«Вот и мой черёд настал», — сказал сам себе Ебулдажников.

А впрочем, разговаривать сам с собой Никодим ещё не научился. Просто время не настало. Возрастом не вышел. Пятнадцать лет же от роду. Ну, а поточнее ежели, так пятнадцать лет с хвостиком, а хвостик исчислялся в десяти месяцах и четырнадцати днях. И всё же, этот белобрысый высокий худощавый мальчуган с длинным гребенчатым носом и близко посаженными зелёными глазами думать умел. Человеком разумным вроде как назывался пока что.

Сегодня его вызвали в кабинет директора. Директор, она же неприступная директриса средней школы провинциального городка Синие Кружки, выглядела старой непогрешимой девой сорока пяти лет с практичными мозгами, закрученными в гладкий рыжий хвостик волосами и стройными ножками в прозрачных колготках, нижняя часть которых свирепо выглядывала из-под серой вздувшейся юбки.

— Смелее, господин Ебулдажников. Смелее входите и закрывайте двери, пожалуйста, — строго приказала она, увидев на пороге своего рабочего кабинета виновато ссутулившегося прыщавого юношу в тёмно-синем приталенном костюме.

«Странно, — подумал Никодим, бочком протиснувшись к прямоугольному директорскому столу, и нахально уставившись на аллегорическую мазню в золотистой рамке, висевшей над левым ухом очкастой хозяйки учебного заведения, — вчера ещё называли товарищем, а сегодня уже стал господином. За сутки продвинулся на целую ступень. Интересно, меня понизили или повысили в светском звании?»

За последние три недели директриса успела вызвать к себе двадцать пять старшеклассников, и ни один из них почему-то не вернулся в классы. События, как будто, обыденные, но куда же подевались ученики? Никто не посмел задаваться подобным вопросом. Да и зачем? Наверное, их также, как и сейчас его, Никодима, повысили (или понизили) в светском звании. Господин. Он теперь господин, маньяк его побери! О, боже! Неужто ключевое слово здесь «маньяк»?

Ебулдажников представил Лилию Адреналиновну — так звали женщину, стоящую напротив него, — с убойным блестящим тесаком, зажатым в мясистой желтоватой ладони. Вот она уже приближается к нему вплотную, испуская устойчивый махорочный перегар. Её свободная рука обнимает его вытянутую узенькую шею. Женщина жадно разевает свой широкий рот и...

«Херня это всё. Конечно, хернёй нельзя объяснить бесследное исчезновение глупых старшеклассников. Но... это не моё дело», — эгоистично рассудил Никодим и перевёл взгляд на директрису.

Тем временем, Лилия Адреналиновна почувствовала острые томительные позывы плотского желания. Она неплохо сохранилась для своих сорока пяти лет: стройная с плоским животом, тяжёлой грудью и округлыми бёдрами, которые по неизвестной причине тщательно скрывала за деловой одеждой. Её лицо всегда выглядело уставшим. Уставшим, но интересным: высокие рельефные скулы, большие синие глаза, спрятанные за уродливой конфигурацией старомодных очков, экзотической формы короткий носик и полные губы. В общем, очарование молодости сохранилось и впечатляло, несмотря на прожитые годы.

Молчание существенно затянулось, и директриса, продолжая испытывать острый прилив мучительного приступа сексуального желания, хмурым кивком головы велела раскрасневшемуся гостю упасть в мягкое кожаное кресло. Ебулдажников тактично повиновался.

— Вам необходимо расписаться в этих бумагах, — монотонно распорядилась Лилия Адреналиновна, бросив небрежный взгляд на раскиданные стандартные листы.

Никодим не стал изучать неряшливого вида кипу документов и, нервозно подобрав со стола ручку, сделал первую каракулю в том месте, где чётко обозначилась так называемая галочка.

— Достаточно, — объявила директриса, тут же прихватив листок бумаги. — Вы свободны, господин Ебулдажников. Господин Кокетский сейчас вас проводит.

Добросовестно расставшись с шариковой ручкой, Никодим официально вытянулся и неожиданно увидел возле себя высокого массивного мужчину лет пятидесяти с редкими соломенными волосами, содержательным красноватым носом и выцветшими бледными глазами. Его слегка помятый тёмный пиджак выглядел жалким и мешковатым. Свои крепкие мускулистые руки мужчина держал скованными за спиной. Второпях локтем он открыл дверь и легонько подтолкнул Ебулдажникова вперёд. Никодим поддался и уже через пару секунд оказался в прохладном арочном коридоре, сквозь окна которого проглядывало тусклое зимнее солнце.

Не смея оглянуться, Ебулдажников безропотно побрёл на урок фармацевтической химии, на ходу сочиняя спасительную отговорку, чтобы не получить штрафные баллы за опоздание. Чёрт подери! Какая ещё может быть отговорка, если его вызывала к себе сама директриса. Но данный факт ещё предстояло доказать, словно элементарную теорему. Вся жизнь в правилах. В кровавых правилах.

Никодим знал, что за ним настоятельно наблюдают. По его спине пробежался колючий холодок. Парень осторожно обернулся. Мужчина, находящийся позади него, снисходительно улыбнулся. В его правой руке находился металлический грозный тесак особо крупного размера. Ебулдажников остановился, заворожено уставившись в прозрачные глаза мужчины, словно загипнотизированный кролик на очковую змею. Тесак медленно и плавно приближался к сердцу Никодима. Его сейчас зарежут, как молочного поросёнка. Зачем? Думать об этом было слишком поздно точно также, как и сматываться. Ноги подверглись безжизненному окаменению, да и всё тело стало каким-то стандартным, как надгробный памятник. Оставался один путь к спасению. Только один путь. Ебулдажников закричал. Он всегда кричал, когда попадал в кризисные ситуации, из которых, казалось бы, уже и не выбраться. Пронзительный душераздирающий крик обычно помогал. Всё исчезало моментально. Вот и на этот раз всё исчезло...

Ебулдажников проснулся на привычном стареньком диване и вяло перевернулся на другой бок. Рядом тихонько похрапывала какая-то зрелая темноволосая женщина. Никодим вспомнил её. Он также вспомнил свой истинный возраст. Пятьдесят лет. Чёрт подери, ему уже пятьдесят лет исполнится завтра, а в голове одни лишь творческие алогичные фантазии.

«Надо же, — подумал Ебулдажников, — снова приснились проклятые школьные воспоминания».

За окном ощутимо светало. Из соседней комнаты послышалось радостное беззаботное тявканье. Никодим попытался успокоить пса, но вовремя осознал, что у него однокомнатная квартира, а значит четвероногое домашнее животное принадлежало не ему, а какому-нибудь образному Ивану Простофилину.

Тем временем, женщина грозно оттопырила свой сексуальный зад, робко ухитряясь его нахлобучить на что-нибудь привлекательно твёрдое. Ебулдажников возбудился, прикоснувшись упругим членом к мягким бёдрам постанывающей подруги, но тут же недоверчиво отпрянул:

«Мм-да. Затруднительное положение. Как-то неправильно было бы тыкаться грязным жёстким хером в живое тело. Неправильно это. Не по-людски, что ли».

Никодим горестно поднялся и со страстным вздохом направил своё голое тело в ванную, а вместе с ним и созревший в голове план очередного романтического убийства.