Нашествие
Что мы до срока жмурились апрельно,
и был десантом высажен отряд;
мело ещё – то вкось, то параллельно.
И час, и пять без отдыха подряд.
Так целый день лохматые ребята
спускали к нам большую тишину;
была она бела и толстопята,
не мерена в длину и ширину.
Тонули в ней все подступы и дали,
ушли в неё соседние дома,
и мы, уйдя, друг друга не видали,
затихли споры вкуса и ума.
В осаде снега заняты собою
мудрец и лох, педант и сумасброд,
их тайным мыслям просто нет отбою,
в них, как рубеж, отсутствует и брод.
Стоять вот так столбами в окнах марта
и, в чистый лист пустеющим, весну
в себя впускать – то медленная трата
недавней мглы в обмен на белизну,
стоянка душ канунов перехода –
в тревожность, смутность их из столбняка.
И не на них идёт, а им пехота
в пушистых нитях тянет облака.
Не помню с небом я теснее связи,
чем в этот редкий белый-белый день.
И он прошёл и канул восвояси.
Я взял перо – на лист упала тень…
То свыше тонким дали знать нюансом
пока о страшной близости тщеты
уже хотеть моим незрелым стансам
придать волнений новые черты.
