдалился от неё, открыто стал жить с одной из своих любовниц Елизаветой Воронцовой, заявив о желании развестись с Екатериной.
22 апреля 1762 года, с утра Екатерине стало не по себе. Как обычно поднялась с постели и хотела заняться повседневными делами, но длительная беременность и большой живот дали о себе знать болью и схватками. Прибежал её любимец Григорий Орлов, подстегнул повитух: они захлопотали вокруг Екатерины, начали приготовления к рождению нового человека.
Длительное время Екатерине удавалось скрывать свою беременность от мужа и окружающих, а теперь необходимо было сохранить в тайне и рождение ребёнка.
Всё было приготовлено к родам заранее, но сомнения у неё оставались: «Удастся ли Василию отвлечь внимание Петра Фёдоровича от дворца? Императору лучше не знать о ребёнке. Ах, если узнает! Быть мне подстриженной! Навечно в монастырскую неволю отправит».
Схватки усилились, захлестнула боль. Охнула и крикнула Григорию:
- Начинается! Мальца отправляй к Василию и сам уезжай. Нечего тебе здесь толкаться.
Григорий поднял колокольчик, только встряхнул, прибежал слуга. Забылся, волнуясь за Екатерину; сам призвал сына камердинера, который дожидался в соседней комнате:
- Серёжка, быстро скачи к отцу и скажи, что ты больше не нужен государыне.
Его отец, Василий Григорьевич Шкурин был сообразительным и предприимчивым камердинером. Ранее он служил у Екатерины истопником, понравился ей своей исполнительностью, преданностью и готовностью исполнять все её указания.
Когда Екатерина рассказала ему о предстоящих родах и с волнением обратилась с просьбой придумать что-нибудь, чтобы отвлечь внимание Петра Фёдоровича и дворцовых особ от предстоящего события, он спокойно ответил:
- Хорошо, государыня, я что-нибудь придумаю. Не волнуйся, делай своё бабье дело.
Ему давно было известно, что Пётр III являлся страстным любителем пожаров и других подобных людских несчастий: он не пропустил ни одного городского пожара и всегда водил с собой приближённых.
На следующий день на службу в Зимний дворец Василий взял с собой старшего сына и предупредил, чтобы он, как только начнутся роды у государыни, привёз ему эту весть.
Василий задумался: «Дом мой на окраине города, большой, но деревянный и уже старый. Пламени и дыма будет предостаточно и пожар не останется незамеченным царским дворцом. А государыня, дай Бог, не оставит мою семью и своего ребёнка без помощи и опеки».
Без колебаний кинулся в свой дом на окраину Петербурга; неспешно отправил из дома жену и детей к родственникам, вывез всё ценное имущество и, оставшись один, отдался горячей молитве: «Господи, прости меня грешного: по служебной надобности и услужению государыни предаю огню дом свой».
Через некоторое время на взмыленном коне примчался сын, с порога выдохнул:
- Тятя, не нужен я больше государыне.
- Хорошо, сынок. Без промедления уезжай к дяде Семёну. Помнишь, где он живёт? Там ждут тебя матушка и сёстры. Я буду позже.
Изба загоралась медленно и неохотно: сначала слегка задымила, вызвав любопытство проезжающих и соседей. Когда дым повалил клубами – забил тревожно колокол, закричали люди, примчались служивые с бочками и баграми. Но вдруг одновременно со всех сторон избу начали лизать языки пламени, и служивым людям оставалось только одно: баграми растаскивать брёвна по двору - огонь вошёл в силу, и загасить его уже не было никакой возможности. К огню примчался Пётр III со своей свитой и с замиранием сердца наблюдал за искрами и огненными всплесками.
Во дворце всё успешно разрешилось и повитуха, принимавшая роды, отправилась с камердинером к его новому месту жительства: на руках её был новорождённый государыней младенец, будущий граф - Алексей Григорьевич Бобринский.
На следующий день Екатерина встретилась с Григорием: она, обессиленная и уставшая, лёжа приняла его в своей спальне. Улыбнулась краем губ:
- Слава Богу, Гриша, сынок в безопасности. Но нам нельзя расслабляться и надо продолжить и даже ускорить приготовления к задуманному делу.
- Да, государыня, мы готовы выступить в любое время.
9 июня, в день рождения деда и первого императора России, во время торжественного обеда по случаю заключения мира с Пруссией, Пётр III нанёс оскорбление своей жене, обозвав её прилюдно дурой за нежелание пить стоя провозглашённый им тост. А вечером того же дня отдал приказ арестовать её, но арест был отложен по просьбе дяди Екатерины.
Накануне Петрова дня император со своей свитой отправился в Петергоф. А в это время по Петербургу уже гуляли слухи об аресте Екатерины, преданные ей офицеры преждевременно забузили, так как одного из них арестовали; возникла угроза раскрытия заговора.
Узнав об этом, Екатерина тотчас кинулась в казармы к гвардейцам и они присягнули ей на верность.
