Хрущёвка на Московской
Мы стоим с тобой перед зеркалом - юные. Мне семнадцать, тебе ещё нет шестнадцати. Мы сегодня вот так, без тряпочных панцирей. Словно первые Он и Она - сполна. Дотемна.
Рука поперёк , от плеча и на грудь:
обнимай, не дави, куда сбегу?
Отражение пью так робко, но жадно:
вот я, вот он. Молодой да ранний.
Красивый, ладный. Провинциальный
бог. Со мной. Отвернуться, спрятать
лицо в ключице.
Я старше. Нет, важно!.. - да губ ожог,
да как же блажно все мысли вяжет,
пуская ток по коже влажной,
горячечный шепоток:
«Так не пойдёт – привыкай, не стесняйся.
Учись – не дичись! - принимать себя.
Вот ты, вот я. Неидеальные.
Мы – такие. Были друзья
в обнимку. Стали – ты знаешь:
необходимые и неотложные,
пряные, уникальные...
Да, и Димке. И Анечке. Надо сказать.
Накрепко свились, пока не отпустишь.
Ты – отпустишь. Чего гадать».
А мы надолго? Вот так – навсегда?
Или да?..
Будут потом самолёты и поезда. Поманят,
утянут в чужие края. Постепенно
сделаем их своими, эти столицы. А там -
незнакомые до поры зеркала и ключицы.
Новые браки, разлуки, дети.
Новые тосты:
Да будем новыми! Будем другими!..
Но имя. Оно всегда будет только твоим.
И с днями рождения до сих пор.
И с улыбкой, как прежде, терпкий кагор -
приветствие каждой осени.
Мне семнадцать. Тебе еще нет шестнадцати.
Предки твои возвращаются
ровно в восемь.
