Таська
— Таська! Оторвись от романов, гони корову на луг —
крикнула бабка из форточки в яблоневый сад.
— Сама гони! — огрызнулась в обратную Тая.
Бабка разгневалась, плюнула под ноги: «Дрянь-то какая!»
Провздыхала, пропыхтела, прочихвостила Таськину мать.
… всё равно полы самой намывать — плюнула дважды.
Таське неважно. С рождения страшная — в шоболах.
Отец в селе оставил. Сам-то в столице — поди, развлекается:
бетон при заводе замешивает, припеваючи.
А дочь — страдалица в избе с удобствами во дворе: не припоёшь!
О матери вспомнить нечего, но бабка обмолвилась — была…
— Простите, я травы-то пожру хоть какой-нибудь, а?
[послышалось недовольство коровье, жаргонное]
— Таська! Останешься без хлеба, останешься без книг!
Бабка стращала, лупила в окно, не жалея руку.
Девка захлопнула Драйзера — Драйзер убился лицом.
Он не считался ни хамом, ни сволочью, ни подлецом,
но, потирая на лбу [фигурально] синяк,
шелестел [прозаически]: «Сука!»
— Чёрт бы побрал весь наш род! — причитала дурная. Ждала.
Бабка с крестом: замолить не пыталась — всё каялась, бедная.
Таська терзала себя, не мечтала, не знала подруг,
Таська корову вела на болотистый пойменный луг —
пусть хоть она, без условностей всех, отдохнёт-отобедает.
День ото дня — колея… сплошь земля многолетней полыни.
Яблоки гнили — по воздуху зябко, мучительно кисло…
Бабка не холила сад, не дарила тепло, не просила тепла,
Бабке наскучила жизнь, потому и другим ничего не дала.
Сад, словно девочка в жалком тряпье — одичал, но не высох.
