Запись 18.4.(3). Она.
-------------------------------------------
мне что-то ночью, что ли в полночь,
/лежит на койке рядом Бродский/
забыть хотелось альфа-волны:
не сжать глаза на все три створки,
утонуть в стихах «Любовь Дидоны»
/в палатах не звучат рингтоны/
здесь в тишине, как будто в поле
/мне не звонят – спасибо хвори/.
я – мародёр и чем-то болен,
но врач молчит, монашки тоже,
скорей всего коньки отброшу.
Бороться? Нет. Я – смехотворен,
как будто пёс натрёт мозоли,
борясь за жизнь, прибавил соли.
мои глаза скучают по свободе...
когда душа в экстазе — под наркозом —
безбожно тонет в горьком мёде;
когда звезда лишь путь к всем грёзам;
когда метель и бури, дождь, болота
как повод выпить... чашечку компота;
когда стекает кровь с моих ладоней,
а кипенное тело на картоне,
укрывшись пледом, или ветром,
сопит себе, не ведая проблемы,
что напишу о ней — о нём – поэмы.
и напишу, но только вместе с Вертом,
чтоб не поддаться вкусу обольщенья:
«... пробив ей глотку, я не думал о мурене...
... признаться честно... после... смерти,
мне стало жить намного легче –
душа живёт теперь в перфекте,
ведь ей сказал: «Ариведерчи!»
оставив нож... В спине, иль в сердце?
(не) помню – для неё я был инверсен».
мне что-то ночью, что ли в полночь,
/лежит на койке рядом Бродский/
забыть хотелось альфа-волны:
не сжать глаза на все три створки –
встретимся в стихах Дидоны.
