Анна

26 июня 2002 год

Мальчик родился синенький. «Пуповина вокруг шеи, - констатировал Павел Петрович, легонько стукнув младенца по ягодичке». Маленькое тельце импульсивно задвигалось, и пространство наполнилось шипящими и свистящими звуками. Они напоминали шуршание… возню старьёвщика, который шамкая беззубым ртом, перебирает ветошь скрипучей тележки. «Ну же, ну… ты уже здесь, - уговаривал доктор, - кричи». Больше Анна ничего не слышала, она потеряла сознание. Молодые акушерки переглянулись, за глаза здесь старика называли «Петром и Павлом». В его апостольских руках выживал каждый, кому посчастливилось родиться в их смену. «Девочки, подключите мамочку к аппарату, - скомандовал старик, обтирая влажное тельце салфеткой». А биологический отец заходил тем временем на двадцатый круг вокруг здания, яростно стряхивая локтями мокрые кусты акаций, стоящие вдоль кованой изгороди больничного двора. Согласно договору, мать не имела права прикасаться к ребёнку и тем более, кормить его. Она получила две третьих от суммы за вынашивание, и остаток ей полагался только после того, как Джеймс и Моника вместе с младенцем пересекут воздушную границу ненавистной им страны. Анна выставила этой странной паре одно единственное условие – родить в России и именно здесь – в Загорске. В Англии мальчика ждали дородная молочница и всё, что может понадобиться в таких случаях. Моника покорно сидела в машине, нервно перебирая старинные нефритовые чётки - реликвию, перешедшую ей от прапрабабки по отцу. Отец утверждал, что мать той самой бабки была ведуньей, а сама она произошла из древнего знатного рода, говорил, будто самые знатные особы консультировались у неё. В семейных архивах Моника прочла, что Матильда держала в секрете средство для продления молодости. И было в этом что-то мистическое, женщина прожила сто четырнадцать лет, и на последних портретах ей ни кто не давал более пятидесяти. Месяц назад Монике исполнилось сорок три, надежды совсем не осталось, и они с Джеймсом решились найти суррогатную мать. На России остановились не случайно, в глазах русских женщин читались сердечность и добродушие, да и легче найти в этой стране ту, что решится на этот шаг. Генетические родители не разрешили Анне ультразвуковое исследование, Джеймс убедил жену, что процедуры подобного рода отрицательно влияют на плод. Поэтому супруги не могли предположить пол будущего ребёнка. А имена они приготовили задолго до рождения малыша: Матильда, на случай, если родиться девочка и Питер, так звали отца Моники. Свой генетический материал супруги законсервировали прежде. Это случилось после того, как Монике в четвёртый раз не удалось выносить ребёнка, тогда Джеймс посоветовал жене успокоиться и немного отдохнуть. Следующие две беременности опять не удались. В результате, судьба привела супругов в Россию. «Это всё она! Матильда! Отец рассказывал, что она носила в себе русские корни. Несколько раз пыталась бежать, а прапрадед её возвращал, один раз даже закрыл в подземелье. Матильда хотела, что бы её ребёнок родился непременно в России, жила на чемоданах, хотя в те времена человечество не знало, что есть чемодан. На чужой земле она не чувствовала себя свободной, - в слезах откровенничала Моника после очередного выкидыша, размазывая тушь по лицу». Джеймс утешал жену, думая про себя, что когда ни будь эта одержимость ребёнком приведёт её к срыву. Тогда он и решил схитрить, просто не видел другого выхода. «Так давай исполним желание твоей прапрабабули – найдём в России суррогатную мать, и она выносит нам ребёнка, - сам он считал все эти россказни полным бредом - предубеждением». Моника затравленно посмотрела ему в глаза: «Ты действительно считаешь, что мы должны исполнить её желание?»

«Ну конечно, пусть твоя Матильда уже успокоится… и упокоится с миром, - Джеймс притянул любимую к себе и бережно обнял, горячо зашептал, - какая разница, где родится малыш, он всё равно ни о чём не узнает, мы зарегистрируем его у себя и забудем об этой стране и этой женщине… Ты – моя единственная… Знаешь, что означает твоё имя?»

- Что?

- Единственная… моя единственная, - муж нежно погладил её по волосам.

Так у Моники появилась надежда.

***

- Павел Петрович, мамочка отказывается кормить, - раздался в дверях ординаторской голос Лены.

- Я сейчас подойду.

Старик знал эту историю, он заверил родителей, что кормление они организуют без участия матери, и как только младенец будет готов, его передадут законным родителям. Бумаги подписали обе стороны, и формально здесь всё вершилось по закону, но не учитывались такие мелочи, как мораль и простые человеческие чувства. Доктор не перечил руководству, на его попечении жила внучка – студентка медицинского колледжа, Павел Петрович дорожил своим местом. В настоящий момент в своих руках он держал только два козыря – ночная смена и верных ему людей. Слава Богу, камеры в палатах не устанавливались, больница датировалась государством и на такие излишества не претендовала. Доктор присел на край кровати. Женщина лежала на боку, отвернувшись к стене. Она ни как не среагировала на его лёгкое прикосновение. «Спит, - подумал про себя врач, и тут же заметил, что глаза Анны открыты». Он положил руку на её плечо.

- Я вас уверяю, что об этом ни кто не узнает. Видите ли, первое впечатление – получить защиту от родной матери, очень важно для младенца. Эта информация записывается на подкорку, и её не вытравишь никаким воспитанием. Такому человеку в последствие не поможет ни один психолог. Сразу после рождения младенцу необходимо получить импульс, что всё хорошо, и он под защитой. Это как глоток воздуха, который входит при первом вдохе. И это зависит сейчас от нас с вами… Если мы этого не сделаем, его счастье будет повреждено. Анна удивлённо смотрела на доктора. Она повернулась всем телом и, морщась от боли, ощупала свою грудь.

- Вот, видите, всё твориться согласно законов, - он поднял глаза вверх, - и я не понимаю, почему мы должны их нарушать.

Доктор погладил женщину по голове, развёл руками, медленно поднялся и направился к выходу, стараясь удерживать спину ровной. В дверях старик обернулся и одобрительно кивнул ей.

- Леночка, несите мальчика в двадцать седьмую. Сколько раз пациентка принимала пищу?

- Павел Петрович, она совсем ничего не ест, целый день пролежала лицом к стене, Таня даже не заметила, чтобы она ходила в туалет, - доверительно зашептала Лена.

Доктор вернулся в палату.

- А вот отказываться от пищи вас ни кто не уполномочивал, - мужчина достал из кармана маленький ровный огурчик, обтёр полотенцем и протянул Анне, - сейчас вас покормят, а через полчаса принесут вашего мальчика. Оставьте все свои мысли, не думайте, что будет потом... Сейчас есть только вы и он, понимаете? Вы и он.

Женщина покорно взяла огурец, она дрожала.

- Нет вкуса… совсем нет вкуса.

Доктор пощупал пульс, положил руку на её лоб.

- Да вы вся горите, милочка.

 

Видана

1223 год.

 

- Матушка, матушка, - Видана обхватила сзади мать за плечи, прижалась мокрой щекой к спине, - побегу к роднику, Всеслав завтра уходит.

- Первый раз что ли такое? Ну чего ты?! Чего запричитала? Ещё нет ничего, а ты уже прощаешься. Принеси-ка лучше воды. О бы брате родном так печалилась…

Мать недолюбливала Всеслава. Её дочь достойна лучшего жениха, вон, Любомир, чем не жених? Работящий, покладистый, а статный какой, отец его - плотник, без работы не останутся.

- Да только утром две кадушки наполнила, - насупилась дочь, - его кроме матушки и проводить не кому… Пойду!

Видана непокорно глядела в упор своими огромными серыми глазищами.

Дочери весной исполнилось пятнадцать. Коса у девушки льняная ниже пояса в ладонь толщиной, кожа нежная, белая с лёгким румянцем, брови крыльями в разлёт, тонкий стан, словно мастер искусный выточил фигурку из камня. Мать невольно залюбовалась дочерью, а в глаза говорили: «Ну чего только ты в нём нашла? Будто приворожила тебя старая Улиха».

 

- Она не Улиха! Не Улиха! Она добрая, - огрызнулась девушка и, махнув рукой, направилась в терем.

Аглая вздрогнула, поёжилась. Не раз замечала, что дочь читает её мысли, отмахивалась от своих догадок. «Потому и защищаешь, что свой свояка видит, - а вслух сказала только, - иди уже, Илюше пирогов отнесёшь заодно».

- И как я сразу не догадалась, - обрадовалась Видана, - они же с утра там ничего не ели, верно, проголодались.

