Олень и девочка (Сны)

Наверное тяжело сказать как такое вообще возможно, но в незапамятное время, семья Блажовых подарили своей дочери оленёнка: крошечного, белого, с тоненькими ножками, и при этом всем невероятно энергичного и бойкого. И как заведено у всемогущего (или всеразрушающего) времени, спустя несколько оборотов Земли вкруг Солнца, бойкий и удалой оленёнок стал величавым и грациозным оленем, с белоснежной, чуть ли не светящейся шерстью и раскинувшейся зубастой кроной рогов, подпирающей небесный свод. В параллель с ним выросла и сестра: тело приняло грациозные девичьи черты, лицо сохранило детскую озорливость, но взгляд выдавал в ней уже повзрослевшую и очаровательную девушку, готовую выйти в мир, что окружал нас и гнулся под волю человечью, периодично давая людям отпор и напоминание о их несовершенстве.
И пропуская бесконечный тлен, иллюзию и несправедливость мириад событий, которые просто ничто для общей картины мира, но абсолютная достоверная и реальная жизнь для любого земного существа, и конкретно для меня, превратили бытие в картину из этого клочка земли со старым, дореволюционным дачным домом, метафорично передававшим изыски архитектуры тех времён, моей милой доброй, яркой как звезда в небе, только тут на тверди земной, сестрой и ее невзрачным, местами отталкивающим меня (только своей душой) молодым человеком, к несчастью, а может и наоборот, переживший минувший хаос.
Ах да, и был он, не угасший символ надежды в виде оленя что я описывал ранее: его мех так и остался не тронутый мерзостью и ужасом раздора; он был столь же прекрасен и величав, но на фоне бесконечности руин и шаткого дома, это благородное животное теперь же выглядело столь неестественно и резко контрастирующее, что вселяло непостижимое возвеличивающееся чувство в моем сердце пред этим невообразимым апофеозом блажения.
Рассказав вкратце то как все пришло к такому моменту, я, смотря на чужака для моей семьи и близкого для моей сестры человека, даже в его чуждой натуре, в зеркалах души видел абсолютно такие же как и мои эмоции от всего происходящего. Полное отчаяние и безысходность. И да, не упомянул ещё кое-что: это утро сильно отличалось от тех что предшествовали ему до этого 6 раз. Возникает закономерный вопрос «А чем?».
В меру пролив слёзы, предавшись безудержной истерике и скорби по погибшим и уничтоженным, а так же попутно высказав друг другу все что было на уме, мы уже были потихоньку стали приходить к выводам что что-то нужно будет делать дальше, как с восходом солнца, начавшим отсчёт седьмого дня, сестра появилась в ночнушке сокрывавшей за тонким флером тело, дарованное слиянием наших родителей. В этот раз ее лик был загадочен, и бесчувственен, а взгляд устремлён в океан хаоса пустошей, и тихо брошенная ей фраза «Я уйду с Мо’ршей.» звучала даже не ее голосом. Столь слабым и пустым был он, что внутри все у меня сжалось, а каждый вдох становился все резче и давался с большим усилием. Первым тишину тогда нарушил молодой человек, что стоял несколько левее меня, и до этого момента оживлённо спорил со мной на тему дальнейших наших действий параллельно собирая с умирающих кустов малину. И вопрос его был вполне логичен. «Куда?».
Лишь после него, взгляд сестры, медленно и расфокусировано упал на ее возлюбленного, а лицо приняло выражение, говорящее «Ну неужели ты не понимаешь? Это очевидно!». Но ответом последовало тихое и равномерное «Надо, он зовёт.».
Кажется мы с моим недавним оппонентом одновременно повернули голову в сторону благородного оленя и стали вглядываться в его полубожественный лик. Большие чёрные жемчужины будто вопрошали о чем-то, о чем-то непостижимом и абсолютно недоступным нашему сознанию.
Первые лучи позеленевшего, от смрадных облаков гари и прочей мерзости оставленной после себя человеком, солнца, пали болезненностью на дом, тем самым ещё сильнее выделив все дыры и щели на его ветхих, но несдающихся стенах. С этими лучами ныне неземное создание, что некогда мы умилительно именовали «Морошкой», гордо вскинуло голову с сторону восхода, и, немного задержав взгляд, будто пытаясь что-то высмотреть, повернулось в сторону крыльца. Лицо сестры дрогнуло: оно стало ещё бледней, и, с приоткрытым ртом, она, как зачарованная, разглядывала даль, что переливалась зеленовато серыми оттенками. Полное отсутствие понимания происходящего я ощутил, когда девушка медленно положила руку на живот: при поднятии её руки казалось что кто-то дернул ее за ниточку и безжизненная ручка двинулась, но момент когда она легла на живот был наполнен жизнью и безмерной нежностью, будто там был ребёнок не постигнувший ещё горечь этого воздуха и жуткий свет отравленного солнца.
