Келпи
Лето. Река. Цветущие душистые травы
И солнце, сверху взирающее
На то, что творится внизу.
У реки пасется неспешно
Черная кобыла, сверкая крутыми боками,
Взглядом косится, манит,
Меня отвлекая от удочки, на наживку
Которой никто пока не клюет.
Так и быть - забросив занятие сие,
Бесполезное почти целый час,
Продвигаюсь я к кобыле осторожно,
А она не боится - гривой трясет
И улыбается будто, зевая лениво.
Мнится мне - там клыки.
Отгоняю я наважденье нелепое,
Ведь лошадь как лошадь, глаз голубой,
И чистая черная шкура,
Лишенная малейшего белого пятнышка.
Она подставляется, чертовка игривая,
Боком к пальцам моим,
Всем бархатом своей
Начищенной шкуры, словно приглашая -
Садись, прокатись, чужак-человек.
Стесняюсь я поначалу.
А ну как норовом взбрыкнет,
Ударит лошадиным острым копытом?
Кто ж знает, что в голову взбредет
Той лошади, что мне ничуть не знакома.
Глажу я морду точеную, а она -
Снова боком, почти пригибается,
Манит, косо глядит, улыбаясь
Едва ли не как человек. Снова мнится?
Так и быть, сдаюсь я, кобылица
Окаянная! Ни седла, ни тряпицы,
Только уздечка золоченая
На морде лошадиной качается.
Вот за нее я и хватаюсь поспешно, боясь
Свалиться с животины неоседланной.
Кобылица, тем не менее, медлит,
Ушами прядет, наблюдать продолжая.
На миг бьет в голове мысль
С размахом - а удочка как же?
Вдруг рыба, вдруг клев? Разом
Слетает с меня секундный запал,
И слезть я намереваюсь. Но вот незадача -
Будто бы впился мне в пальцы
Пресловутой уздечки жесткий изгиб.
И почему спина лошадиная
Тянется следом, как резина,
Приклеенная намертво шутником?
Всхрапнула кобыла! И потрусила резво,
Стоило лишь натянуться уздечке, как
Сигнал к началу пути. Я кричу,
Пытаясь голосом ее остановить -
Ноль реакции; шелестят копыта ласково
По влажному песку у реки,
Хрустят тихо редкими камушками.
Теперь уже сам я, как рыба,
Бьюсь на крючке ловушки, мне непонятной,
Не замечая, как лошадь, доселе
Прекрасная - уродуется:
Вот сгорбилась десятками складок
Шкура спины, бесконечно мною оттягиваемая,
Пока я оторваться пытаюсь. И смяла уздечка
Морду в некрасивое месиво, обнажая
Белизну идеальную острозубого черепа.
Уже не лошадь - шлепает
Чудовище по водной кромке,
И копыта обвиваются десятками
Водорослей, режет уши чавканье мерзкое,
С каким уже не копыта, а когти,
В глину подводную вонзаются.
Лето, река, душистые травы - и я,
И монстр, гарцующий с визгом
Победным по глади речной.
Вот скрылись под водой замутненной
Ребристые бока, кости плечей,
Жалкий огрызок хвоста и
Худощавая шея. И я, глас громкий
Посылая над текущей рекой.
Никем я не слышим!
Заброшенная, тихая речка,
Вдалеке - поломанные деревянные мостики,
И удочка, чей яркий поплавок
Сиротливо и резко над водою танцует,
И ныряет, как лошадь чудовищная,
Тоже вниз, под гладь, но мне уже не до этого.
Крик, и плеск, и пофыркивание
Лошади бывшей, с которой
Она бьется мордой по холодной водице,
А после ныряет, вместе со мной.
Миг ослепления, миг помутнения,
В уши будто щедро ваты пихнули;
Я плыву, подо мною - чудовище,
Подобно акуле рассекающее глубокую реку.
Не дышу, не дышу, в голове -
Угасающая надежда, и страх,
И желание жить.
Неведомой силой почти выдираю руки,
Отслаиваются со мною вместе
Склизкие, почти рачьи, усы,
Коими стала уздечка, и содрогается
В боли пораненная морда.
Будто даже сквозь воду ощущаю
Неистовый чудовищный рев.
Спина натягивается до предела,
Я дальше увлекаем.
Никак не оторвать мне ноги от него!
Я задыхаюсь, пузырьками булькаю,
Вдыхаю машинально - одна вода!
Больно теперь уж мне.
Плывем. Чудовище торопится,
Но я уже не дергаюсь,
И в угасающем сознании
Мелькает дно, такое близкое теперь,
И россыпи чего-то белого,
Слегка зарытого в нежный
Речной песок. А дальше...
Дальше ничего.
Пошла молва о речке новая -
Дескать, пропал турист!
Валялась, позабытая,
В кроме воды прибрежной
Удочка новая, никем не тронутая.
И банка высохших в земле червей,
И тазик с дохлой рыбиной,
На этом - все...
Искали всем селом пропажу,
Но тот как будто в воду канул.
Лишь поговаривали старые умы -
Быть может, то, что мнят
Фразеологизмом люди умные,
Здесь, в глуши, порой и правдой станет.