Девушка захватив короб, кинулась к печке. Постелив салфетку на дно корзинки, принялась укладывать румяные пироги. «Всеславу отдельно положу, пусть горяченького поест».

 

***

К устью притока Днепра – реки Трубеж подходили дружины русских князей, на время прекративших свои распри, дабы объединиться против общего врага – сильного кочевого народа, неожиданно объявившегося возле границ их земель - в половецких степях. А между тем, в народе том родилась и закалилась испытанная в многочисленных боях, мощная армия под предводительством хитрого расчётливого Тимуджина. Тот без особых усилий разгромил на родных землях своих соперников и объединил под своим началом все монгольские племена, потому соплеменники провозгласили его великим Ханом, который в последствие нарёк себя Чингисханом. К тому времени Тимуджин создал себе надёжную опору - одну из лучших армий мира, хорошо обученную и беспрекословно подчиняющуюся ему. В его народе мальчиков с детства учили убивать. Любимой игрой монгольских отпрысков были состязания в стрельбе из лука. В арсенале взрослых воинов луки со стрелами – непревзойдённое оружие степной войны. Мужчины отлично владели и копьями с железным крюком на конце, которым они виртуозно сбрасывали вражеского всадника на землю, добивая кто кривой саблей, а кто топориком. Единоначалие – главное достоинство монгольской армии и ещё беспрекословное подчинение. И не давало такое послушание никаких шансов врагу. Дружинники Русов в бою подчинялись каждый своему князю. А те не всегда ладили меж собой, потому не было у Русов той сплочённости, что у монголов. Под своим началом Чингисхан собрал сто тридцать тысяч всадников, и не существовало в те времена силы, ему равной. За пятнадцать лет монголы покорили многочисленные народы и присоединили к своему ханству обширные территории. Где бы ни прошла монгольская орда, за ней оставались лишь выжженная земля, смерть и разорение. Вороги беспощадно убивали жителей, а умельцев - ремесленников уводили в рабство. Захватив часть провинций Китая и государство Хорезмшахов, Чингизхан отправился к западу от Каспийского моря. Сокрушив войска Грузии и Алании, он подошёл к половецкой земле. Половецкие ханы в страхе кинулись к русским князьям просить о помощи, те тогда были уже с ними в родстве. Собрав совет, русские князья решили выступить первыми, дабы не подпустить врага к своим границам. Узнав о таком решении, Чингизхан направил к Русам послов с тем, чтобы убедить, не помогать половцам, обещал не трогать русские земли. Но князья, поддавшись на уговоры хитрых соседей, перебили монгольских послов, чем страшно разгневали воинственного Чингисхана. Теперь столкновения с монгольской ордой славянам не избежать, не миновать кровопролития. Беда неминуемо нависли над южными землями Русов. Русские дружины в то время не имели единого командования, и в самый ответственный момент князья разделились на несколько противостоящих сторон, каждая из которых выступала сама по себе. Черниговские, Смоленские и Киевские дружины расположились вдоль реки Калки в станах, стоявших далеко друг от друга. Между тем князья Галицкий и Волынский, не предупредив остальных, двинулись в атаку на разведывательный отряд монголов. Легко одержав первую победу, русские с воодушевлением продолжали преследовать врага, оттесняя к противоположному берегу реки. Монголы же намеренно отступали, заманивая славян в ловушку.

Увлекаемые всё дальше от своих земель, Галицкий и Волынский князья внезапно столкнулись с основными силами врага. Воспользовавшись своим преимуществом, монголы мгновенно перешли в наступление. Отдельные дружины Русичей вступали в бой не разом, а по очереди, тут же становясь лёгкой добычей для вражеских всадников, успешно чередовавших стрельбу из луков и таранные удары тяжёлой конницей. Сами же русские князья бились с врагом на смерть. Половцев и волынских воинов монголы быстро оттеснили обратно к реке, где к тем присоединились галичане и черниговцы. Киевский князь не поддержал собратьев, он разбил свой лагерь значительно выше по течению реки. Когда Русы перешли в наступление, монгольский хан бросил в бой новые силы. Не выдержав напора вражеской конницы, половцы обратились в бегство, чем внесли сумятицу в полки Мстислава Черниговского. Враг опять воспользовался ошибкой неприятеля, имея к тому же перевес в численности. Монголы разделили свои войска на две части, конница одной из которых атаковала лагерь Киевского князя, а другая часть воинов нанесла поражение полкам Мстислава Луцкого и Олега Курского. Остатки русских ратей монголы преследовали до самого Днепра. Вражеские всадники таки вторглись в пределы Черниговской волости, но пограбив пограничные города, развернулись и направились прямиком к Волге, где их неожиданно разгромили Булгары. Чингизхан не ожидал такого оборота событий, и решил приостановить наступление, чтобы разузнать от пленных о хитростях незнакомого ему, славянского народа, чтобы как следует подготовиться к нашествию на Русь и выступить позже, но уже со всем умением.

 

***

Всадник соскочил с седла, привычно окинул взором окружающее пространство и направился в терем. В тот момент девушка вернулась в дом, чтобы забрать крынку с отваром. Братья ждали сестру в подполе, куда велела спрятаться им всем мать. Видана резко повернулась на шорох холщёвой занавески, и её взгляд упёрся в чёрные, как омут, сверкающие зрачки монгольского воина. Девушка испуганно попятилась к печи, пытаясь нащупать рукой ухват. Враг среагировал мгновенно. Он выбросил вперёд аркан, накинув петлю Видане на плечи, и грубая бичева тот час впилась в нежную кожу рук чуть выше локтей. За верёвку воин потянув пленницу вперёд. Это произошло столь стремительно, что та не успела опомниться. Резко дёрнув свободный конец бечёвки, мужчина сноровисто сбил девушку с ног и, сделав ещё несколько оборотов вокруг её груди, ловким движением закинул пленницу себе за плечо. Содрогаясь всем телом и отчаянно отбиваясь ногами, Видана силилась укусить супостата. Тщетно. Бросив свою добычу поперёк спины маститого жеребца и крепко привязав её к седлу, монгол принялся разбрасывать вокруг горящие палицы. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что первые языки пламени охватили крышу терема, воин удовлетворённо хмыкнул, вскочил в седло, и хлёстко ударив плетью жеребца, помчался к следующему двору. Парень с одного взгляда оценил красоту славянской девушки. Довольно присвистнув, монгол дёрнул за уздцы коня и по-хозяйски погладил льняную девичью косу, прокричал на своём наречии: «Хороша добыча, хан будет доволен!».

 

***

Монгольский стан расположился за лесом. Место напоминало пчелиный улей. Здесь было много людей: воинов и пленных. Неприхотливые к походным условиям, кочевники спали прямо под открытым небом, их кибитки со скарбом стояли тут же – рядом с юртами сотников и шатрами старших военачальников. Пленных рассортировали по их достоинству, девушек согнали в большой шатёр. Видана внимательно рассмотрела вражеский стан, заметила, что шатёр тот охраняют лучники. Вокруг плотным кольцом расположились кибитки непонятного назначения. Девушка понимала, что в одиночку ей не убежать, потому начала незаметно присматриваться к своим соседкам, таким же как она. В шатре прислуживали китаянки, их визгливая речь слышалась повсюду. Пленницам помогли помыться, после чего предложили еду. Славянка не притронулась к своей пиале, сделав несколько глотков воды, девушка опустилась на жёсткую циновку, поджала под себя ноги и, накрыв ладонью крестик под льняной рубахой, закрыла глаза. Перед её внутренним взором тот час возник образ матушки, братьев, Всеслава. Отогнав внезапное наваждение, изо всех сил сдерживая слёзы, Видана обратилась к Ладе- Богородице: «Не оставь мня, матушка владычица, не дай погибнуть в чужой сторонушке, Ладушка – заступница, защити от поругания, не дай супостатам проклятым на растерзание нашу землю, помоги вернуться в родные края».

Прошло три дня.

Девушек явно готовили на показ, переодели в наряды атласные, шелка, накидки парчовые, браслетами украсили их запястья, ожерельями огрузили шеи лебединые. Видана не пожелала одеваться в монгольские одежды. Получив десять плёток, девушка не покорилась, до крови укусила заморскую настоятельницу.

- Оставьте эту дикую кошку, - скомандовала та, - попортим личико, не сносить нам тогда головы. Вот останется в нашем гареме, тогда поглядим, чья возьмёт, на коленях приползёт.

