Поездка в Линёво
От Мги до Мýи через мёртвую Столбянку.
Я - пассажир, глядящий в мутное стекло УАЗа.
Внедорожник взмоет вверх -
и ухнет грузно, лязг утробный издавая...
Я редкий гость в забытых деревнях.
На Губовке «пит-стоп». А нет, ночлег:
Петровна не отпустит. Стол да банька.
Кого как не приезжих баловать.
Петровна, я ж не пью. Какой там сон.
Схожу. Успенский храм привычно тих,
всецело светел. Я опять дрожу,
ступив на старый двор, где пулю встретил
мой прадед-иерей, алтарный агнец,
в десятый год Святого Октября...
Внезапный гость в чужих календарях.
В Линёво бабка. Год до сотни лет.
Скончалась; в муках, нет ли – не рядя́т,
«да все туда идём». Как жил - вот важно.
Здесь проще к мелочам. На бабе Лизе
весёлый канареечный жакет.
Пред Богом все равны, как ни одень.
Мне так не улыбаться – словно жизнь
зефир сплошной, колье из дивной яшмы,
мимозовый букет в Его садах.
Я, бабушка, холодный человек, я не заплачу.
Но запомню руки - припухло-детские.
Запомню навсегда.
Притихший гость в раскисших октябрях.
И как без доброй встречи по пути:
Петруша, деревенский дурачок,
жених мой вечный:
– Адя, ты уедешь?! – Уеду…
– Как же свадьба?.. – Ну, прости.
Рубашку привезла: фланель и клетка,
ты ж любишь, Петь… –
стесняется, балда,
и пальчики мои перебирает.
Никто так не касался. Никогда.
Всего лишь гость в затихших деревнях.
"Забыла", "не поздравила", "пропала" -
закрыт, но не оплачен этот счёт:
сокровников здесь больше не осталось.
Билет на почте. В среду самолёт.
И вечность пляшет на моих корнях.
Я молча отвернусь.
Такая малость.
