Владимирская
Вверх эскалатор течёт.
Шестерни движет машина
Мимо электросвечей,
что неспособны согреть.
Вновь выбираясь наверх,
боязно встретить руины.
Но межсезонье у нас
вряд ли приятней, чем смерть.
Вросший за годы в скамью,
дремлет измученный гений
(Мнение есть, что мы все —
чей-то не лучший из снов).
Вот подойти бы к нему,
словно безумец Евгений,
Крикнуть: «Милейший, очнись!
Хватит! Достаточно! Стоп!».
Липнет сырая шрапнель
к жёлтому телу собора.
Слишком для криков устал
вычурный чёрный район.
Зубы сомкнули дома:
мол, не до разговоров.
Крошится над головой
неба шершавый бетон.
Кутаясь зябко в шинель,
жаждет трамвая прохожий.
В коконе мыслей-шарфов
все мы, по сути, одни.
Всякий входящий сюда,
помни и будь осторожен:
В Городе Белых Ночей
самые чёрные дни.