Но не сбылись слова старой ведьмы, так окрестила славянка про себя настоятельницу. После просмотра Видану перевезли в шатёр главного военачальника, тот годился девушке в отцы. Он отправил русскую красавицу в дальние земли, где располагалась резиденция хана, ещё более могущественного. А тот отослал её в шатёр своему сыну - лучшему воину, командиру огромного войска, который ходил на совет к самому Чингисхану. Увидев белокурую красавицу, Джэбэ сразу влюбился в неё, но не стал брать силой, решил дождаться часа, когда сама она попросит его любви. Был Джэбэ благороден, отважен и красив, а ещё он думал, что истинный воин не должен брать женщину силой. Проходили месяцы, Видана привыкла понемногу к чужой речи, даже начинала понимать её, уже не вызывали в ней неприятия монгольские одежды, её-то платье совсем прохудилось. Лишь во снах видела она своего Всеслава, но его образ теперь приходил к ней словно в дымке. Бывало, проснётся девушка, и вся подушка мокра от слёз, силится вспомнить милого друга, но нет, нет тех видений, что раньше. Каждый день молилась девушка Ладе – Богородице, просила вернуть её к родной матушке, прислушивалась не идёт ли русская дружина на монголов проклятых.

 

Случилось это весной. Не пришёл Джэбэ к своей пленнице, не было его и на другой день, и на третий, а ещё через неделю привезли воина в шатёр на носилках, раненого, умирающего. Рана была столь серьёзной, глубокой, что никакие лекари не могли излечить Джэбэ, вот и решил он напоследок увидеть свою избранницу, чтобы сказать ей перед смертью о своей любви. Девушка отворачивалась от воина, не хотела знаться с врагом своего отечества, но завидев его слабым и беззащитным, подошла к его лежанке. Пересилило тогда в ней женское - чувство сострадания к умирающему, обезличенному –просто, как к человеку. Откинув полог покрывала, славянка уверенными движениями разрезала покрытые жёлтой дурно пахнущей влагой, простыни, освободила грудь Джэбэ. Затем она обтёрла салфеткой место вокруг широкого пореза, уходящего вглубь, и принялась нашёптывать одной только ей известные заговоры бабки Улихи - той самой, которую матушка её так боялась. Девушка водила пальцами вокруг раны болящего, изредка окропляя место пореза своим дыханием, а сама всё приговаривала. Джэбе уснул и проспал три дня. За это время пленница в сопровождении охранников, собрала трав, корений разных, а когда раненый очнулся, обработала рану приготовленным настоем из трав и велела напоить воина отваром, который сама же и приготовила. Жар отпустил раненного, и только слабость сковывала члены его. И так было каждый день, пока воин самостоятельно не сел на своём ложе. А дальше уж всё пошло без её помощи. Весть об этом чуде дошла до самого Чингисхана, который и не думал увидеть Джэбэ у себя на совете. Но когда воин крепким и здоровым предстал перед великим военачальником, тот не поверил своим глазам. Лишь лёгкая бледность осветляла лицо мужчины, отличая от того – прежнего отважного Джебе, которого знал верховный предводитель. Так Видана оказалась в шатре самого Чингисхана. Тот приказал окружить славянку множественными слугами и когда пленница освоится, доставить её в свою резиденцию.

- Какую награду ты хочешь за спасение моего лучшего воина, - спросил верховный военачальник.

Он мгновенно оценил её красоту, а во взгляде прочёл ум, смелость и непокорность. Славянка не опустила глаз, как это делали монгольские женщины.

Бородатый коротышка неопределённого возраста на чистом славянском наречии передал девушке вопрос своего хозяина.

- Я хочу снова оказаться в том стане, куда привезли меня в первый раз, когда разлучили с моей матушкой.

- Тот стан уже далеко. Моё войско продвинулось на запад, - гордо ответил предводитель.

- Всего на один день, - взмолилась девушка, умоляюще глядя в глаза Чингизхана, - хочу прикоснуться к родной земле, даже если это будет другое место.

Воцарилось молчание.

Военачальник одними глазами подал знак слуге, что находился у входа и медленно проговорил, глядя на девушку:

- Собирайся, - его спокойный взгляд не выдал чувств этого человека, лицо монгола напоминало каменного истукана, лишённого всякого выражения.

 

 

 

Шаман

Острые верхушки елей лениво проступали сквозь тягучий утренний туман. Тайга словно притаилась, настороженно взирая на белые склоны Саян, уступая место возле них топким, покрытым мхами, болотам. Деревья будто перешёптывались, отправляя с эхом свои послания, лежащему справа от высокого склона, озеру. Звуки леса, отражались от тёмных туманных холмов и направлялись к тому самому озеру с водой тонкого мраморного цвета. Казалось, что воды озера поют, отвечая елям на их призыв. И эта неспешная беседа великанов проникала в чуткое ухо, лежащего на циновках, человека.

Приоткрыв один глаз, Мерген незаметно наблюдал за отцом. Тот шептал нараспев свои заклинания, отрешённо перебирая деревянные фигурки и выбирая подходящего идола. Его бубен лежал тут же наготове, а из-за широкого пояса призывно торчала орба. Селение тувинцев утопало в густом холодном тумане, изредка показывая облакам верхушки юрт, из которых нехотя поднимался голубой дымок. Бросив быстрый взгляд на сына, Менгиот, не проронив ни слова, показал на выход из юрты. И это означало: «Иди за мной».

В ответ Мерген ещё глубже зарылся в жёсткую медвежью шкуру. Воздух в юрте совсем остыл, юноше не хотел вылезать из нагретого убежища. Прошло немного времени, парень внимательно прислушивался к шевелению за порогом, дожидаясь, когда затрещат первые искры и раздастся пение отца, но шаман молчал.

«Что там ещё?». Вчера он тщательно приготовил всё для быстрого разжигания. «Камни, наверное, отсырели, - подумал молодой тувинец и быстро вышел наружу». Их с отцом юрта находилась на самом краю селения, столь далеко от других, что сородичи не могли слышать, как призывает шаман по утрам своих духов, дабы вымолить дождь или наоборот, заставить его остановиться. Тувинцы считали, что таёжный мир населяют не только птицы и звери, но множественные духи. Всё здесь принадлежит им, люди на этой земле только гости. Жители этих мест одухотворяли землю – её леса, озёра, перевалы, горы. Созерцая природу и будучи в согласии с ней, в этом народе понимали язык камня, воды, ветра. Тувинцы верили, что прожить на земле человеку возможно лишь будучи в согласии с духами.

Деревянных фигурок отца Мерген боялся с детства, они казались жуткими. Был здесь и одноногий козёл с ветвистыми рогами, похожими на оленьи, и лохматый коротышка с четырьмя руками, словно бегущий в своём демоническом танце. Две расставленные в разные стороны руки этого уродца держали изогнутый кинжал и маленький топорик, а две другие, опущенные вниз, - трезубец и кривую саблю. Мергену порой казалось, что выпученные глаза этой куклы светятся по ночам. И тогда, дрожа всем телом, он с головой зарывался в спасительную медвежью шкуру. Больше всего мальчика страшил змей с человеческой головой. Голова та была обыкновенным черепом, скалившимся двумя рядами широких прогнивших зубов. Рядом со змеем неизменно висела нетопырь, покачиваясь и шурша сухими перепончатыми крыльями, а за ней располагались жаба с человеческими ногами и маленький человек с петушиными лапами и лисьим хвостом. Но был среди этой братии всегда спасающий, добрый старичок, которого Мерген умолял, чтобы тот наслал на него быстрый сон до самого утра, до того самого момента, когда за стенами юрты начинают шептаться великаны. Старичка мальчик называл «Серке». Отец редко брал в руки фигурку Серке, считая её бесполезной. Он не разрешал сыну прикасаться к своим куклам. Идолы служили для вызывания духов нижнего мира и, если их коснётся рука непосвящённого, могли потерять силу. Они слушались только своего хозяина. Молодой тувинец знал, что существует верхний мир – десятый, и что в этих местах есть источник священной воды - Аржаан, соединяющий в своей чистоте силы верхнего и нижнего миров. В тайне он всегда мечтал найти тот источник. В его народе верили, что тому, кто найдёт Аржаан, тот дарует вечную молодость, силу и покровительство духов верхнего мира. Когда мальчик спрашивал об этом отца, тот злился. Селяне Менгиота побаивались, ведь чёрный шаман призывает силы подземного мира. Разъярённый шаман вполне способен убить человека. Если колдун делает плохо какому-то человеку, то тёмные силы увлекают шамана за собой и откупиться от них невозможно. Для общения с духами верхнего мира помыслы человека должны быть чисты. Каким-то особым чувством Мерген понимал эти истины и не хотел перенимать науку отца. С детских лет он помогал в приготовлении ритуалов, но сам не участвовал в действах чёрного шамана.

