Нашествие

Что мы до срока жмурились апрельно,

и был десантом высажен отряд;

мело ещё – то вкось, то параллельно.

И час, и пять без отдыха подряд.

Так целый день лохматые ребята

спускали к нам большую тишину;

была она бела и толстопята,

не мерена в длину и ширину.

Тонули в ней все подступы и дали,

ушли в неё соседние дома,

и мы, уйдя, друг друга не видали,

затихли споры вкуса и ума.

В осаде снега заняты собою

мудрец и лох, педант и сумасброд,

их тайным мыслям просто нет отбою,

в них, как рубеж, отсутствует и брод.

Стоять вот так столбами в окнах марта

и, в чистый лист пустеющим, весну

в себя впускать – то медленная трата

недавней мглы в обмен на белизну,

стоянка душ канунов перехода –

в тревожность, смутность их из столбняка.

И не на них идёт, а им пехота

в пушистых нитях тянет облака.

Не помню с небом я теснее связи,

чем в этот редкий белый-белый день.

И он прошёл и канул восвояси.

Я взял перо – на лист упала тень…

То свыше тонким дали знать нюансом

пока о страшной близости тщеты

уже хотеть моим незрелым стансам

придать волнений новые черты.