но я выйду на охру окна...

Знаю, можешь отнять эти ночи,

выключить нити накала звезд,

золотистые вереницы фонарей

и белый снег под ногами,

но я выйду на охру окна,

где живет, до сих пор живет,

женщина, которая складывает ночами

из слов оригами —

запоздалые письма.

Утром бросает ценное в ящик

глобальной нейросети,

не найдя своего абонента

непременно оно затеряется,

но совсем, ей совсем

неважно

и ничто не претит,

женщина улыбается,

женщина знает

как-будто о чем-то что-то

и поет.

 

Знаю, можешь зашторить дни

каруселей лучистого солнца,

васильковое небо и пульсирующих в нем стрижей,

затонировать лист бересты,

нежность ландышей поздней весны,

приглушить сиреневый шелест

колокольчиков.

 

Можешь свежий апрельский день,

знаю, взять за грудки

и скуластых нагнать кучутуч,

но я выйду на охру окна,

там живет, до сих пор живет,

женщина, которая отмечает

второе свое рождение

красной галкой

в клеточке электронного календаря,

а потом рисует, макая кисть

в снежно-белую акварель,

точно фарфоровые,

"Подснеги во льдистом снегу" —

триумфальное восхождение.

 

Можешь, до смерти высушив, сгубить орхидеи, но

уйти от липучих снов и себя самого —

вряд ли,

но если выйдешь на охру окна,

может и тебе повезти:

там мужчина включает проектор,

держится за ленту света

приближаясь к окну хроники,

касается...

... сочной вишни

на майке слеза,

бабушки теплый взгляд

и ладони

утирают следы от обид

под отражением души: "Не боли..."

Мальчику, который любит складывать самолетики-оригами

и ждет сказок

днями-ночами,

и крепко спит.

 

 

27.03.2023