Свежие листья в безоблачном небе...
* * *
Свежие листья в безоблачном небе,
Райский денек.
Долго рассматривать свежие листья –
Вот мой конек.
Снизу с разинутым ртом созерцаю
Эту листву –
И понимаю, что вижу глазами,
Телом живу.
Тело растет волосами, ногтями,
Кожей и проч.,
Но ограниченность плотскую телу
Не превозмочь.
Тело не может разбить свою тяжесть
И наяву
Взмыть – и пронизывать кроны деревьев
И синеву.
Лишь в сновиденьях такое возможно,
Значит, скорей
В сон погрузись – и лети над домами,
Старый Андрей.
Тучность послужит хорошим подспорьем:
Словно пузырь,
Мчится толстяк высоко над домами
В синюю ширь.
Также и пьянство послужит подспорьем:
Выпил – и спишь,
Если же веришь в возможность полетов –
То и летишь.
Крикнешь нелепой враждебной фигуре:
«Женщина, прочь!» –
И погружаешься в сон, и летаешь
Каждую ночь.
* * *
С балкона смотрю на воронье гнездо,
Там нынче кипит оживление,
Вороны там снова на яйцах сидят,
Готовя себе пополнение.
Жар-птицы и фениксы рухнули вниз,
Рогаткой реальности сбитые,
Остались вороны одни на ветвях,
Крикливые и деловитые.
Вороны противны – с их спесью пустой,
С их жульническими повадками,
Но именно их, как известно, не сбить
С ветвей никакими рогатками.
Вороны вписались в наш быт непростой
Шокирующего периода,
А фениксы из наступленья реформ
Не сделали должного вывода.
Они не задумались: «Петь и блистать
Во время суровое надо ли?» –
И, кто-то – от камня, а кто-то – с тоски,
На лысую почву попадали.
Остались вороны. Конечно, на них
Художник глядит с омерзением,
Зато не кичатся они красотой
И неким особенным пением.
Порой они феникса труп расклюют –
И весело каркают, сытые,
Ну то есть ведут себя в точности так,
Как мы, пацаны деловитые.