В груди парня непривычно сдавило, будто камень кто-то положил. Юноша нашёл отца лежащим навзничь с неестественно раскинутыми руками. Рядом с телом валялась шаманская шапка, обшитая чёрными пушистыми хвостиками и разноцветными лоскутками. Фигурка змея словно отползла чуть поодаль и устрашающе таращилась на молодого тувинца бездонными дырами пустых глазниц. Юноша наклонился к отцу, приложил ухо к его груди, взял за запястье. Тот не подавал признаков жизни. Парень заплакал. Ещё немного и к юрте потянуться люди. Тувинцы часто приходили по утрам к отцу со своими нуждами, кто с чем. В полном оцепенении парень принялся разжигать огонь, он делал это каждое утро. Утро всегда начиналось с воздаяния духам. Когда пламя достигло должной высоты, молодой тувинец вошёл в юрту. Ноги его сделались совсем чужими, будто неведомая сила овладела всем телом, она двигала его руками и думала его головой. Взяв щипцы, юноша одного за другим сложил в мешок отцовских идолов и вышел к костру, пытаясь отыскать глазами фигурку змея. Изваяния не было на прежнем месте. Окинув цепким взглядом пространство вокруг и не найдя что искал, молодой шаман медленно перевёл взгляд на лежащего человека. Змей победоносно скалился на своего нового хозяина, по хозяйски расположившись на животе у отца. Юноша потянулся щипцами к черепу и молниеносным движением забросил фигурку в огонь, пламя затрещало. Крепко перевязав мешок с идолами, Мерген отправил вслед за змеем и его. В нижних слоях пламени раздался громкий щелчок, и большое чёрное облако будто вырвавшись из огня, взвилось вверх. Оно медленно поползло в сторону от кострища и подхваченное ветром, заскользило к изумрудному озеру. Парень бросился в юрту. Взяв фигурку Серке, он неистово прижал её к груди и взмолился, чтобы это был сон, чтобы ни один человек сегодня не пришёл к их юрте и чтобы никогда не надевать на себя ненавистную шаманскую шапку. Спрятав Серке у себя на груди, Мерген направился к костру, опустился на колени, обхватив голову руками, и снова заплакал. Он взывал к небесам всем своим существом, всем сердцем. Неожиданно пошёл дождь, сильный неистовый. Порыв ветра лихо подхватил шапку и, шелестя разноцветными лоскутами, понёс её в сторону горного перевала. Не чувствуя холода, юноша безразлично наблюдал эту картину, струи воды стекали по его волосам, забирались под одежды. Сколько времени просидел он так? Костёр потух и сквозь сизые дождевые потоки парень разглядел осунувшееся лицо женщины. Она стояла с другой стороны потухшего костра и внимательно смотрела на него. Женщина эта напомнила парню мать, которая умерла в его раннем детстве. Она медленно подошла и, взяв тувинца за руку, отвела в юрту. Женщина помогла снять парню мокрые одежды, растёрла оленьим жиром его плечи и спину, напоила терпким отваром и укрыла оленьими шкурами. Тепло медленно растеклось по молодому телу. Разомлев, внемля размеренному шуму дождя, юноша уснул.

Всё, что было потом, он помнил смутно. Как хоронили отца, как приходили к нему соседи с просьбами остановить дождь, который лил беспрестанно. Всё было, как в тумане, он сейчас сам даже не смог бы отыскать могилу чёрного шамана, он только знал, что в юрте его поселилась та женщина, которая позаботилась о нём в тот день, когда это случилось. Должно быть, она видела, как парень бросил в костёр злосчастных идолов. И теперь именно она разжигала по утрам и вечерам костёр, но бубен отца молчал. А женщина терпеливо ждала, когда новый шаман возьмёт в руки свой инструмент. Тувинцы не торопились, они вообще жили размеренной жизнью, говорили мало, и всю их жизнь можно было бы назвать одной большой медитацией. Сколько дней прошло таким образом, юноша не считал, но выйдя однажды к костру, он увидел перед входом в его жилище своих сородичей, казалось, что в это утро они собрались здесь все. Эти люди молчаливо смотрели на него, ожидая, когда их новый шаман возьмёт в руки бубен. И тогда тувинец сообщил им, что духи покинули его, и он должен отправиться к источнику, чтобы вымолить их покровительство, только после этого он сможет совершить ритуал. Среди сородичей пробежал недовольный ропот, ведь ни кто не знал, где находится Аржаан, и не ведал, можно ли вообще добраться до него. Люди не могли принять тот факт, что им придётся так долго обходиться без помощи духов. Постепенно тувинцы разошлись по своим делам, а к вечеру один за другим потянулись к юрте шамана. Каждый принёс что-то для Мергена, чтобы облегчить его дорогу, а несколько человек вызвались сопровождать его. Через пару дней группа из четырёх человек, навьючив всё необходимое на спины северных оленей, отправилась в путь. В этих местах нельзя было обойтись без оленей. Дорога к источнику лежала через тайгу, реки, горные перевалы, которые можно преодолеть лишь верхом на оленях. Жизнь тувинцев всецело зависела от этих дружелюбных животных. Люди двигались вслед за оленями. Зимой они кочевали ближе к немногочисленным посёлкам, а летом уходили на прохладные горные пастбища, чтобы спасаться от мошкары. Тувинцы питались оленьим молоком, укрывались оленьими шкурами, а в морозы перевозили на оленях всё своё имущество.

 

Дорогой путники почти не разговаривали, им достаточно было взгляда, чтобы понять друг друга. Люди не опасаясь, пили из любого источника, принимали пищу, разложив её прямо на мягких мхах, полной грудью вдыхали пронзительный горный воздух. Пока двигались по пустынной лесотундре, погода благоволила им, но впереди предстояли переходы через горы, покрытые снегами и полная неизвестность. Маленькие скальные ручейки чередовались с полноводными горными потоками, первозданные участки тайги - с каменистыми перевалами, а плато, покрытые мхами, неожиданно оборачивались топью, по которой пробраться можно лишь по узкими тропам, друг за другом и след в след. Мерген с удивлением наблюдал своих соплеменников, все они были значительно старше его, самому старому более шестидесяти, в группе его звали «Адыг - Дулуш» - медведь. Они не выказывали усталости, пока самый старший не объявлял очередной привал. После нескольких изнурительных дней пути, старик велел, наконец, разбить лагерь на заветренной стороне горного склона. Солнце давно опустилось за гору. И здесь, возле большой горы, путники собирались дать себе сутки отдыха. Когда все приготовления к ночлегу закончились и четверо крестом расселись вокруг огня, Адыг-Дулуш достал из-за пазухи мешочек, извлёк оттуда небольшую оленью косточку и, приложив к губам, закрыл глаза. Пространство вокруг наполнилось звенящими протяжными звуками. Их можно было назвать нежными. Мерген расслабился и тоже закрыл глаза. Сначала перед глазами сгустилась темнота, затем в этой непроглядной тьме появились белые точки, их мелькание напоминало крупный зернистый град. Точки увеличивались в размерах, колыхались, и в такт этим колыханьям раскачивалось его тело. Неожиданно парень ощутил на своём плече осторожное прикосновение, это сосед справа протягивал юноше бубен, тот самый, который остался в юрте. Мерген нехотя поднялся и принял инструмент, тут же лежала отцовская орба. Первый удар прозвучал глухо и осторожно, словно крался. Молодой шаман держал бубен неумело, наверное, со стороны это выглядело смешно, но старый тувинец подсказал жестом, что нужно закрыть глаза. Взглянув на небо, усыпанное множеством звёзд, юноша мысленно попросил помощи у Серке, ощутив фигурку на своей груди, и через несколько мгновений почувствовал блаженное спокойствие… и радость. Всё прежнее показалось вдруг таким отдалённым… прошлым. Второй удар прозвучал более длинно - протяжно, отразился от склона и ушёл верх, оставляя за собой шуршащий гул, переходящий в шёпот. Затем последовали удары ещё и ещё. Неожиданно из его гортани вырвался сдавленный свист, но вслед этому неумелому выражению счастья последовал властный гортанный звук, в соединяющий в себе множество звуков. Это пение, поддержанное ударами орбы и игрой Адыг-Дулуш, наполнило окружающее пространство звенящей раскатистой силой - силой единения материи и звука. Так могла звучать только истинная тишина. Тело шамана совершало давно забытые плавные наклоны: вверх – вниз, вверх - вниз. Оно танцевало само, без участия ума и страха, а душа постепенно сливалась с этой горой, звёздами, небом, ветром. Перед внутренним взором юноши появилась седая дымка, из которой медленно проступил женский силуэт. Женщина была огромного роста. «Хозяйка горы». Мерген понимал каким-то особым чувством, что разбудил её своим пением.

- Что ты тут ищешь? – обратилась к нему женщина.

- Аржаан. Ты знаешь, где он? Покажи мне дорогу.

- Ты найдёшь… нечто большее… не сразу.

Видение исчезло.

