ПУШКИН И МОНАРХИЯ
ПУШКИН И МОНАРХИЯ
Борис Ихлов
Со смертью Пушкина и в 90-ю годовщину её как-то "не очень миришься". Не потому, что он был поэт (и поэты смертны), но потому, что умер таким молодым. Опять же - тридцать семь лет -уж не слишком мало, не юношею был Пушкин, - но ведь так явственно ощущается, что его жизнь оборвалась именно "на середине пути". К этой середине он уже непомерно был утомлён - и в то же время так необычайно был полон жизни. И всё кажется, будто его зарыли в землю живым.
Владислав Ходасевич «Девяностая годовщина»
Пушкин не был понят при жизни не только равнодушными к нему людьми, но и его друзьями. Признаюсь и прошу в том прощения у его памяти.
Вяземский
Друзья Пушкина сошли с ума и допустили дуэль. Черная речка, первый выстрел сделал Дантес. Пушкин упал и несколько времени оставался неподвижен, головой в снегу. Наконец, он приподнялся до половины и, опершись левой рукой о землю, стал старательно прицеливаться. Потом выстрелил. Когда Дантес пошатнулся и упал, Пушкин подбросил вверх пистолет и, падая, крикнул:
- Браво!
(Цветаева оценила это «браво»).
Пушкин впал в полуобморок, пришёл в себя, спросил по-французски:
- Он убит?
- Нет, ранен в руку и грудь.
- Странно, я думал, что мне доставит удовольствие убить его; но чувствую, что нет.
И перебил д,Аршиака:
- Впрочем, это безразлично; если мы оба поправимся, придётся начать всё сызнова.
«Кто битым жизнью был, тот большего добьется. / Пуд соли съевший, выше ценит мед. / Кто слезы лил, тот искренней смеется. / Кто умирал, тот знает, что живет…»
Все это ложь. Добивается в жизни большего тот, кто меньше подставлялся под удары. Кто плакал, знает фальшь радости. Кто съел пуд соли – забыл вкус меда. Кто умирал – не понимает, что живет.
Кто же убил Пушкина? Говорят – царь. Так пишет Багрицкий, так считал Лермонтов, фактически к тому же сводит дело Натан Эйдельман: Пушкина не читали, якобы Булгарин своими патриотическими опусами вытеснил Пушкина с книжного рынка, что демократы не простили ему реакции на польское восстание и т.д. Пишут даже, будто здоровяк Пушкин сам искал смерти. Вряд ли…
К Пушкину относились по-разному, любомудры, славянофилы (Веневитинов и др.) приняли его «на ура», а Писарев, автор книги «Реалисты», в работе «Пушкин и Белинский» писал: «Пушкин – просто великий стилист».
В конце 20-х Полевой начал поход против признанных авторитетов дворянской культуры: Державина, Карамзина, Пушкина.
Николай Иванович Надеждин проф. Московского университета – враг дворянской культуры и одновременно монархист, видел в Пушкине врага, главу русского романтизма и бунтарства. Полевой, наоборот, нападал на Пушкина за измену свободолюбивым идеалам, дескать, Пушкин - романтик-дезертир.
Пушкина не понимает Грибоедов, Грибоедову – в изложении Юрия Тынянова - смешон негритянский аристократизм Пушкина, он описывает Пушкина точно так же, как Долгорукий – Пушкин суетлив. Но у обоих это впечатление исчезает.
И как сразу понять Пушкина, если он не прост, запутан? Вот как он описывает дядю Онегина:
Он в том покое поселился,
Где деревенский старожил
Лет сорок с ключницей бранился,
В окно смотрел и мух давил.
«Задавить муху» - выпить рюмку. Маленькая (15-20 г) рюмка называлась «мухой». Петр I вместо кабаков, питейных заведений, повелел открыть трактиры, где люди не только пили бы, но еще и закусывали. Для привлечения клиентов первую рюмку наливали бесплатно. Клиенты начали выпивать бесплатную первую рюмку и уходить из трактира, поэтому были произведены маленькие рюмки Клиенты начали ходить от трактира к трактиру, чтобы выпить как можно больше бесплатных первых «мух». Отсюда «ходить под мухой». Есть такая трактовка четверостишия.
Или Пушкин все же имел в виду мух, которые летают?
Нервы царь потрепал поэту – факт. Но убить? Кому понадобился Сверчок? Тому, кто чувствует свою ущемленность рядом с ним.
Убивает не власть. Убивает плюгавая мелочь.
Твой сосед, хам, прохожий, чужой, клеветник…
С другой стороны, разве царь так уж нипричем? Разве НКВД, КГБ нипричем? Выходит, это царь – плюгавая мелочь.
