Признаю, что я поэт ничтожный...

* * *
 
Признаю, что я – поэт ничтожный,
Но уж раз мне дозволяют жить,
Я внедряюсь в круг больших поэтов,
Норовлю с титанами дружить.
 
Я хожу на их мероприятья
И сижу там между трех калек,
Улыбаясь, словно слушать тексты
Для меня – острейшая из нег.
 
Приношу коньяк и угощаю
Гениев, потом иду домой,
Словно публикою окруженный
Зданьями, сугробами, зимой,
 
И свои отверженные тексты
Тихо бормочу себе под нос, –
Впрочем, публика прекрасно слышит,
Этот слух во все предметы врос.
 
Небо, как чудовищное ухо,
Наклонилось надо мной в тиши,
Ибо хочется ему послушать
Нечто сказанное от души.
 
Трогает внимание такое,
Я бубню живее – бу-бу-бу, –
Обращаясь к фонарям, к деревьям,
К тьме, напоминающей судьбу.
 
А потом, раскрыв всему объятья,
Кланяюсь, ну а потом опять
По настойчивой всеобщей просьбе
Начинаю тихо бормотать.
 
Умолкаю лишь вблизи от дома
И курю, смакуя свой успех,
И больших поэтов вспоминаю,
И звучит мой булькающий смех.
 
 
* * *
 
Бог ловко стырил наше лето,
А после с барского плеча
Нам кинул пару дней погожих –
И люди хвалят ловкача.
 
И этот жлоб на малой тучке
Плывет, вкушая фимиам,
Однако Богу кайф ломаю
Я – атеист и красный хам.
 
За то, что он испортил лето –
А сколько мне осталось лет? –
Я рассылаю тьму посланий,
Где утверждаю: «Бога нет».
 
«Да как же нет? Ведь я же вот он,
Вот храмы, ладан и попы».
Я сухо говорю: «Всё это –
Продуманный обман толпы».
 
«Ах так?!» – и Бог пущает холод,
Свистящий ветер, снежный пух.
В ответ я надеваю ватник,
И снегоступы, и треух,
 
И выхожу листовки клеить
На все окрестные углы,
Где говорю, что Божьи книги,
По сути дела, очень злы,
 
Что жить при Боге очень трудно,
А при безбожии – лафа,
Да и сама идея Бога
По-обывательски глупа.