КУСОЧЕК ХЛЕБА. Часть десятая. МЫТАРСТВА.

Привалов, он же Русин Юрий Филиппович, свернул на своих «Жигулях» с шоссе на просёлочную дорогу и углубился в лес. Выбрав подходящее место, остановился у опушки, достал пакет с вещами и лопату. Тонким шлангом отцедил из бака в пакет немного бензина, отошёл в сторону и поджёг его. В нём лежали вещи, которые использовать второй раз не было нужды. Дождавшись их полного сгорания, он закопал кострище и кинул на его место пару обломанных еловых лапок.

 

Полтора часа назад ему пришлось умертвить начальника милиции с одним из его замов и прокурора, собравшихся вместе на даче. Он сделал это без всякой инсценировки несчастного случая, разложив возле их трупов копии внушительной доказательной базы их преступлений, связанных с многочисленными убийствами. Оригиналы отправил в Комитет госбезопасности. Через три дня газеты напишут, что эти должностные лица отравились угарным газом из-за рано перекрытого дымохода, и призовут граждан быть более бдительными при использовании личных бань.

 

Пару недель до этого скончался от внезапного «сердечного приступа» судья, вынесший девять оправдательных приговоров людям, которые никоим образом этого не заслуживали, и вскоре большинство из них повторили свои преступления опять.

 

А вот директор мясокомбината прямиком явился в КГБ с повинной, выложив годами наработанную схему хищений, в которой были задействованы десятки людей со всех мясоперерабатывающих предприятий края и не только.

 

Куда-то бесследно исчезали личности, занимавшиеся грабежами и разбоем, насильники и сутенёры, те, чьи действия квалифицировались «тяжёлыми» статьями УК. Прерывались связи в цепочках отлаженных поставок наркотиков, о присутствии которых в нашей стране всем средствам массовой информации, мягко скажем, «не рекомендовалось упоминать».

 

В эпоху повального взяточничества и коррупции во всех сферах народного хозяйства, многих чиновников такие факты заставляли задумываться, а они тянулись, как шлейф за кометой, продолжая всплывать на поверхность, в разных местах один за другим. Сыщики сбивались с ног, в поисках этого рьяного помощника, вроде и зацепки появлялись, но все они, на поверку, оказывались призрачными. Кто-то, весьма профессионально, с методичным постоянством, выполнял за них работу, не выдавая себя. Трудно было даже предположить, это действовал одиночка или же целая организация, но то, что она была не государственная, было им ясно. Как раз именно этот факт и держал областное руководство в страхе, ведь, по их мнению, тут совсем недалеко и до заговора против власти.

 

Никто не знал, как выглядит этот современный советский Зорро, или, скажем, Робин Гуд, но его методы и подходы к решению поставленных им задач, были очень действенны. Те, кто являлся с повинной, делали это от «чистого сердца и угрызений совести», не позволяющей им спать по ночам. Ну, а те, кого находили, уже не могли пролить на это дело никакого лучика света. Группа отменных следователей со всего Союза вот уже год тайно трудилась, ожидая, когда этот борец за справедливость сделает ошибку, чтобы лишить его свободы. А ведь, какое множество дел они могли бы сами раскрыть за это время.

 

Но, сколько верёвочке не виться, у неё всегда найдётся второй конец. Титанический труд сотни специалистов позволил сузить круги поисков с целого края, до нескольких кварталов областного центра. Старший оперуполномоченный по особо важным делам главного управления майор Семашко, возглавляющий следственную группу под грифом «секретно», сегодня ночью на свой страх и риск решил откликнуться на анонимное предложение о встрече и посетить гаражный массив на окраине города, чтобы испытать судьбу.

 

Не без труда он нашёл ворота с указанным номером и, приняв меры предосторожности, потянул дверь на себя. Едва он зашёл внутрь, как сработал датчик движения и загорелся свет. Посередине помещения на щите, который закрывал проём смотровой ямы, размещался стул, который сразу бросался в глаза. На нём лежал конверт, висячий замок и большой винтовой ключ. За стулом, располагалась груда картонных коробок с документами. Внимательно осмотревшись, майор спрятал оружие и взял в руки конверт, который не был запечатан.