Осознание очень важной детали всё-таки тогда появилось в моем уже избитом и оглушенном разуме. Тот «зверь», что был перед нами, уже давно не являлся всеми любимым «Моршей», и ни в коем случае чем-то божественным и дарующим надежду. Нет! Это демон! Белоснежным демон, что брызжет своей чёрной душой из бездонно тёмных очей, и схватил небосвод своим костлявым сонмом пальцев, истязая и без того израненные громады облаков. А тот свет, что даровал мне надежду все эти шесть дней, настолько стал ослеплять, что жёг даже кожу моих ладоней и поморщившегося лба. Неимоверная печаль и отчаяние сжали моё сердце: мой символ воли дальше жить, вероломно изничтожил все желание продолжать выживальческое влачение своей жизни по этому опороченному и убитому миру.
«Ты не можешь… Не иди, я умоляю тебя!»
Лишь эти жалкие слова с дрожью смогли вырваться из моих пересохших уст, и эти звуки будто стали сигналом для моего «оппонента», чьё лицо изобличало верх отчаяния и бессильного гнева. С нечеловеческим воплем он поднял то ли тяпку, то ли лопатку подле себя и бросился на выращенное нашей семьей порождение ада, но, как я почему-то и думал, его попытка не увенчалась успехом.
То что мы называли оленем, повернулось в его сторону и, если я правильно мог это понять, выбил из рук обидчика орудие одним своим взглядом, и мгновенно уронило самого молодого человека навзничь, показывая тем самым его абсолютную немощность и жалкость.
Дунул вечный спутник нынешнего мира, произведя чрез щели дома насмешливую мелодию, дабы, наверное, насколько это вообще применимо к потоку воздуха, морально добить паренька. На лице лежавшего стекали ручьями слёзы, он стонал и его корежило то ли от боли то ли от гнева, но встать тот так и не смог или уже даже не пытался.
В этот момент сестра начала так же неестественно спускаться на лестнице, передавая тем самым ещё большее бессилие пред силой что была среди нас: ножка поднялась и небрежно упала на ступень ниже, пошатываясь, перенеся тяжесть ее стройного и эластичного тела на конечность, затем в ход пошла другая ножка с невидимой подвязанной ниточкой на стопе и преодолела две ступени вниз.
Я чувствовал как мои глаза покрывает пелена из слез, а может и ярости, и лицо искажает ужасная гримаса настолько, что начали сводить челюсти. Сквозь спертый, пропитанный гарью воздух, из моих уст вырвалось лишь «Стой» и, помню, что подобрав нечто рядом с собой, я в столь же бесплодной попытке что и мой «противник», к которому я испытал глубинное чувство признания за последние минуты своей жизни, бросился на одиозно-прекрасное создание, с единственной целью - убить.
Глухой удар, боль пронзившая мое темя, тяжёлые больные облака надо мной. Два, три, четыре, пять… я отсчитывал секунды параллельно пытаясь дать хоть какой-то импульс моему телу и продолжить борьбу с непобедимым. Но нет, оно стало бременем неподвластным моему духу, что ещё держался в этой оболочке из плоти и костей.
Девять, десять, одиннадцать… Может так и должно было быть? В угасающем мире нет места тому, что так планомерно и тщательно он пытался истребить строя свои незримые козни?
Одиннадцать… Двенадцать…
Последнее, что слышал я, а может то было уже буйством агонии разума, это женский хор вещавший мне что-то невнятное, под аккомпанемент насмешливой и немного истеричной мелодией щелей дома, наложившейся на громкий плач молодого человека, передававший бессилие человека над противоестественным ему. И, в качестве кульминации, затухающий, но продирающий глубины души, рёв уходящего оленя, что забрал с собой всё тепло и свет в этом мире, даже солнце, а вместе с ним и мельчайший шанс на продолжение смысла ведения борьбы с тленом и смертью…
Резкий вдох всполошил мою замершую грудь.
Проснулся…