Офицерский корпус российской армии, гвардейцы, дворянство и Русская церковь обвиняли императора Петра III в заключении невыгодного мира по результатам Семилетней войны с Пруссией, в слабоумии и презрительном отношении к России, русскому дворянству и священникам.
Уже на следующий день после присяги гвардейцев Екатерине, император был вынужден отречься от престола, был взят под стражу и через неделю скончался от страха за свою жизнь, пьянства и поноса.
В октябре 1762 года жена императора была коронована в Москве под именем Екатерины II, отняв власть у мужа и не передав её семилетнему сыну Павлу.
После смерти Петра Фёдоровича в России появлялись более пятнадцати императоров - самозванцев, но из них самый заметный след в истории оставил Емельян Пугачёв, сорокалетний донской казак.
Осенью 1773 года, после Покрова дня Осип Семёнович отправился на ярмарку в Сарапул. Снега нападало довольно много, дышалось легко. И он почувствовал себя молодым и сильным, радовался морозному солнечному дню, хрусту молодого снега под копытами лошади, её весёлому ходу. Думал с гордостью о внуках и внучках, число которых год от года увеличивалось. Он и поездку-то эту предпринял только с целью порадовать детишек подарками и сладостями.
За поворотом внимание Осипа привлёк сгорбленный человек, с трудом шагающий по санной дороге, опираясь на самодельный посох, вырезанный из палки. Услышав скрип саней и пофыркивание лошади, обернулся в ожидании.
-Трр-р-р. Мир тебе! Далеко ли путь держишь милый человек? – остановив лошадь, спросил Осип Семёнович.
- И тебе хорошей дороги добрый человек! Иду на завод Демидовский, сына и внуков проведать. Да может и останусь, если примут. Бабку свою схоронил, изба и деревня огнём сгорели, а сил на новую избушку уже нет. Больше месяца иду. А зовут меня Григорий Пантелеевич. С Яика я, из казацкого края.
Вскоре они, сидя на санях, неспешно беседовали на разные темы, но больше говорил путник, а Осип Семёнович слушал, временами задавая вопросы для поддержания разговора. Ненавязчиво расспросив и узнав, что Осип Семёнович также как и он старой веры, а в Терских казаках родственники имеются, Григорий Пантелеевич более доверительно начал рассказывать о своей жизни. Потом надолго замолчал, обдумывая что-то и тихо объявил:
-А царь-император, батюшка Пётр Фёдорович, живой и здоровый среди казаков яицких живёт до сего времени. Пока затаился, но скоро явится народу.
Осип Семёнович замер и повернувшись к путнику, вопросительно посмотрел на него. А Григорий Пантелеевич утвердительно закивал головой:
- Да, добрый человек, я императора видел вот так же, как тебя сейчас рядом вижу,- перекрестился, - обличьем казак, но взгляд строгий. Он, таких как мы, староверов милует и поддерживает. Обещает крестьянствующим и другим людям снизить подати, в рекруты не брать, свободу в выборе веры всем одинаковую дать: и православным и иноверцам. Просит только народ, когда надо будет, поддержать в борьбе с женой-немкой проклятой, что власть у него законную отняла и чуть жизни не лишила.
Осип Семёнович оправился от неожиданности, начал расспрашивать, а потом надолго замолчал, обдумывая полученные вести.
На Сарапульской ярмарке простился с попутчиком, набрал подарки и детишкам, и другим родственникам, заспешил домой.
А Григорий Пантелеевич побродив бесцельно по пустеющей ярмарке, зашёл в трактир, пообедал, осмотрелся. Увидев компанию захмелевших крестьян, подсел, завёл разговор о скотине, о бескрайных степных пастбищах, жирных девственных полях и заливных лугах на реке Яике. Невзначай рассказал о появлении императора Петра III у яицких казаков; а когда пьяные мужики начали обсуждать услышанную весть, неспешно покинул трактир и отправился устраиваться на ночлег.
Мария, услышав приветливый лай собаки, удивлённо встретила мужа во дворе:
-Ты, что Осип. Пошто быстро вернулся? Иль приключилось что?
-Да нет, Мария, всё хорошо. Но заморился что-то, пойду, схожу к Пётру Емельяновичу. Он вчера ещё приглашал зайти.
Разобрал сбрую с коня, завёл в сарай, отнёс в избу подарки и направился к соседу поделиться новостью, о которой путник в дороге рассказал.
С Пётром Емельяновичем Самохваловым, живущим соседним двором, Осипа Семёновича связывали долгие годы дружбы с отроческих лет и дальние родственные связи. И их дети стали друзьями с детства, имели уже своих детей, которые также вместе играли и взрослели. Обсуждая принесённую весть, соседи решили, что она им ничего хорошего не сулит, а наоборот, народ ждут слёзы и горе.
Через несколько недель новость о нахождении среди яицких казаков императора Петра III разлетелась по починкам, деревням, сёлам Арской дороги, Демидовским и казённым заводам уральской стороны.