 

«Здравствуй майор! Если это читаешь ты, значит всё в порядке. Пока в порядке. С подачи твоего шефа в ваших разработках меня условно нарекли Палачом, хотя мне, скорее всего, импонирует прозвище Чистильщик. Мы с тобой выполняли одну и ту же работу – делали наш мир чище и лучше, но за свою ты получал зарплату, а я, кроме бескорыстного морального удовлетворения, дополнительные статьи уголовного кодекса. Слова «самосуд» и им подобные можешь не произносить, это просто отмазка для тех, у кого рыльце в пушку и они боятся обоснованной расплаты.

 

В Воркуте в колонии строгого режима на месте угольного лагеря отбывает двадцатилетний срок за измену Родине осужденный по фамилии Привалов Михаил Васильевич. Знают все, кто стряпал это дело, от следователя до судьи, что это не тот, за кого его выдают, однако он сидит. Этого человека может опознать семья, сослуживцы, соседи, друзья, которые сбились с ног, занимаясь розыском самостоятельно, и до сих пор пишут заявления о его пропаже. По этому парню у меня к тебе просьба, не дай ему там погибнуть, верни его домой.

 

Кстати, из всей своей команды, безоговорочно можешь доверять только Струкову. Головнёв приставлен Красновым, следить за тобой и каждый день докладывает ему о твоих действиях, давая им оценку. Савельев и Зимин, по своей молодости, стоят ещё на распутье, но, если они останутся под началом Еремеева, парни сломаются и пойдут по пути лёгкой жизни. Раису Абрамову я ещё не раскусил, с женщинами всё гораздо сложнее, она глубоко сама себе на уме, но в ней много положительного.

 

Теперь о главном. Сейчас ты будешь стоять перед очень трудным выбором. У тебя будет время всё обдумать и принять правильное решение. Но, предупреждаю, один ты не справишься. В коробках перед тобой находятся документы, оглашение которых вызовет цепную реакцию, как при взрыве атомной бомбы. Они содержат тайную бухгалтерию, банковские счета, в которых фигурируют цифры с десятью нулями на конце, расписки, фотодокументы и архивы, одно знание о существовании которых является смертным приговором. Все концы ведут на самый верх. Тут - сотни кандидатов на одиночные камеры и лесоповал из разных эшелонов власти. Каким образом это оказалось в гараже, тебе знать не надо.

 

Случись, что ты привёл за собой «хвост» и ЭТО обнаружат нужные люди, тебя больше не найдут и пропажу спишут на работу Палача. Если же всё нормально, то можешь скрытно посещать этот гараж и изучать содержимое ящиков. За него уплачено на год вперёд, ключ лежит рядом на стуле. Детально ознакомившись, можешь принять решение. Какое бы оно ни было, я тебя пойму.

 

Не делай поспешных выводов. Убедившись, что не потянешь это дело, а без поддержки однозначно так и будет, уничтожь здесь всё. У стен стоят канистры с бензином, просто облей коробки и нажми справа на стене красную кнопку, её нельзя не заметить. Ровно через сто восемьдесят секунд произойдёт воспламенение и включится принудительная подача воздуха. За это время успеешь закрыть дверь на замок и скрыться.

Удачи, мой друг. Будем жить!»

 

- Да кто же ты такой? – Подумал майор, - предполагаю, что нашу будущую встречу разделяют всего лишь часы, а не долгие месяцы, ушедшие на твои поиски. Ещё немного и ты, со всеми потрохами, будешь наш!

 

С распирающим любопытством он заглянул в ближайшую к нему коробку. Ночь и половина следующего дня пролетели одной минутой. Ему не хотелось верить в то, что он сейчас узнал. Но документально подтверждённые факты упрямо твердили ему о своём существовании.

 

- Это ещё одно «государство в государстве», со своей иерархией и жёсткими законами. Как же искусно оно переплелось своей действительностью с нашей повседневной реальностью. Да, о многом приходилось догадываться и раньше, но, чтобы в таких масштабах? – майор Семашко присел на стул и задумался.

 

…Рогозин лежал на небольшой возвышенности глубокого котлована. Она островком выделялась на затопленной дождевой водой рельефной площади его дна. Толпа подневольных негров располагалась неподалёку и отдельно от него. Им, под страхом побоев, было запрещено с ним контактировать, чтобы, невзначай, не смогли оказать ему никакой помощи или сочувствия. Вся его одежда, как и обувь, за многие месяцы превратилась в лохмотья. Приятное когда-то лицо с милой улыбкой, теперь скрывала всклокоченная и неопрятная борода с усами. Отросшие волосы были стянуты на затылке кусочком ткани, оторванной от одежды в виде ленточки. Он сильно похудел.

