Палач

Раньше, когда вследствии демократических преобразований ещё не была отменена смертная казнь, виселица привлекала толпы зрителей. Люди не жалели отложить важнейшие дела, чтобы хоть в сотый раз увидеть кровавую петлю. Для взрослых это было настоящее зрелище, которое никогда не надоедает из-за вечной смены лиц, и потому они брали с собой детей, одновременно думая, что те не достойны и маски палача. Всем иногда нужно развеяться. Самые большие массы людей собирались обычно после молитвенных служб в церкви и в разные христианские праздники, обычаи которых требуют ходить в гости к друг другу или собираться в ещё больших масштабах. Настроение народа итак было напряжённо, но после молчаливого ожидания и самой развязки чувства переполняли каждого, как солёность переполняет соль. Палач всегда с искренней и радостной улыбкой встречал торжествующие взгляды из толпы забывая, что через маску лица его не видно. Некоторым этого было не достаточно: такие люди после развязки подозревая, что приговоренный жив и только притворяется, ругали владыку, который во времена пороха пользуется нитками из которых и носки не сделаешь. Но догадки таких наблюдателей не оправдывались. И насколько мягкой не была казнь, люди глядели на неё забывая надоедливые житейские заботы, детей, даже если те стоят рядом, деньги и прочее. Наверное, на наибольшем количестве казней присутствовал один только палач. Он делал свое дело очень бережно и надевал петлю на приговоренного, как мама надевает шапку на своего сына. Ему не хотелось подвести ожидания общества и расстроить людей, потому он и относился к преступнику как хотел чтобы тот относился к нему. Некоторым это отношение казалось купленным за взятку, пока церемония не доходила к концу, когда, не смотря на всеобщую вовлечённость в процесс, люди всё же чуточку отходили назад, как прежде, во времена отсечения головы они отходили чтобы не запачкаться кровью, но после каждый приближался к сцене ещё ближе, словно их толкала какая-то неведомая сила. И этой притягивающей силой, как казалось палачу, был он. Ведь что мертвец, думал он себе, мёртвых от чумы на каждой улице хватает, но на них так не смотрят и так близко никто к ним не тулиться.