Зрелый Пушкин горд сознанием, что не власть и сила, а дух и культура дают бессмертие.
Ну, а нам, обыкновенным людям – нам, когда нас убивают плюгавые, особо гордиться нечем.
Понимаете. Пушкин оценивал людей – как мы, т.е. когда люди в критической ситуации. Когда они способны либо остаться человеком, либо предать.
Мы узнали, что все наши соратники – либо дураки, либо сумасшедшие (реально!), либо подонки, либо предатели.
***
Когда в 90-е я писал свои заметки о Пушкине, голова моя была забита лекциями Натана Эйдельмана, мнениями пермских поэтов и филологов, а также диссидентов МГУ 80-х, чьи воззрения оказались, мягко говоря, весьма поверхностны.
Во-первых, оказалось, что Керн – это почти мифология, сам Пушкин не относился к ней так, как пишет в стихотворении. Это была мода – иметь тайную любовь. И Пушкин посмеивается над этой модой – в стихотворении «Высокопарные мечтания»:
В ту пору мне казались нужны
Пустыни. Волн края жемчужны,
И моря шум, и груды скал,
И гордой девы идеал,
И безымянные страданья…
И Лермонтов посмеивается:
Толпу ругали все поэты,
Хвалили все семейный круг,
Все в небеса неслись душою,
Взывали с тайною мольбою
К NN неведомой красе
И страшно надоели все.
Сила общественного поэтического мнения была столь велика, что даже дядя Пушкина В. Л. Пушкин был вынужден иметь тайную и неразделенную страсть:
Люблю… никто того не знает,
И тайну милую храню в душе моей,
И знаю то один… хоть сердце изнывает
Хотя и день, и ночь тоскую я по ней,
Но мило мне моё1 страданье
И я клялся любить ее без упованья…
В поэме «Бахчисарайский фонтан» Пушкин опять же тайно и безнадежно влюблен. Но мода приелась, он писал, что роль Петрарки ему уже не по нутру, потому не хотел публиковать поэму.
Как и многие другие поэты, Пушкин выстраивал и другую легенду - в духе романтизма, что он-де праздный ленивец. Но был вынужден зарабатывать деньги, упорно трудиться. Пришлось отказаться и от этой моды…
«Старик Державин нас заметил и в гроб сходя, благословил».
Оказывается. это лишь замечание, лишь констатация факта, Пушкин смотрел на Державина как на отживающий век. Однако Пушкин много взяли и у Державина, порой его стихи были напыщенны и трафаретны.
И на стиль Пушкина повлиял не Барков с его «Девичьей игрушкой», как уверяли, а процесс познания мира… Слог «Евгения Онегина» - это не изначальный стандарт, многие ранние стихи Пушкина – выспренни, велеречивы, что шло, разумеется, от античности.
Воспоминаньями смущенный,
Исполнен сладкою тоской,
Сады прекрасные, под сумрак ваш священный
Вхожу с поникшей головой.
Так отрок библии. Безумный расточитель,
До капли истощив раскаянья фиал,
Увидев, наконец, родимую обитель,
Главой поник и зарыдал.
Важно другое: оказывается, в биографии Пушкина – и России! – есть весьма интересные моменты.
Начну с того, что история повторяется дважды, как говорил Гегель. Маркс добавлял: второй раз в виде фарса. И я добавлю: история повторяется трижды третий раз – в виде чернухи.
1812 и 1825
В биографии Пушкина восстание декабристов занимает центральное место. И это восстание многим обязано – как и Октябрь 1917-го – войне, войне 1812 года.
17.3.1812 после двухчасовой беседы Александр I объявил госсекретарю Сперанскому об отставке. Сперанского в его 40-лет в сопровождении пристава отправили в ссылку в Нижний Новгород, затем в Пермь. С падением Сперанского закончилось «дней Александровых прекрасное начало», реформы были забыты, в России воцарилась реакция. Хорошая почва для протеста!
М. П. Бестужев-Рюмин на конспиративной сходке говорил: «Век славы военной кончился с Наполеоном. Теперь настало время освобождения народов от угнетающего их рабства, и неужели Русские, ознаменовавшие себя столько блистательными подвигами в войне, истинно Отечественной – Русские, исторгшие Европу из-под ига Наполеона, не свергнут собственного ярма?» («Восстание декабристов», Т. 9, М., 1950, С. 117).
Как оказалось, движение декабристов возникло отнюдь не из-за того, что русские офицеры, побывав в Европе, ощутили веяния демократии и свободы – как внушали диссиденты и Натан Эйдельман. Наоборот, русские офицеры ощутили свое превосходство, чувство собственного достоинства.
