Отец сидел на скрипучем, сработанном из круглых ошкуренных ивовых прутьев стуле, широко расставив ноги и раскачиваясь взад-вперёд. Глаза его были устремлены вникуда. По щекам текли ручьями, капали через расстёгнутый ворот рубахи на грудь, на брюки, на пол неудержимые потоки слёз. Чёрная трубка телефона, положенная, судя по всему, мимо рычажков аппарата, валялась на полу. Она ещё раскачивалась влево-вправо на витом шнуре.

Я остолбенел. Это – как по Маяковскому – увидеть плачущего большевика!

Нет, это не стул скрипел, это скрипели и клацали зубы моего всегда невозмутимого и сурового по жизни отца. Увидев, наконец, меня, он вздрогнул, взял себя в руки, распрямил спину. Слёзы мгновенно высохли на пылающих жаром щеках. Он схватил трубку телефона, вскочил на ноги.

– Белова! – Через минуту сквозь треск и шорох в трубке послышался голос начальника политотдела, – вот что, комиссар, ты сейчас же, немедленно, напиши письма матерям, найди слова, ты умеешь. Но, чтобы обязательно: погиб, выполняя свой священный долг по защите государственных рубежей Союза Советских Социалистических Республик!

Это произошло недалеко от комендатуры «Заречная». Сильное и внезапное наводнение, вызванное тайфуном, накрыло бешеной волной и снесло баньку, которая находилась, как это обычно бывает, на берегу речушки. Сруб не выдержал напора, и рассыпался. Девять солдат-пограничников во главе с сержантом погибли под напором стихии.

– В мирное время, без единого выстрела, сынки, сынки, – это бессвязно бормотал, стремительно летая из угла в угол по дому, отец.

Мы, все домашние, забились по щелям. В такие минуты отца трогать нельзя.

Он прошёл бесконечными дорогами всей Великой войны. Останавливал фрицев в предгорье Кавказа, командуя пулемётным взводом. Был там серьёзно ранен. Получил орден. С тяжёлыми боями протопал вместе со всей армией до государственной границы, а потом и до Кёнигсберга.

На этом война для него не кончилась. Манчжурия. Сменил несколько яловых сапог, пробиваясь до Харбина. Женился на телефонистке, с которой был вместе все долгие военные дни.

Часть была передислоцирована в Приморье и преобразована в пограничный отряд. До конца дней своих он теперь пограничник. Бесконечное заставы, комендатуры сменялись каждые пару лет.

Наконец долгая остановка в знаменитом Хасанском пограничном отряде. Начальник штаба, а потом и начальник отряда. Большое «хозяйство» с комендатурами, заставами, вспомогательными службами.

Война снова пришла в его дом. Стихия сродни нацистской навале. Не уронившему ни единой в жизни слезинки бойцу сорвало крышу. Держись отец!

Изредка я видел слёзы у отца только после того как он вышел на пенсию. Но только на кладбищах или поминках. да разве ещё на свадьбах внуков.

Я держал его за руку, когда отец лежал на предсмертном одре. И что-то пытался мне сказать. Слёз я не смог остановить.