Когда юноша очнулся, костёр уже погас, а тувинцы, прикрывшись оленьими шкурами, крепко спали. На востоке брезжил рассвет, хотя в лагерь его отблеск ещё не проник. Шаман чувствовал кожей, как сворачивалась ночь. Она ретировалась словно зверь, почуявший охотника. В пространство, наполненное благой тишиной, незаметно прокрадывались шумы утра. Но он-то их чувствовал, он всё теперь чувствовал… по-иному.

 

 

Питэр

По возвращении на родину супруги сразу зарегистрировали мальчика. Они назвали сына, как и хотела Моника - Питэр. Это были счастливые времена. Родители наслаждались полнотой жизни, с восторгом отмечали каждое новое проявление ребёнка: как пополз, как впервые уселся, держась за мамин палец, как смешно запел, вместо того, чтобы сказать у-у-у, как другие дети. Моника чувствовала себя абсолютно счастливой. Наклоняясь над кроваткой, она наблюдала вполне осознанный взгляд ребёнка и удивлялась, почему он отказывается говорить. Бывало, из детской комнаты вдруг слышался протяжный звук, как у взрослого человека, он вызывал у женщины оцепенение. В такие моменты ей казалось, что время замедлилось, остановилось и потекло в обратную сторону. Стряхивая охватившее её наваждение, Моника бросалась к сыну, но малыш, словно не видел её. Взгляд мальчика, устремлённый в пространство за её спиной, казался далёким и чужим. Как-то Моника сказала мужу: «Питера нужно показать доктору. Ребёнку девять месяцев, а он не сказал ни «папа», ни «мама». Он не кряхтит, не плачет, у него даже не болит живот».

- Что ж тут особенного, значит всё хорошо… Это же хорошо, когда не болит.

- Я хотела проверить, сколько времени он выдержит без кормления.

- И?

- Это я не выдержала… накормила сама.

Нужно сказать, что супругам пришлось сразу по приезде отказаться от молочницы. Новорождённый не принял грудь чужой женщины. Родители перепробовали не одну молочницу и получили тот же результат. Ребёнок не плакал и не просил есть. Сколько смесей и молочных продуктов перебрала Моника, прежде чем остановилась на козьем молоке, не сосчитать, но и его мальчик принимал неохотно. Успокаивало, что ребёнок исправно набирал вес и не показывал отклонений в рефлексах. Доктора отмечали, что все показатели выше нормы. «Всё идёт как надо, - улыбался каждый раз педиатр и советовал родителям не беспокоиться». Но они беспокоились, они перепроверяли снова и снова, показывая мальчика разным специалистам. Каково же было их удивление, когда в два года ребёнок вдруг чётко и ясно заговорил целыми предложениями, демонстрируя родителям идеальное произношение. Это произошло во время завтрака. Сидя за общим столом на высоком детском стульчике, малыш спокойно обратился к матери: «Мама, не клади мне в кашу сахар, я не люблю сладкую кашу». Моника поперхнулась, в недоумении посмотрела на мужа, затем на сына. Она радостно схватила ребёнка, прижала к груди и в ритме вальса закружилась по комнате.

- Вот видишь, я же тебе говорил, что не стоит переживать, - стараясь казаться спокойным, выдавил из себя Джеймс, но в его взгляде жена прочла растерянность.

А дальше больше, Питэр не переставал удивлять родителей. Когда Моника сообщила сыну, что в следующие выходные, они снова отправятся в зоопарк, мальчик ответил: «Давай не пойдём в зоопарк, лучше просто так погуляем».

- Тебе не понравился зоопарк? – удивилась женщина, - в прошлый раз ты не хотел уходить… целый час стоял у клетки с косулями…

- Они не рады, что их посадили в клетку. Они хотят домой.

- Это их дом. Оленей там кормят, ухаживают. Им ничего не угрожает.

- Если бы нас посадили в вольер и кормили, - только сказал мальчик.

Когда Питэру исполнилось пять лет, они всей семьёй отправились к друзьям за город. У тех было шестеро детей и Моника с Джеймсом решили, что пора приобщать ребёнка к социуму, ведь скоро в школу. Питер прекрасно вписался в компанию разновозрастных детей, по всему было видно, что мальчик доволен. Когда Моника спросила, понравилось ли ему, ответ её ни мало удивил.

- А почему мы такие бедные?

- Это мы бедные!? Отчего ты так решил?

- У них и река, и лес. Их так много. А у нас только этот дом. У нас даже собаки нет, - грустно сказал мальчик.

Вскоре после того разговора супруги купили небольшую виллу за городом и завели кошку.

 

***

Питэр учился хорошо, в третьем классе он сдал экстерном экзамены по курсу начальной школы и поступил в средний класс. В классе мальчик сблизился с Марией. Та выглядела старше, но её не смущала разница в возрасте и росте.

- Тебе нравится Мария? – поинтересовалась Моника.

- Да.

- Мне тоже она нравится. Красивая девочка, серьёзная... И учится хорошо.

- Она умеет молчать, - только ответил сын.

Так случилось, что дети понимали друг друга без слов. После занятий они выбирали самую длинную дорогу домой, и возвращались значительно позже положенного. У этой парочки были свои, не понятные другим, игры. Им нравилось угадывать, что думает другой. Питэр с Марией вышли на эту игру случайно. Однажды мальчик забыл дома циркуль. Когда начался урок, Мария передала ему эту вещицу с последней парты. А на перемене спросила: «Почему ты не сдал тетрадь?» Она знала, что тетрадь у него в сумке, хотя он сегодня не доставал из портфеля этой тетради.

Питэр и Мария шагали вдоль кованой изгороди, обходя городской парк в четвёртый раз.

- Ну, что я сейчас придумал? – спрашивал мальчик.

- Дельфины… Дельфины играют. Их четверо и они плывут к берегу.

- А сейчас?

- А сейчас моя очередь…

- Розовый шар… Поднялся выше вон того дерева. Уменьшается... Уменьшается, - Питэр зажмурился, - лопнул!

- Ты играешь так ещё с кем-нибудь? – спросила девочка.

- Только с тобой.

- А с мамой? – она внимательно посмотрела ему в глаза, - мама у тебя такая добрая, она тебя очень любит.

- Она не моя мама.

- ???

- Моя мать далеко.

- Тебя что, из приюта взяли?

- Нет. Я вообще родился не здесь.

- Где же ты родился.

- Не знаю. Знаю, что далеко отсюда.

- А твои родители знают, что ты знаешь.

- Нет… Тогда бы они сразу потащили меня к врачу.

- А как ты это знаешь? Как у тебя это получается?

- Я представляю огромное поле… как круг. И оно проходит через меня. И дуга от него соединяет вот здесь и здесь, - мальчик показал в центр груди и коснулся другой рукой затылка. Эта дуга сначала серая, красная, розовая, белая. И когда она белая, я всё вижу.

- Что всё?

- Ну, всё… как всё было. Это получается только, когда звучит музыка.

- Ты можешь её повторить?

- Не могу. Она сама начинается. Когда она начинается, я должен просто не двигаться.

- И давно это у тебя?

- Давно, с самого начала.

- Здорово.

- А ты можешь увидеть, что захочешь?

- Не знаю. Не пробовал. Просто смотрю… как кино.

- И бывает, что грустное?

- Страшно бывает, я тогда открываю глаза, чтобы не смотреть.

- А как ты понимаешь, что я загадала?

- Я вижу это вот здесь, - Питер показал на точку чуть выше пупка, просто знаю и всё. Это, наверное, у всех по-разному.

- Почему?

- Потому что мы разные, - улыбнулся мальчик, - у каждого свой способ.

 

***

 

По окончании средней школы, когда пришло время выбирать специализацию, Джеймс с Моникой уговаривали сына остановиться на программировании, но Питэр выбрал биологию.

- Почему биология? Ты решил посвятить себя медицине?

- Я хочу понять, почему мы все думаем, как мы думаем… Как сделать так, чтобы управлять временем.

- При чём тут время и биология? – раздражённо возразил отец.

Джеймсу казалось, что будущее за искусственным интеллектом, он сам отдал половину жизни этой сфере.

- Потому что времени не существует. Мозг живёт одновременно во всех временах. Мы сами себя ограничили, не думаем теми частями, которые знают другие времена.

- Значит, ты хочешь заняться генетикой, - догадалась Моника.

- Генетика только часть. Я хочу изучать мозг.