 

Дно их огромной ямы, постоянно залитое водой, отделяло от поверхности несколько расширяющихся земляных террас, подняться на которые можно было лишь по пятиметровым лестницам, прислонённым к вертикальным стенам. На ночь, верхнюю из них убирали. Сам котлован был обнесён рядами колючей проволки, а по периметру размещались две вышки с дозорными, которые по ночам освещали всё пространство не очень мощными прожекторами.

 

Этот рудник являлся неким подобием каторги, но на ней не занимались воспитанием. Тут отбывали пожизненный срок, который присуждался сразу по прибытию. Все негры, находящиеся здесь, были рабами. Многих просто согнали с земель овимбунду, как этнически неблагоприятных, других пленили во времена боевых действий, третьих направили сюда в качестве наказания за совершённые провинности. Выбраться отсюда можно только одним путём – мёртвым на лебёдке. Используемый рабский ручной труд, без применения механизации, был малопроизводительным, однако, даже в таких условиях, он всё равно приносил немалую прибыль. В период дождей африканцам разрешалось ночевать на нижней террасе. Нужду справляли прямо на рабочем месте.

 

Еду и воду, при выполнении нормы, спускали в корзине на всех сразу, но последним в очереди за ней должен стоять Рогозин, которому частенько не доставалось ничего. За всё время он ни с кем не обмолвился ни единым словом, ведь здесь его язык был очень далёк для понимания. Он также не проявлял агрессии к таким, как сам.

 

Капли дождя с монотонным бульканьем падали на мутную поверхность залитого ограниченного пространства, стучали по лицу, разбиваясь на мелкие брызги, и растекались по всему телу. Укрыться от них было нельзя, и Егор терпеливо наполнял свои ладони, чтобы выпить несколько глотков дождевой воды. Когда это удавалось, он улыбался про себя, как ребёнок, счастливый от обретения маленькой радости.

 

Мысли о свободе его не покидали и он постоянно над этим работал. Наличие языкового барьера сильнейшим образом мешало продвижению его планов по её обретению, и не только для себя. Нож, оставленный Нганой в его ботинке, всё ещё находился при нём.

 

Он был единственным из всех, кому к ноге приковали цепью десятикилограммовое чугунное ядро от старинной пушки. Возможно, по замыслу Савимби, оно должно было служить символом, напоминающим белому о веках рабства, созданных его соотечественниками для чернокожих.

 

Цепь была настолько коротка, что только в согнутом положении можно было передвигаться, поднимая груз руками. Она ему сильно мешала. Нижняя часть голени постоянно кровоточила, отекла и воспалилась. Днём по ней ползали мухи, выискивая трещинки в засыхающей от кровоподтёков корке. Он старался меньше двигаться, за что его, по приказу охраны, ограничивали и без того скудным пайком. Савимби сдерживал своё обещание.

 

Рогозину попался алмаз величиной с половинку грецкого ореха, имеющий острые грани. Ими он и царапал звено цепи у самой лодыжки, выбрав противоположную спайке сторону. Труд упорный и кропотливый. То, чем он сейчас пользовался, даже, не пройдя ещё через умелые руки огранщика, представляло собою целое состояние. С каким удовольствием Егор обменял бы его на один трёхгранный советский напильник. Работать алмазом было крайне неудобно, он лишь оставлял риски, которые потом приходилось сглаживать. Имея простой камень с шероховатой поверхностью, можно стачивать металл в разы быстрее, пользуясь им, как рашпилем, но здесь такие ему не встречались.

 

- Вот товарищ майор Суздальцев, я и вложил свой посильный вклад в становление Анголы, как страны, готовой следовать по нашему пути развития. А теперь пусть моя Родина, которую я ни разу не подвёл, в знак благодарности, просто позволит мне самому немножко позаботиться о себе. Всё, что я успею сделать, будет во имя её блага. Давненько вы уже не отсылали писем моей маме и жене от меня. Я надеюсь на вашу личную помощь, если у них вдруг возникнут трудности.

 

Под руку вспомнился отец, который пятнадцать лет отбыл в лагерях, каждое утро, лелея надежду, что сегодняшний день будет последним в этих местах. Ему готовили алиби для засылки в логово сбежавших в Аргентину нацистов, но, при смене руководителя проекта, его сверх засекреченное имя просто затерялось и забылось в дебрях канцелярских архивов.