Окончание войн с Наполеоном разбудило в обществе чувство собственной силы – т.е. явно не по Эйдельману, дескать, «вдохнули свободы». В-первых, никакой свободы в Европе не было, это пропагандистский миф 80-х. Во-вторых, победа в войне с Наполеоном дала право на общественную активность.
С другой стороны, восстание декабристов не было каким-то изолированным русским вывихом. В 1917 году в Европе и Азии происходило множество восстаний, аналогично в период движения декабристов - революция в Испании, в Неаполе, восстание в Греции, волнения в Семеновском полку в СПб, бунт в военных поселениях в Чугуеве под Харьковом. Были разгромлены Казанский и Петербургский университеты. изгнаны лучшие профессора.
В то же время декабристы понимали, с кем и с чем имеют дело, потому ввели элементы конспирации, правда, весьма слабые.
Конспирация была слаба настолько, что когда М. Орлов попросил руки дочери генерала Н. Н. Раевского, тот поставил условием его выход из декабристского Союза благоденствия.
Тем не менее. Чтобы избавиться от непрошенных друзей, например, подпольщики группы Аврущенко использовали простой метод: объявляли о роспуске группы, а сами продолжали собраться уже без «друзей». Точно так же поступил и наш Союз коммунистов в 1988 году: было объявлено о самороспуске, и собрания продолжались уже без либералов Аверкиева, Касимова и Просвирнина.
Однако не группа Аврущенко была первой, изобретатели – декабристы.
В 1821 г. собравшийся в Москве нелегальный съезд Союза благоденствия, узнав. что у правительства есть списки всех заговорщиков, объявил Союз якобы ликвидированным – чтобы далее собираться более узкой группой.
Не монархист
Распространенной версией является то, что Пушкин якобы был государственником, имперцем, патриотом, русским националистом. Эйдельман уверяет, что демократы, Белинский и др., якобы не простили Пушкину стихотворение «Клеветникам России».
В мультфильме «для взрослых» «Любимое моё время» Андрей Хржановский рисует Пушкина как человека с двояким поведением, с двойственной душой: с одной стороны, ревнитель свободы, с другой – низкопоклонство, робость, верноподданичество.
Мы увидим ниже, что двойственность-то есть – но совсем иная.
Нужно отметить, что в 1925 году Николай I начал править страной, ничего не понимая в этом деле.
Мемуарист В. А. Муханов писал: «… что же касается наук политических, о них даже не упоминалось при воспитании императора… Когда решено было, что он будет царствовать, государь сам устрашился своего неведения» (Русский архив, 1897, №5, С 89-90).
Тем не менее, у Пушкина, и у многих декабристов были надежды и на возврат Александра к реформам, и на «смену курса» Николаем I. Стихотворение «Клеветникам России» Пушкин написал – и передал по инстанции! - с единственной целью: чтобы Николай простил декабристов.
Николай – мстителен, не простил, он приказал казнить пятерых друзей Пушкина. Правда, четвертование заменил повешением.
24 июля Пушкин узнает о казни Рылеева, Бестужева-Рюмина, Пестеля, С. Муравьева-Апостола, Каховского и пишет:
В наш гнусный век…
Но каторга друзей ужасна…
Стихотворение «Клеветникам России», обращенное к другу Пушкина Мицкевичу, было благосклонно встречено Николаем 1-м (аналогично и Чаадаев назвал Пушкина народным поэтом), друзья Пушкина А. И. Тургенев и Вяземский оценили стих холодно и даже прямо неприязненно.
Но дело-то в том, что у Пушкина возникла иллюзорная мысль оказать влияние на правительство. Противостоя булгаринскому наушничеству, Пушкин обратился к Николаю I с просьбой разрешить создание официально политической газеты. Разрешение было дано – но никаких реформ со стороны Николая не последовало. Цензура усилилась, в 1931 г. Литературная газета закрылась.
Кстати, именно Мицкевич понял замысел Пушкина, поэтому друзья не рассорились.
Но и после казни декабристов у оставшихся на воле (и у Пушкина) сохранялись надежды, поскольку Николай обозначил начало своего правления как начало радикальных реформ.
В манифесте 1826 года Николай собрался усовершенствовать «отечественные установления», главной реформой была отмена крепостного права. «Нет сомнения, крепостное право в нынешнем его положении у нас есть зло для всех ощутительное и очевидное…» - говорил император.
Николай взялся за традиционные в России бюрократизм, пренебрежение к закону, разгильдяйство, прощал арестованных и осужденных за публичное поношение и оскорбление императорского достоинства. Публично просил прощения перед каким-нибудь офицером, которого несправедливо выругал. Во время холерных эпидемий в Петербурге и Москве проявил личное мужество, и Пушкин откликнулся стихотворением «Герой».