На самом деле, подростка живо интересовал тот факт, как ему удаётся проникать в прошлое, и что нужно сделать, чтобы этим управлять. Он не мог объяснить своим родителям, что знает их тайну, не мог рассказать о том, что проник в недра своей сущности. Сначала он смотрел как будто бы фильм о незнакомом ему человеке, и с каждым новым откровением, в нём укреплялась уверенность, что этот человек и есть он сам. Он находил между ним и собой общее – мотивы, поступки, привычки, даже движения этого человека казались порой его собственными. Мальчик дал ему имя – Олаф. Потом был Олаф второй, Олаф третий, четвёртый, пятый. И все эти, казалось бы, разные люди на самом деле суть одно и то же. Постепенно сложилась общая картина – путь. Круг замкнулся. Но тогда почему эти отделы не работают у других, почему закрыта эта способность? Ведь тогда можно было бы избежать стольких ошибок. А я только исключение – испорченная программа. Но в природе не бывает ошибок. Я просто чего-то не знаю. Если бы только можно было поделиться своими переживаниями с матерью? Но не с Моникой, а с той, которая далеко, она бы наверное, поняла меня. Она лежит скорчившись на кровати и там ещё штукатурка свисает с потолка. Он всегда боялся, что пласт штукатурки оторвётся, упадёт и напугает её. Если бы он только мог проникнуть в её жизнь, узнать, жива ли она. Он знает и её мать, и её отца, и ещё много-много раньше, кто они… и те, которые были до них.

 

Находка

 

Тувинцы передвигались медленно. За три недели пути они оставили позади себя четыре горных перевала и около десятка стремительных не широких речушек, текущих с горных склонов и сверкающих на солнце бриллиантами неистовых кристально чистых, брызг. Путники преодолели множество прятавшихся среди тайги, топей, коварно стерегущих и беспощадно проглатывающих неосторожную жертву – нечаянно попавшего к ним, зверька, а ещё, километры тайги, всё реже предлагающей людям и животным поляны с бархатистыми седыми мхами. Люди устали, они всё чаще устраивали привалы, отгоняя сомнение, крадущееся по пятам. Сомнение это сдерживала лишь вера - вера в то, что Аржаан всё спишет. Ни один из них не решался предложить повернуть вспять. Запасов еды осталось на десять дней пути. Переходы их становились всё короче, а привалы – длиннее. Бубен молчал, а завёрнутая в ветхую рогожку, орба терпеливо ожидала своего часа. Молодой тувинец знал, что стоит ему принять решение повернуть обратно и возражений не будет. Во время очередного привала, который Адыг-Дулуш объявил после всего лишь полудня пути, юноша, взглянув с надеждой на переполненный до краёв, появляющийся из туманной дымки, диск луны, обратился к своим собратьям: «Здесь мы дождёмся убывающей луны… и с рассветом отправимся обратно». Вздох облегчения он услышал в ответ.

- А завтра я проверю ещё вон ту сопку, - тувинец показал рукой на участок горной цепи на востоке, давая понять, что пойдёт туда сам, и одновременно соображая, что до сопки не более трёх сот метров, уточнил, - один.

Тувинцы молчали.

- Нужно как следует накормить оленей, - продолжал он словно сам с собой.

Шаман не мог смириться с тем, что придётся вернуться, так и не встретившись с источником, и пытался убедить себя в правильности своего решения.

Парень прикинул, что до сопки сможет добраться самостоятельно, если же ему это не удастся, то откажется и от этой затеи. Со временем оптимизма у него поубавилось, а спасительным маячком служила только деревянная фигурка Серке, периодически дающая о себе знать. Сегодня Серке проявлял себя по особенному, обжигая кожу на груди и настойчиво напоминая хозяину о своём присутствии.

С этой мыслью нужно переночевать… Если природа соблаговолит его намерению, и утром не будет дождя, он дождётся, когда рассеется туман и двинется в путь.

 

На рассвете, взяв с собой всё необходимое, Мерген отправился по направлению к сопке. За плечами в такт его осторожным шагам покачивалась почти пустая торба, а в правой руке он держал крепкую, хорошо обструганную палку для проверки плотности почвы. В этих местах ничему нельзя доверять, потерять бдительность равносильно погибели. Солнце поднималось, медленно озаряя белоснежные верхушки холмов, их цвет постепенно менялся с серого на голубой, затем белый, а в некоторых местах, обжигающий золотистый. Еды шаман намеренно не взял, надеясь вернуться до наступления темноты. Еда расслабляет, мешает сосредоточиться. По его подсчётам, до сопки оставалось совсем не много, на пути неожиданно возник участок леса. Верхушки елей словно пронзали безупречно чистый небосвод, деревья казались необыкновенно высокими для этих мест. Лес словно приглашая войти, приветствовал своего гостя настороженной звенящей тишиной. «Это в ушах звенит, - подумал человек, прислушиваясь к внутренним ощущениям». Сейчас он слышал стук своего сердца, как орбы о бубен, и ещё приглушённый звон где-то в районе темени. Взгляд тувинца остановился на странных ёлках, которые почему-то выросли кустом и глазели на незваного гостя сверху своими голубовато-зелёными ягодами, вернее, их гроздьями.

«Вау… Да это можжевельник… Но как такое может быть?» Куст вымахал выше дерева. Юноша остановился, пытаясь разглядеть пространство вокруг, на сколько позволяла густая тягучая чаща. Левая рука его внезапно коснулась чего-то живого. «Прохладное пористое… пахучее». Предмет словно вырос из-под земли и напоминал огромный гриб, ростом до пояса высокого человека. Мерген инстинктивно одёрнул руку, повернулся. Шляпа этого великана, отливающая бурым маслянистым цветом, слегка наклонилась, а серовато-коричневая нога с чёрными ворсинками и сантиметров шестьдесят в окружности, казалось, намертво вросла в пухлую подушку из сизого ветвистого мха, да и тот природа не обделили ростом. Гриб словно окаменел. Ноги тувинца по колено провалились в мягкий слегка покалывающий кончиками веток, ковёр. Из складок этого ковра на юношу смотрели блестящие пурпурные ягоды, величиной с его торбу. А запах! Запах проникал в самую душу, заставляя его естество откликаться всполохами радости в ответ. Постепенно цвета окружающего мира стали сочными, яркими, а запахи ещё более обострились. Как заворожённый, юноша стоял среди первозданного, не тронутого человеком, великолепия этого места, чутко различая каждую ноту бесконечной гаммы его струящихся ароматов. Небывалым счастьем наполнилось сердце, а тело – силой. Казалось, сейчас ему подвластно всё: и эта чаща, и топи, реки и сопка в его власти. Сколько он простоял в этом состоянии присутствия, внимая проникающей животворящей идиллии, трудно сказать, но неожиданно его сознание чётко известило о том, что пора возвращаться и, что сопка ему уже не нужна. Нехотя стряхнув блаженное оцепенение, Мерген повернул назад. Обратный путь он преодолел вдвое быстрее прежнего, так, по крайней мере, ему показалось. Когда вернулся в лагерь, тувинцы спали. Спустившись совсем низко - почти к их лицам, над лагерем сияла переполненная Луна. До рассвета юноша не мог заснуть, казалось, сон безвозвратно вытрет всё пережитое, которое ни за что не хотелось отпускать. Завтра… Он пойдёт туда завтра, возьмёт с собой бубен… и орбу. «Ты найдёшь нечто большее, - вспомнились слова хозяйки горы». Может быть, он встретит там духов из верхнего мира, и для этого совсем не обязательно искать Аржаан? Мерген не торопился рассказывать соплеменникам о своей находке. Он решил убедиться ещё раз, что это не сон. Но это действительно, не могло быть сном, ведь теперь он чувствовал себя, как в детстве, когда сознание было ещё чистым… и ещё силу, сил в нём было сейчас, хоть отбавляй… вот, только что с этим делать, он не знал.

Соплеменники мгновенно отметили эту перемену, но не задали ни одного вопроса, не хотели мешать своему шаману.

