Пылкая страсть фрекен Бок
Неважно спится нынче фрекен Бок,
Всерьёз и не без оснований.
Амур, проказа и бессовестный стрелок,
Подкинул ей на старость лет "страданий".
Самой себе, и то, боясь признаться,
В смутившей пуританский ум её причине,
Нечаянно всё ж стала улыбаться,
В нескромных снах о ветреном мужчине.
И ведь давно уж не в бальзаковских летах,
А угораздило, как в омут с головой.
Ведь он выжига, прохиндей и вертопрах,
Но до чего ж, подлец, хорош собой!
Подумать только... ведь ещё вчера,
Его, в сердцах, гоняла поварёшкой.
А он выделывал под люстрой номера,
Смешно расставив маленькие ножки.
К хозяйским плюшкам и варенью,
Он не скрывает дерзких притязаний.
Лишь на неё (пока), увы, и к сожаленью,
Не обращает, как на женщину, вниманья.
Какие пустяки, что Он (пока) не любит,
Моей любви нам хватит на двоих.
Стеснительность долой! Она меня погубит,
Уйдёт из рук последний мой жених.
Но погоди же, плут! Ты будешь только мой!
Я к этой цели всё усердье приложу.
Все штучки женские свои я рину в бой,
Я всё равно его к себе приворожу!...
Смущает лишь, что Он слегка моложе,
Вот этакий выходит тут пасьянс.
Но нам обоим, знаю я, любовь поможет,
Закрыть глаза на этот мезальянс...
Как хочет естество её лобзаний,
Объятий тесных жар, эмоций через край!...
Глаза её полны немых признаний...
Ему же... только плюшки подавай.
Но, всё ж, Его обворожительной харизме,
Она не в силах противостоять.
И губы её шепчут в пароксизме:
- Ооо... боже!... Как же устоять?!
Слетела вмиг и чопорность и строгость,
И стала женственней заметно её стать.
От прежней фрекен Бок увидим мы немного,
Сумел-таки, паршивец, обаять!
А дальше - больше! Уж либидо не унять!
С лица улыбка шаловливая не сходит.
То с пылесосом примется разнузданно плясать,
То в неглиже фривольною походкой ходит.
Долой условности, манеры и приличья,
Давно пора своё у жизни взять.
Довольно берегла я честь девичью,
Чулки мне, что ли, из неё вязать?
Пускай его пропеллер в пух и прах,
Мою причёску строгую растреплет!
О, Карлсон!... Рыцарь в клетчатых штанах,
Мою натуру повергает в трепет.
Мой бог!... Его небрежная причёска,
И конопатый, вездесущий нос!
На животе податливая кнопка...
Расцеловала б без стыда, пойдя вразнос!
Не важно, что жильё его на крыше,
И в банке вряд ли он имеет хоть какой-то счёт.
Моя любовь, она, корысти благороднее и выше,
Она одна лишь счастье нам несёт.
Ужель позволит сердцу быть разбитым?!
Неужто поматросит и в кусты?!
В расцвете сил и в меру он упитан,
Икар малолитражный, адской красоты.
А, может, стану для него всего потехой?
И он, шельмец, лишь поглумится надо мной?
Зачем он в наш Стокгольм приехал?
Зачем нарушил мой покой?...
И, самообладанье сохранить стараясь,
Бралась за стирку и за пылесос.
Крепилась, от желания сгорая,
Поставить Карлсону (хоть маленький) засос...
Он заберёт меня с собой на крышу,
Мы вознесёмся... невесомы и легки.
Ведь говорят же: как у пташки крылья,
У настоящей, пламенной любви.