Император работал по 18 часов в сутки; занимал всего лишь одну небольшую комнату на первом этаже Зимнего дворца, где стояла его походная кровать; укрывался суконной шинелью; мало ел и почти не употреблял алкоголя. По словам Тютчевой, Николай «ничем не жертвовал ради удовольствия и всем – ради долга, и принимал на себя больше труда и забот, чем последний поденщик из его подданных».
В 1828 году Пушкин писал – об убийце! - в стихотворении «Друзьям»:
Его я просто полюбил:
Он бодро, честно правит нами;
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждами, трудами.
Стихотворение явно было написано с прицелом, чтобы Николай его прочитал.
Но после событий 1830–1831 годов, после революция во Франции, после восстания в Польше Николай резко меняет свою политику.
Грибоедов возвращается к теме рабства в России. Попавший в плен к дикарям лишь меняет вид рабства:
«И ужасен ли обмен? / Дома – цепи, в чуже – плен («Хищники на Чегеме»)
И Пушкин пишет эзоповым языком:
Всё тот же я – как был и прежде,
С поклоном не хочу к невежде,
С Орловым спорю, мало пью,
Октавию - в слепой надежде -
Молебнов лести не пою...»
Т.е. «не пою молебнов лести Николаю I». Ибо хватит уже, сколько можно.
И еще:
Приди, сорви с меня венок,
Разбей изнеженную лиру
Хочу воспеть Свободу миру,
На тронах поразить порок.
Ода «Вольность» 1817 года будто бы направлена против тирании Наполеона:
Самовластительный злодей,
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостью я вижу.
Но цензоры и полиция хорошо понимали суть стиха, к кому на самом деле оно обращено. Пушкин был выслан из столицы, а ода «Вольность» стала вроде политического кредо Союза Благоденствия.
Холоп?
Пушкина рисуют романтиком, всюду вхожим, сталкивавшимся с разными группам, подлаживающимся под них: «Как он умел казаться новым…» На самом деле Пушкин смеется над Онегиным.
Друг Пушкина И. И. Пущин писал: «Пушкин. Либеральный по своим воззрениям, имел какую-то жалкую привычку изменять благородному своему характеру и очень часто сердил меня и вообще всех нас тем, что любил, например, вертеться у оркестра около Орлова, Чернышева, Киселева и других… говоришь, бывало: «Что тебе за охота, любезный друг, возиться с этим народом: ни в одном из них ты не найдешь сочувствия и пр.» Он терпеливо выслушает, начнет щекотать, обнимать, что обыкновенно делал, когда немножко потеряется. Потом смотришь – Пушкин опять с тогдашними львами» (там же, С. 98).
На самом деле у Пушкина – обычный журналистский интерес. Ибо генерал-майор А. Ф. Орлов, командир конногвардейского полка, любимец императора, брат декабриста, ему едва за 30, сын екатерининского вельможи, начал под Аустерлицем (золотая сабля «за храбрость»), 7 ран под Бородино; А. И. Чернышев - на год моложе Орлова, многократно помногу часов беседовал с Наполеоном; П. Д. Киселев – честолюбец, карьерист – не только доверенное лицо императора, но и близкий друг Пестеля.
Юный Пушкин писал:
Вы помните: текла за ратью рать
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались
Завидуя тому, ко умирать
Шел мимо нас…
И вот этому-то герою за трапезой Пушкин отвесил: «Вы рассуждаете генерал, как старая баба!» (А С. Пушкин в воспоминаниях современников, Т. 1., С. 351., Из дневниковых записей П.И. Долгорукова, сослуживца Пушкина по Кишинёву:, 18.1.(1822
Хамство более молодого, нежели Орлов, Пушкина тоже вполне объяснимо, подобным хамством в качестве гиперкомпенсации отличался и Лев Ландау, например, чтобы преодолеть свою стеснительность, носил на шляпе воздушный шарик.
А вот что пишет Пушкин задолго до восстания, в 1817 году, о другом высокопоставленном Орлове, М. Ф. Орлове, тоже генерале о его забавах с артисткой балета Е. И. Истоминой:
Орлов с Истоминой в постеле
В убогой наготе лежал.
Не отличался в жарком деле
Непостоянный генерал.
Не думав милого обидеть,
Взяла Лаиса микроскоп
И говорит: «Позволь увидеть,
Чем ты меня, мой милый…»
В те времена именем Лаиса называли куртизанок.