С рассветом следующего дня юноша снова отправился к сопке. Теперь он почти мгновенно преодолел ту часть пути, что вчера виделась ему длинной. Казалось, от одной только мысли об этом необыкновенном месте, от одного намерения с ним соединиться, он тут же окажется там, проникнет в его тайны и растворится в этой ясной звенящей чистоте. Мерген уходил всё дальше, но ничего подобного на этот раз с ним не происходило. Бечёвка, привязанная к бубну, и перекинутая через плечо всё сильнее натирала кожу. В месте соприкосновения рубахи с верёвкой, саднило. Орба ударяющая по бедру в такт походке, вдруг стала помехой. Юноша раздражённо уложил свой реквизит возле большого каменного валуна. «Его трудно не заметить, подберу на обратном пути, - подумал». И так же внезапно, как в прошлый раз, перед его взором открылось огромное болото, пугающее торчащими ветвями, уходящих в трясину, давно мёртвых деревьев. Метрах в десяти справа, тувинец услышал шелестящий шорох, похожий на то, как звучит шевеление чего-то живого в топкой болотистой жиже. Сфокусировав взгляд в направлении звука, шаман ясно различил на поверхности трясины кончики человеческих пальцев, и каким-то неведомым доселе чувством, понял, что в воде стоит человек, и человек этот жив. Трясина скрыла под собой всё до макушки, всё, что некогда принадлежало этому существу, но шаман чувствовал его. Неожиданно для себя юноша усилием воли поднял со дна огромный пласт торфа в том месте, где обнаружил затонувшего человека. Тот час из земли вырвался наружу фонтан, выворачивая словно наизнанку комья липкой грязи. Этот пласт живо взвился вверх, выбросив наружу человеческое существо. То была женщина. Её черты скрывала липкая серо-зелёная глина, одежды пропитались грязью и отяжелели. Подхватив тело, словно пушинку, Мерген бросился к валуну, удивляясь на сколько легка оказалась его ноша. Уложив утопленницу вверх лицом, он сделал всё необходимое, чтобы привести её в чувство. Прокашлявшись, женщина непонимающе уставилась на своего спасителя. «Всё будет хорошо, ты в безопасности, - произнёс юноша, осознавая, что речь его непонятна незнакомке, - как же ты здесь оказалась?». И тут же его сознанию открылась картина преследования. Женщину гнали четверо всадников, и только трясина остановила их, трясина стала её спасением. «Таким уж спасением?» «Чудом, - ответил внутренний голос». «Ты найдёшь нечто большее, - опять вспомнились слова хозяйки горы». Женщина закрыла глаза. Обернув свою находку в оленью шкуру, шаман отправился в лагерь. Усталости он не чувствовал, его сознание заполнило одно единственное желание – поскорее вернуться и отогреть беглянку. Женщина так замёрзла, что это могло обернуться для неё настоящей бедой. «Теперь всё позади, - ободряюще шептал шаман, чётко осознавая, что со временем для общения им двоим не нужны будут слова. А бубен?» Бубен и орба остались лежать под каменным валуном, но так ли это теперь важно?

 

Встреча

Анна решительно ударила металлическим кольцом о дубовую дверь. Ради этой встречи далеко немолодая женщина пересекла океан и преодолела тысячи километров пути, намерение её было твёрдым. За ухоженной живой изгородью гостья не могла разглядеть очертания жилища, видимо, оно располагалось далеко от входа. Но изгородь не заброшена, кустарник аккуратно пострижен и дорожка к воротам заасфальтирована. Она предусмотрительно не отпустила такси и, как только услышала шаги за изгородью, позвонила водителю, сообщить, чтоб её не ждал.

- Что вам угодно, мадам, - раздался за дверью женский голос.

«Как она меня увидела? Видимо, здесь установлены камеры».

- Я Анна Томилина, мне назначено, - ответила женщина на английском.

Анна выучила этот язык, хорошо его понимала, но вот, произношение… С произношением возникли проблемы.

Дверь открылась, и гостья увидела перед собой аккуратную женщину в белом переднике, даже немного похожую на неё саму, но взгляд. Взгляд этой женщины выдавал смирение и усталость, а она – Анна ощущала в себе совершенно другие энергии. Женщина пригласила жестом идти за ней и повела гостью через богатый разнообразием растений ухоженный сад, аллею с цветочными изысками и фонтаном в греческом стиле. Наконец, они подошли к дому. «Строение в стиле «Модерн», в Англии этот стиль называют «модерн-стайл». И хотя он вышел из моды, его продолжают копировать и сейчас». Двух этажное здание серого цвета с множеством архитектурных форм, башенками и черепичной крышей. Как оказалось, внутреннее убранство этого жилища безупречно гармонировало с его внешним видом, но подробно рассматривать эту задумку дизайнера не представлялось возможным, ибо цель её визита была в другом.

- Вас уже ждут.

Женщину ввели в просторный светлый зал и, указав на винтовую лестницу, оставили одну.

Анна поднялась. На встречу ей вышел худощавый подтянутый мужчина средних лет.

«Да, это он, Питэр Босуорт – автор, наделавший шуму в научном мире своими статьями о возможностях человеческого мозга». К этому времени Босуорт издал ещё и книгу, ставшую столь популярной среди обычных читателей, что о нём заговорили не только в научной среде. Труды этого человека, который опирался лишь на собственный опыт, вызвали живой интерес, как со стороны прессы, так и его читателей, но одновременно, яростные нападки и споры между поклонниками и оппонентами его идеи. Этот человек попытался опровергнуть утверждение академической науки о том, что способности человеческого мозга не наследуются, и у талантливых родителей может вполне себе родиться совершенно бездарный ребёнок. Вот только Анну эти вопросы мало интересовали, так как она активно занималась переводами древних текстов, а не человеческими мозгами. И в Англию эту женщину привела история, в которой Босуорт описал место на Земле, где наблюдался небывалый рост растений. Всего один абзац в его книге заставил эту женщину пересечь океан.

Справившись с охватившим его волнением, Питэр пригласил гостью пройти в свой кабинет. Он украдкой рассматривал её черты, густые каштановые волосы, стянутые в тугой пучок и уложенные вокруг темени, изящные запястья, тонкие пальцы, шею, на которой пульсировала маленькая голубая венка. В глаза ей учёный старался не смотреть, ибо глаза выдали бы его сразу.

- Рассказывайте вашу историю, - сдавленным голосом произнёс он.

Женщину смутило столь скромное поведение хозяина положения и, оправившись от охватившего её возбуждения, она заговорила.

- Меня зовут Анна… Анна Владимировна Томилина. Я хочу вам поведать одну тайну, - по лицу женщины пробежала светлая, еле заметная улыбка. Немного помолчав, она продолжала.

- Видите ли, я давно занимаюсь переводами, вернее расшифровкой древних ведических текстов. Поэтому мой рассказ покажется вам совершенно фантастическим… по меньшей мере, странным - таким же мало вероятным, как и ваши исследования с точки зрения обычного человека.

Женщина неожиданно смутилась, её напугал внимательный взгляд собеседника, устремлённый на её руки. Вернее, собеседником его назвать было нельзя, скорее, наблюдателем. Собеседником была она сама, всё более застревающая в своём собственном монологе.

- Да… Так вот… Наша планета при своём перемещении во времени периодически может попадать под воздействие отрицательных энергий. И это губительно для человечества, - женщина замолчала, ожидая ответной реакции.

Питер ободряюще кивнул.

- Станем называть эти энергии тёмной материей, - Анна опять посмотрела на учёного.

- Продолжайте, вы пока не сказали мне ничего нового.

Анна уверенно тряхнула головой.

- Так вот… Земля периодически попадает в такие зоны, в которых тёмным энергиям легко удаётся захватить власть над её жителями, - женщина опять выжидательно посмотрела на учёного.

- Вы это уже сказали, - ободрил её мужчина.

- В такие моменты человеку трудно удержаться, у него наблюдается проявление агрессии. Люди становятся жадными, жестокими, алчными, не могут устоять перед низменными инстинктами. И это время может составлять от нескольких стен до нескольких тысяч сотен лет. Такие времена наши предки называли ночами Сварога.

Питер заинтересованно смотрел ей в глаза.

- Тёмные силы охотно используют это время, чтобы захватить цивилизацию с невысоким уровнем развития для того чтобы использовать её планету в своих целях. Они выкачивают ресурсы захваченных Земель и напоследок уничтожают эти планеты вместе с их обитателями. Если планете удаётся уцелеть после таких манипуляций, оставшиеся в живых опускаются на первобытный уровень развития.

- Да… где-то я уже встречал эту теорию.

- Это не теория, - резко оборвала его женщина, - это перевод достоверного источника, - она сама испугалась своей выходки.

- Предвидя наступление ночи Сварога на нашей планете, Светлые Иерархи решили не допустить такого исхода. Они поместили в недра Земли источник силы, который должен был служить противовесом отрицательного эволюционного перекоса в развитии людей.

Женщина достала из сумки блокнот и, отыскав нужную страницу, начала читать: «Подпитывал Расу заветный источник, что сохранился в урочищах древних. Предвидели темень на Мидгарде Боги и Расы потомкам помочь порешили».

- Выходы источника на поверхность не постоянны. Они периодически исчезают в одном месте, чтобы появиться в другом, а затем они снова могут проявить себя в тех же широтах. Анна перевернула страницу: «В глубинах он тёмных накапливал силу, в разных местах на поверхность являясь».

- То есть, источник находится под землёй, я правильно понял.

- Совершенно верно, в местах выхода на поверхность источник ускоряет эволюционное развитие человека. Выходы эти хранились предками в тайне от непосвящённых. В таких местах с человека снималось действие тёмных энергий, и он мог проявить во всей полноте заложенные в нём генетические возможности.

