Темнота

Болтаю ногами с ограждения крыльца. Ба не разрешает сидеть так высоко, но она вернётся завтра. Солнце давно оторвалось от горизонта и уже ощутимо припекает, хотя в тени пока холодно. Дверь веранды тоненько поскрипывает. Женька только встал и сонно протирает глаза, спрашивая, почему нет воды.

— А мама мне сама наливает и тёплую! В кастрюльке греет...

— Ты что, не умеешь сам? — Удивляюсь я. Показываю, где моя специальная табуреточка и мы вместе побеждаем умывальник, взяв бутылку с солнечного угла.

 

К середине дня дед прогоняет нас с качелей в тень, ворча на сметанные булочки, которые непременно подгорят. Мы с Женькой хохочем и начинаем перебирать выпечку, на которую можем походить.

 

— Я не багет! — Возмущается мой гость. Первый настоящий, между прочим, раньше мне не разрешали звать друзей.

— Ты длинный и хрустишь, когда на корточки садишься!

— А ты, а ты... Рогалик, вот! — Женька засыпает меня аргументами, и я соглашаюсь с последним. Причёска из косичек определённо меня подставила. Не поправляю, что это бублики, «рогалик» звучит почётнее.

 

— Хотите, вечером покажу вам живые тени в подвале? — Интересуется дед и чуть не падает, когда мы вдвоём запрыгиваем на него с радостными воплями. Все вместе поливаем огород из шланга, а после садимся чертить фигурки зверушек.

 

— Не накручивай завитушек, попроще давай, бивни пошире рисуй. — Дед твёрдой рукой поправляет наши рисунки, а мы вырезаем уже готовые. Женька тихонько толкает меня в бок:

— А почему из картона? — Пожимаю плечами. Двусторонний скотч лепится куда угодно, но не на палочки, стащенные с кухни. Ба тыкает такими в кексики.

 

Когда мы надеваем свитера и спускаемся вниз по жутковатой лестнице — обалдеть, меня сюда обычно не пускают! — Женька выясняет, что ест наш бабайка и показывает припасённый пирожок с малиной.

— Держи, если что, отдашь ему, чтобы тебя не обидел.

— А ты как же? — Вообще-то, я старше на четыре месяца, это мне надо заботиться о друге.

— А я быстро бегаю! — Фыркает мальчик.

 

Препираясь, мы честно разламываем пирог пополам и прячем по карманам. Дед гасит лампочку, подсвечивая фонарём фигурку слоника. По стене топает большой, почти как настоящий, слон и гудит басом, высоко задрав хобот. Ему навстречу выбегает индеец с очень плоским носом — женькина рука дрогнула, когда вырезала его лицо. Я дёргаю своего попугая так, что он машет крыльями. Честно говоря, его можно перепутать с петухом... Но это ведь не очень важно, да? Птица защищает слона от воинственно ухающего человека, потом хобот обнимает их обоих, предлагая договориться, а к индейцу на подмогу торопятся маленькие кривые человечки.

 

Полчаса спустя нам не страшен никакой бабайка. Мы восторженно придумываем историю, вовлекая всё больше персонажей и периодически забывая, кто за злодея. Главное, чтобы все поучаствовали! Тени лают, рычат и поют нашими голосами, множащимися в банках с вареньями и ещё пустых деревянных полках...

 

Чего бояться, если мы сами создаём свои страхи?