Между тем, М. Ф. Орлов - герой 1812 года, принявший ключи Парижа, любимец императора, кумир солдат, а главное - глава кишиневского общества декабристов.
К обоим, и к А. Ф. Орлову, и к Киселеву у Пушкина был вполне понятный интерес. Но Пушкин не смешивал два источника информации воедино, в послании А. Ф. Орлову Пушкин писал:
На генерала Киселева
Не положу своих надежд
Он очень мил, о том ни слова
Он враг коварства (в беловике «тиранов», Б. И.) и невежд…
Но он придворный: обещанья
Ему не стоят ничего…
Декабристы
В Кишиневе Пушкин, разумеется, сходится с местными декабристами.
В это время в Европе – падение душителя революции Наполеона и, соответственно, революционный подъем, революции в Испании, Греции, Неаполе, Пьемонте, в 1921-м – восстание в турецкой Молдавии.
Декабристы надеялись, что Александр I вступится за восставших греков.
Генерал русской службы Ипсилати переправился через Прут и призвал греков к восстанию.
Увы. Ибо еще в 1820 Александр I ездил в Триполи, где собрался Конгресс, посвященный подавлению революционных движений в Европе. 28 октября он получи известие о восстании Семеновского полка. Это событие не было связано с декабристским движением, но император уведомил Аракчееву: «Я его приписываю тайным обществам».
Идеал Союза благоденствия – героическая аскеза, отказ от личного ради общего блага.
Рылеев: «Любовь никак нейдет на ум. / Увы! моя отчизна страждет…»
М. Ф. Орлов отказывается от выгодных предложений Александра - чтобы получить в руки 16-ю дивизию.
Федор Глинка, оказавший сильное влияние на Пушкина, покрывался вместо одеяла шинелью, если надо было выкупить на волю какого-нибудь крепостного артиста, отказывал себе в чае и переходил на кипяток.
Не то либеральная молодежь, объединенная в сообщество «Зеленая лампа», не то Пушкин! Другу по «Лампе» П. Б. Мансурову Пушкин пишет: «Ненавижу деспотизм…»
Говорят, что декабристы не допускали Пушкина в свои общества, якобы берегли талант Пушкина, якобы Пушкин был слишком несдержан и т.д. Но есть свидетельства, что Пушкин был активнейшим участником движения декабристов.
Секретный агент правительства доносил: «Нижние чины говорят… Пушкин ругает публично и даже в кофейных домах не только военное начальство, но даже и правительство…» (Русская старина. 1883. Кн. XII, С. 657).
Клевета – один из самых грязных способов задушить друга. Неизвестно, кто в 1917-м первый из левых пустил слушок о немецких деньгах для Ленина, кто распространил лживые писания журналистов. Аналогично картежник Ф. И. Толстой оклеветал Пушкина, будто тот был по приказу правительства тайно высечен. Пушкин страшно огорчался, считал, что для него всё кончено, Чаадаев его успокаивал…
Не тщусь встать рядом, но клеветали и на меня: что якобы стукач КГБ, что якобы алкоголик, что якобы разворовал партийную кассу (которой в природе не существовало) и т.д.
Клевета дополняется грязью доносов штатных и внештатных сотрудников охранки.
Типичный поздний донос, уже после подавления восстания декабристов, донос начала 1826 г (приводит Б. Л. Модзалевский): «Пушкин! Известный уже, сочинитель! Который невзирая на благосклонность государя! Много уже выпустил своих сочинений! Как стихами, так и прозой! Колких для правительствующих даже, и к государю! Имеет знакомство с Жулковским!! У которого бывает почти ежедневно!!!» («Пушкин под тайным надзором», 3 изд., Л., 1925, С.77). Помощник Бенкендорфа фон Фок, считая, что самый безграмотный и нелепый донос приносит пользу, а стихотворение, даже гениальное - вред, приобщил донос к делу.
Исторический материализм
Пушкин – руссоист, спорит с Орловым. Его идеал – вечный мир аббата сен Пьера. Врожденная свобода человека, народный суверенитет (власть народа) и прочая чушь. Орлов, напротив – агрессор, говорит о вторжении в Индию.
Да, Руссо, но: Пушкин видит вечный мир не монархов, но революционных правительств.
Пушкин спорит – но все же и в Питере, и на юге он ощущает себя учеником декабристов, стремится «в просвещении стать с веком наравне».
Для декабристов народ – инертная масса, способная только на «экономизм», на неуправляемые анархические бунты. Их благородная миссия - привнести в народ организованность и, подобно церкви - политическое сознание. Народ, сочетающий в себе силу и рабскую покорность, должен идти за декабристами, как стадо баранов за пастырем.