- Но тогда мы бы все тут давно уже стали богами, - усмехнулся Питэр, - почему же этого не произошло?

- После того, как представители Антлани воспользовались дарами источника, использовав их во вред Земле, Светлые Иерархи поместили на планете генератор, блокирующий раскрытие в человеке его возможностей до тех пор, пока он не достигнет соответствующего уровня развития.

- И как же этот уровень определить?

- Такой человек должен приобрести дополнительно к своему физическому телу ещё шесть тел сущности. Установка блокирующего генератора была вынужденной мерой. Действия представителей цивилизации Атлантиды чуть не привели к гибели Земли. Генератор не даёт человеку в полную силу использовать свой генетический потенциал, - женщина помолчала, - поэтому мы и не можем проявить способности, которые в нас генетически заложены. Мы как будто бы спим. А в зоне выхода сил источника на человека не действует блокирующий генератор. По сути, источник может раскрыть потенциал каждого. Наши предки считали, что среди людей есть спящие боги, но такие люди ни чем не отличаются от обычных, так как находятся в спящем состоянии. И только источник может выявить, кто является таковым.

Анна перелистывала страницы блокнота: «В Богах раскрывает сокрытые силы, людей наделяет согласно их мыслей».

- Получается, что некоторые люди имеют такие возможности, при раскрытии которых, они могут достичь высочайшего уровня эволюции, - продолжала Анна. Скорее всего, волхвы и использовали выходы источника из земли для того, чтобы выявить людей с таким потенциалом. Но такие места они держали в тайне.

- Но причём здесь моя теория?

- В текстах указаны знаки, по которым можно определить выходы источника. В таких местах наблюдается небывалый рост растений.

Женщина снова обратилась к своему блокноту: «Растение каждое рядом с источником свойство меняло и рост изначальный. Грибы поднимались в аршин над землёю, но каменной плотью они наделялись. Ковыль-трава поднималась до пяди, а ягоды комы росли, как деревья».

- Понимаете, в местах выхода источника жизни наблюдается аномальный рост растений.

Вы описываете в своей статье ваши видения, когда вы попали… вернее тот, кто был раньше вами… будто он попал в такое место, где росли огромные грибы, и можжевельник, как дерево.

- Да, было такое место, я думаю, что это ваш Алтай, Саяны, скорее всего.

- А какие там были места? Вы можете указать какие-то ориентиры?

Учёный задумался.

- Кажется, я теперь понимаю, почему у меня проявилась эта способность, - у Босуорта даже не возникло сомнений в истинности того, о чём говорила Анна, - А я-то считал, что она может проявиться у каждого, достаточно лишь катализатора. Я уже год работаю над созданием такого катализатора… И вы знаете, у некоторых моих пациентов кое что получается… А выходит, он просто попал в место выхода источника.

- Кто он?!

Учёный словно разглядывал пространство за её спиной.

- Олаф…

- Он жив? Он может показать это место?

- Он давно умер… Чтобы вы понимали, мне нужно рассказать вам очень многое… И в определённой последовательности. Он – мой предок.

- Скажите, как вы это делаете? Регрессивный гипноз?

- Не совсем. Мне удаётся замкнуть узкий конец хвостатого тела на сеть зеркальных нейронов мозга.

Анна непонимающе смотрела на учёного.

- В нашем мозге есть отделы, которые отвечают за память. Очень глубинную память… И если их разбудить, то мы можем вспомнить себя в прошлом, по крайней мере я так считал до сегодняшнего дня.

- Почему же вы изменили своё мнение?

- Потому что Олаф попал именно в такое место… К вашему источнику… И похоже, что он и оказался тем спящим богом. А я получил эту способность по генам.

- Но это как раз и доказывает, что сверхспособности наследуются, - радостно воскликнула женщина.

- Академической науке требуются совсем другие доказательства, - грустно сказал учёный, - но не это главное.

- Что же?

- Главное, что вы здесь.

Анна непонимающе смотрела на него. Её вдруг поразила смертельная бледность на лице мужчины.

- На первый раз слишком много впечатлений. Мне нужно вам ещё многое рассказать, но сейчас у меня на это совершенно нет… - учёный замолчал.

- Нет времени? – робко поинтересовалась женщина.

- Нет сил, - мучительно выдавил он, - давайте продолжим завтра, если вы не возражаете. Эльза покажет вам вашу спальню.

Он медленно поднялся и, покачиваясь, вышел из кабинета.

 

***

 

В следующее утро они встретились за длинным добротным столом. Эльза разливала чай, а Питер оценивающе осматривал стол, он впервые в жизни переживал о бытовых мелочах, словно ожидал в гости саму королеву Англии.

- Эльза, узнайте, ничего ли не нужно нашей гостье, - голос его дрожал.

Женщина внимательно посмотрела на него.

- Вы не здоровы, месье?

- Нет, Эльза, я счастлив. На сегодня вы можете быть свободны. Отправляйтесь в город, навестите вашу сестру, - и помолчав, добавил, - не торопитесь с возвращением.

Эльза благодарно посмотрела на него и, закончив накрывать к завтраку, удалилась.

Анна явилась к столу ровно в назначенный час.

- Устраивайтесь, - дружески улыбнулся Босуорт, - нам предстоит долгая беседа. Вы не торопитесь?

Анна отрицательно покачала головой.

- Угощайтесь, будьте, как дома.

 

После нескольких чашек чая, Питер начал свой рассказ.

- Эта способность проявилась у меня в детстве, я даже не помню, с какого возраста. Думаю, что она сопровождала меня всю сознательную жизнь… и даже в утробе, - он улыбнулся, - шучу.

Мужчина хотел, чтобы его гостья расслабилась и почувствовала себя непринуждённо.

Он бегло рассказал ей о своих предках, начиная от самого давнего колена, кто чем занимался, как уходили, что творили. Разные там были личности, пока не встретились совершенно особенные. И тут он подробно описал историю о том, как юноша чудесным образом спас из болота молодую женщину, описал всё в мельчайших подробностях.

- Он и спас её потому, что прежде побывал у источника, - догадалась Анна, - а кто её преследовал?

- Думаю, что это были монгольские воины, по крайней мере, их одеяние свидетельствует об этом.

- Почему же она от них убегала?

- Она была их пленницей. В последствие, у них родился ребёнок – Олаф.

- Его так назвали?

- Нет, это я его так назвал. Я так понял, что я – суть их продолжение.

- А ваши родители, они разве не знали о ваших способностях?

- Если бы они узнали, им было бы тяжело, - Питер замолчал, - они носили в себе другую тайну.

- Думаю, наоборот, ваши родители должны гордиться таким сыном.

- А у вас есть дети?

Женщина смутилась.

- Я любила одного человека. После него уже не думала о детях… Наукой занялась.

Она замолчала.

- А где ваши родители сейчас?

Питэр задумался.

- Их нет в живых… Да, это были вовсе и не мои родители. Моя мать считала, что произошла из знатного рода, её прапрабабушка владела секретами долголетия, но я всегда знал, что не имею к этому роду никакого отношения.

Женщина заинтересованно взглянула на Босуорта.

- Я ролился в России… В Загрске… Двадцать шестого июня две тысячи второго года, - учёный не мигая смотрел на Анну.

Повисло молчание

Женщина побледнела, её лицо напоминало сейчас маску, но она силилась изо всех сил, чтобы не выказать своего волнения.

- Кто был моим отцом, Анна?

- Я ничего не понимаю. Моника… Джеймс…

- Именно вы были моей генетической матерью, в этом не может быть никакого сомнения. Помните, как вы дали мне свежий огурчик. Он был таким вкусным.

- Выходит… Выходит, я была беременна?!

- Расскажите мне… Расскажи…

Женщина заплакала.

- Мой преподаватель. Он ничего не знал. Да я и сама не знала.

- Почему ты согласилась на это?

- Мне тогда было всё равно. Он уехал в Тибет, возглавил экспедицию на Кайлас. Он был одержим, искал свою Шамбалу... – взгляд её затуманился, - Не подумай... те. Он был удивительный человек… Совершенно необыкновенный.

Питер нежно погладил её руку.

- Он жив?

- Я не знаю, я бросила тогда университет. Ты, должно быть, знаешь больше меня, - женщина замолчала, произнесла еле слышно, - сын... Мой сын.

Щёки её горели, неестественный блеск глаз лучиком отражался от радужного тонкостенного графина из богемского стекла. Сейчас она казалась лет на десять моложе своего возраста. Посторонний вполне мог принять их за влюблённых супругов.

- Я нашёл тебя. Всё остальное не имеет значения.

- Но твой дар...

Ученый задумчиво произнёс,

- Дары проливаются на нас талантами через деяния предков... Их ошибки - проклятьями. Задачами? Но одна из них уже решена... Я нашёл тебя.