но я выйду на охру окна...
Знаю, можешь отнять эти ночи,
выключить нити накала звезд,
золотистые вереницы фонарей
и белый снег под ногами,
но я выйду на охру окна,
где живет, до сих пор живет,
женщина, которая складывает ночами
из слов оригами —
запоздалые письма.
Утром бросает ценное в ящик
глобальной нейросети,
не найдя своего абонента
непременно оно затеряется,
но совсем, ей совсем
неважно
и ничто не претит,
женщина улыбается,
женщина знает
как-будто о чем-то что-то
и поет.
Знаю, можешь зашторить дни
каруселей лучистого солнца,
васильковое небо и пульсирующих в нем стрижей,
затонировать лист бересты,
нежность ландышей поздней весны,
приглушить сиреневый шелест
колокольчиков.
Можешь свежий апрельский день,
знаю, взять за грудки
и скуластых нагнать кучутуч,
но я выйду на охру окна,
там живет, до сих пор живет,
женщина, которая отмечает
второе свое рождение
красной галкой
в клеточке электронного календаря,
а потом рисует, макая кисть
в снежно-белую акварель,
точно фарфоровые,
"Подснеги во льдистом снегу" —
триумфальное восхождение.
Можешь, до смерти высушив, сгубить орхидеи, но
уйти от липучих снов и себя самого —
вряд ли,
но если выйдешь на охру окна,
может и тебе повезти:
там мужчина включает проектор,
держится за ленту света
приближаясь к окну хроники,
касается...
... сочной вишни
на майке слеза,
бабушки теплый взгляд
и ладони
утирают следы от обид
под отражением души: "Не боли..."
Мальчику, который любит складывать самолетики-оригами
и ждет сказок
днями-ночами,
и крепко спит.
27.03.2023