Идеи лидера, вождя видятся главным оружием. Политик-конспиратор знает пути и цели. Поэт же, по мысли Пушкина - его помощник, он распространяет идеи вождя, воодушевляет, воспламеняет.
Мысль становится единственным действием, поэт становится борцом, ученым, мыслителем, вооруженным правдой своего искусства, не мудрствующим лукаво.
Пушкин полагал, что русское дворянство - культурная сила, источник общественного прогресса, резерв революционного движения, что передовой дворянин является естественным союзником народа, а нищающее дворянство с его опытом противостояния власти - революционно. В 1934-м он пишет в дневнике: «Эдакой страшной стихии мятежей нет и в Европе. Кто были на площади 14 декабря? Одни дворяне. Сколько их будет при первом новом возмущении? Не знаю, а кажется много».
Образ дворянина, сошедшего с олимпа на сторону народа, был положен в основу романа о восстании Пугачева.
Однако уже в 1823 году Пушкин начинает сомневаться в возможностях безнародной революционности, к которой тяготели декабристы. Схема «вождь – просвещение масс - идущие за вождем массы» уже не устраивает Пушкина.
Изначально Пушкин верил в прогрессивность царя, в путь Петра 1-го, в возможность союза дворян и народа, но в ходе работы над историей пугачевского бунта эти иллюзии исчезают. Пушкин понимает, что такой союз невозможен. С другой стороны, его не устраивает сосредоточение на лидерах, царях и т.п.
Обожатель Петра и его эпохи? «Полтава», «Медный всадник»? Вряд ли.
В плане предисловия к «Истории пугачевского восстания» Пушкин пишет: "Просвещение развивается со времён Бориса; нравы дикие, свирепые etc. правительство впереди народа; любит иноземцев и печётся о науках". Казалось бы, явно монархист. Но далее Пушкин все чаще, все больше рисует реальность такой, какая она есть: "За корчемную продажу табаку описывать имение и ссылать с жёнами и детьми; доносителю - четвёртую часть имения". Пётр, как замечает Пушкин, поощрял доносительство.
Еще: «… Изветы её (Афросиньи) были тяжки, царевич (Алексей, Б. И.) отпирался. Пытка развязала ему язык, он показал на себя новые вины... Царевич более и более на себя наговаривал, устрашённый сильным отцом и изнеможенный истязаниями...14 июня Пётр прибыл в Сенат и, представя на суд несчастного сына, повелел читать выписку из страшного дела... 26-го царевич умер отравленный... Есть предание: в день смерти царевича торжествующий Меншиков увёз Петра в Ораниенбаум и там возобновил оргии страшного 1698 года». И далее: «20-го запрещает бедным просить милостыню (см. о том указ, жестокий как обыкновенно)».
Еще: «См. другой государев указ об описке чужого хлеба - в неурожай (опять тиранство нестерпимое)".
О первой жене Петра: "Царица высечена и отвезена в Новую Ладогу».
Еще: «Он 11 января (1722 г., Б. И.) издал указ, превосходящий варварством все прежние...»
Еще: «Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом…»
Пушкин о своей поэме Полтава – «Барабанная поэма» в изложении Юрия Тынянова («Смерть Вазир Мухтара», Кишинев Литература Артистикэ 1984, С. 135).
«В области международных отношений Пушкин исповедовал принцип невмешательства: историческое развитие народа подчинено внутренним законам и не должно подвергаться вмешательству извне. Этот принцип отвергал утвержденную Венским Конгрессом в 1816 году идею международной солидарности монархов в борьбе с революциями, на основании которой французские войска в 1823-м подавили испанскую революцию, а Австрия вводила войска в Пьемонт и Неаполь. Когда в 1830-м произошла революция в Париже, а затем в Бельгии, Николай 1-й и по политическим симпатиям и по династическим интересам (голландский двор находился в близких родственных отношениях с русским) готов был вмешаться в эти события с тем, чтобы «навести порядок». Эти планы вызвали резкое осуждение со стороны Пушкина, считавшего и французские дела, и бельгийско-нидерландский конфликт «домашними спорами» народов Запада» (Ю. М. Лотман, «Александр Сергеевич Пушкин», Л. Просвещение, 1983, С. 143).
Политическая свобода для Пушкина –
… Оспаривать налоги
Или мешать царям друг с другом воевать
(из Пиндемонти).
Конечно же, Пушкин не приходит к пустой тавтологии т.н. принципа историзма. Пушкин читает Гизо и Менье, оба историка – предтечи исторического материализма. Борис Годунов – драма-исследование.
Итак, первое сомнение – в своих товарищах, в их компетентности.
1988 год, первые предательства в нашей подпольной группе, первые склоки, первые потери. 1991 год – победа Ельцина и уход большей части марксистов-ленинцев из политики. Главное сомнение – не только в компетентности своих соратников, не только в том, что их идеализм приводит к ложной схеме «вождь – просвещение – следование масс за вождем». Главное сомнение - в их душевных качествах соратников.
А дальше – дальше начинается то же самое. Ленин говорит о неграмотности, неспособности рабочих управлять заводом. Потому Ленин критикует Рабочую оппозицию, потому разъясняет: «… вряд ли внуки увидят социализм».
Пути борьбы, способы, как изменить мир, еще следует узнать. Главное – понять, что такое народ.
И Пушкин – видит, проникает ту массу, ради которой Данко вырывает из груди пытающее е сердце, ту массу, которая равнодушно взирает на это пылающее сердце.
Ленин пишет в статье «Памяти Парижской коммуны»: годы хождения в народ народовольцев разбились о стену равнодушия масс.
Пушкин пишет брату Льву: «Тебе придется иметь дело с людьми, которых ты еще не знаешь. С самого начала думай о них всё самое плохое, что только можешь вообразить, ты не слишком сильно ошибешься Не суди о людях по собственному сердцу, которое, я уверен, благородно и отзывчиво и, сверх того, еще молодо, презирай их самым вежливым образом, это средство оградить себя от мелких предрассудков и мелких страстей, которые будут причинять тебе неприятности при вступлении твоем в свет» (там же, С. 219).
Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей…
И взор я бросил на людей
Увидел их надменных, низких,
Жестоких, ветреных судей,
Глупцов всегда злодейству близких.
Пред боязливой их толпой
Жестокой, суетной, холодной
Смешон глас правды благородный,
Напрасен опыт вековой…
То же пишет и Грибоедов:
- Но нет их! Нет! И что мне в чудесах
И в заклинаниях напрасных!
Нет друга на земле и в небесах,
Ни в боге помощи, ни в аде для несчастных!
«Я полон презрения к своей нации, - говорил Пушкин, - но мне будет досадно, если иностранец разделит со мной это чувство».
В ноябре 1935 г. П. получил письмо от некоего Никанора Иванова, который сообщал, что «он ожесточил свое сердце, омрачил ум сомнениями, юность, драгоценный перл жизни, запятнал пороками, ожесточением и преступлениями и пал, как ангел, отторгнутый толпою демонов от светлого неба». Сравнивал себя с Прометеем, обращался к Пушкину на ты, звал его «собрат мой по скорбной печальной жизни». И просьба скромного денежного пособия не выше 550 р.
Сколько мы в 80-е и 90-е получали таких писем!
В 90-е годы XX столетия мы поняли: рабочий класс, воспитанный на повиновении ВКПб и КПСС, не способен ни на самостоятельные действия, ни на самостоятельные мысли.
В начале тысячелетия, когда рабочие захватывали заводы, когда изгоняли с заводской территории спецназ, когда они проявляли мужество, грудью защищая товарищей от пуль, возникла надежда. Но буквально через год она рассеялась, как рассеялись рабочие протесты.
Когда после 2014 года мы обнаружили, что рабочие не просто боятся отстаивать свои интересы путем забастовки, но не протестуют, когда их продукция отправляется украинских фашистам, мы поняли, что современный рабочий класс ни на что не способен. И не только в России.
За несколько месяцев до дуэли с Дантесом Пушкин писал Чаадаеву: «Наше современное общество столько презренно, сколь глупо».
Декабристы в духе романтизма понимали историю человечества как историю царей, героических личностей, руководящих пассивно массой народа. Таким образом, ход истории становится зависим от случайных прихотей этих героических личностей.
Пушкин же, следуя Гегелю, обнаруживает закономерность исторического развития как поступательного прогресса, у каждого исторического события есть свои объективные причины, независимые от настроения царей. Посмотрите, насколько Пушкин выше современных сталинистов и точно так же рассуждающих либералов!
После восстания декабристов Пушкин романтической вере в героев, которые своими деяниями определяют ход истории увлекают за собой пассивную, инертную, темную толпу, он противопоставляет взгляд на историю как на закономерный процесс, причина и следствие в котором следуют друг за другом с неумолимой необходимостью.
Полемизируя с романтическим субъективизмом, Пушкин делает крен вправо, в 1826-1829 гг. он склонен игнорировать роль личности в истории. Безликая история представляется ему заведомо правой. Т.е. из огня да в полымя – Пушкин обращается в фатализм. С одной стороны, признание объективности истории было для того времени шагом вперед. Но порой фатализм Пушкина облекается опять же в избранность Петра Великого, с другой Пушкин – выше Гегеля, для которого всё действительное разумно, всё разумное действительно», для которого государство не подвержено диалектике и незыблемо, как Кёльнский собор. Пушкин резко отвергает несправедливость и жаждет борьбы с ней, исправить неумолимый ход истории. Пушкин полемизирует с самим собой: он вторит Эпикуру, который, возражая Демокриту, говорил: «Уж лучше поверить в бога, чем жить в такой фатальной закономерности».
Таким образом, история представляется Пушкину не как нечто противоположное личности, как живая цепь, как хоровод взявшихся за руки живых акторов истории, а прогресс есть накопление памяти, культуры человечества.
Так и Ленин возражал меньшевику Суханову: «Да, Россия – отсталая аграрная страна, не созрела для социалистической революции. Мы все понимаем, что базис определяет надстройку. Но кто сказал, что нельзя сделать наоборот?» Т.е. чтобы революционно преобразованная надстройка проросла в базис, ускорила бы его развитие?
Да, изначально Пушкин считает дворян движущей слой истории, но в спорах – выходит из себя, бесится: «штатские чиновники – подлецы и воры, генералы – скоты большей частию, один класс земледельцев почтенный. На дворян русских особенно нападал Пушкин. Их надобно повесить, а если б это было, то он с удовольствием затягивал бы петли» (А , Пушкин в воспоминания современников, Т. 1. С. 3690-361. Записи от 30 апреля, 27 мая и 20 июля).
В романе «Дубровский» главный герой – союзник народа, и?! Предает и восставших, и память отца ради дамы сердца.
Итак, по мере взросления Пушкина выясняется пикантная штука: некомпетентность революционеров.
Трубецкой: «Конституцию написать сообразно м духом народа мы не можем, ибо не имеем довольного познания отечества своего…»
Пушкин понимает, что и революционеры – явно не достойны той задачи, которую себе поставили.
«Дело Греции, - пишет он, - вызывает у меня горячее сочувствие, я негодую, видя, что на ничтожных людей возложена священная обязанность защищать свободу» (письмо В. Л. Давыдову).
Борьба быстро учит, быстро определяет цену людям:
Я зрел…
Изменника в товарище, пожавшем
Мне руку на пиру – всяк передо мной
Казался мне изменник или враг…
Дальше… то же самое.
В Одессе – сходки с революционерами, кругом шпики, случайные женщины, планы бегства за границу (В. Ф. Вяземская доставала ему для этого плана деньги).
И в конце 80-х – начале 90-х у марксистов-неформалов была подобная жизнь, будто им отмерена вечная молодость.
Пушкин что, прозревал Октябрь? Во второй половине 1835 года он пишет: "Освобождение Европы придёт из России, потому что только там не существует предрассудков аристократии. В других странах верят в аристократию, одни презирая её, другие ненавидя, третьи из выгоды, тщеславия и т.д. В России ничего подобного. В неё не верят".
Так и мы поняли, что демократическая элита КПСС, Егор Гайдар, Станкевич, Ельцин, Гавриил Попов, Травкин, Бурбулис и т.п. – враги народа.
***
Что он сделал, что сотворил? Русский язык? Он был одним из многих в великом движении декабристов? Он понял до Маркса исторический материализм?
К дню его рождения буржуазная революция добралась до Франции, нарождающемуся капитализму требовалась наука, уже вспыхнули на ее небосклоне такие звезды, как Галилей, Левенгук, Гук, Эйлер, Лейбниц, Ньютон, Даламбер, Ломоносов, Лаплас, Бернулли, Дидро, Сен-Симон, Адам Смит и многие, многие другие.
Современники Пушкина: хирург Пирогов и Мериме, Гюго и математик Остроградский, Фарадей и Стендаль, Флобер и Ленц, Теодор Шванн и Гейне, Гёте и Карно.
Пятеро величайших творили в эту эпоху: Маркс, Энгельс, Дарвин, Лобачевский и Пушкин.
(Если иметь в виду не столько фамилию. сколько теорию эволюции, ибо до Дарвина ее открыл русский ученый Карл Рулье).
Близилась эпоха Менделеева, Максвелла, Бутлерова, Герца, Александра Попова, Кюри, Ляпунова, Пастера, Теслы, Ковалевской, Чебышева, Рентгена, Славянова, Кирхгофа, Павлова, Пуанкаре, Столетова, Лоренца, Сеченова и др.
Не собираюсь лепить из Пушкина большевика, но Октябрь недаром называли русской революцией.
В работе использованы материалы книги Ю. Лотмана «Александр Сергеевич Пушкин».
Декабрь 2023