 

Ещё Егор постоянно думал о Нгане и сыне. Успели ли кубинцы освободить молодую мать с ребёнком или их опередили люди Савимби, человека, который столько лет посвятил национально-освободительному движению, но, по мере возрастания своей политической значимости, стал так пренебрежительно относиться к человеческим судьбам. Неведение угнетало Егора. Порой трудно было удержать себя в руках, чтобы не сломаться духом. Даже внутренний голос не хотел с ним разговаривать на эту тему. Ярость от бессилия могла лишить его разума, когда он начинал представлять Нгану на месте Кармелиты, а их малыша – сваренным живьём в котле с овощами.

 

Один из вновь поступивших негров узнал в Рогозине Белого Демона и поделился этой новостью с остальными. Они долго обменивались мнениями, обсуждали, жестикулировали, спорили и соглашались. Он их уверил, что Белый Демон находится здесь для того, чтобы они смогли обрести свободу, что он не только знаменитый воин, но и могущественный колдун. А находится здесь долго лишь потому, что ждёт, когда они созреют для того, чтобы стать достойными освобождения. Он подошёл к Рогозину, присел на корточки и ткнул в него пальцем:

 

- Демонио Брэнко! – Потом перевёл палец на себя, - Куанго, Куанго Хумбе, - и протянул руку для крепкого рукопожатия. Он осмотрел ногу Егора, потрогал истончённое на одну треть толщины звено цепи и одобрительно покивал головой.

 

- Эй, нигер! – Раздался голос сверху, - отойди от него или будешь наказан!

 

- А ты, белая обезьяна, спустить сюда и накажи меня!

 

- Я буду стрелять! У меня приказ!

 

Все африканцы, до единого, поднялись на ноги:

 

- Один выстрел, и никто из нас не будет работать!

 

- Чёртовы нигеры! Сдохните без еды!

 

- С едой или без неё, мы и так здесь все умрём! Но вы там задавитесь без алмазов!

 

Охранники стали переговариваться между собой. Младший по должности убедил старшего оставить негров в покое, сказав, что совсем скоро белого пленника поднимут наверх лебёдкой за ноги, и что бунт на их смене никому не нужен.

 

Африканцы, упоённые своей маленькой победой, которая стала первым шагом к их сплочению, ещё больше уверовали в Белого Демона. Теперь он уже не стоял со своей гирей, прикованной к ноге, в очереди за едой, ему подносили её и в достаточном количестве. Негры увеличили объём вырабатываемого грунта, и охранники больше не придирались к Рогозину, который тоже не вёл себя царственно и трудился в меру своих возможностей. Через Куанго Хумбе у него наладился контакт с остальными, а с ним у него получалось, как-то само собой.

 

Шли дни. Толщина заветного звена на цепи Рогозина, истончала еще на одну треть. По окончании дневных работ, лопаты и кирки, которыми трудились подневольные, охрана поднимала наверх, сбрасывая по утрам обратно. Этой ночью, ближе к её середине, Куанго с киркой, которую ему удалось утаить, и ещё двумя африканцами, приблизились к Егору. Соблюдая осторожность, они наживили её острый конец на злополучное звено цепи и начали расширять его внутреннее отверстие в сторону истончения.

 

Он терпеливо ожидал результата, сжимая зубы и превозмогая причиняемую боль. Отверстие уже значительно увеличило свои размеры и форму за счёт вытягивания металла в узком месте. Ещё одно усилие и лёгкий щелчок доложил о том, что сталь поддалась и лопнула. Негр оторвал кусок ткани от своей майки и просунул под кандальный обхват на ноге Рогозина, наложив, таким образом, примитивную, но удобную повязку.

 

- Какое же это блаженство, опять чувствовать своё тело! - Ликовал Егор, - оставшийся браслет, это ничто, по сравнению с тем, что было!

 

Опять стал накрапывать дождь. Один из прожекторов с вышки был направлен на нижнюю лестницу, второй светил, спящим неграм поверх голов. Егор с африканцами подобрались к затемнённому участку стены. Куанго присел, второй негр стал к нему на плечи, а Рогозин по ним обоим забрался ещё выше. Подкопал ножом углубление в стене для ноги, потом другое, зацепился руками за край террасы, подтянулся, акробатическим движением закинул ногу, перемещая вес тела, и переполз на ровную поверхность. Потом он, с предельной осторожностью, перетащил им лестницу. Все последовали за ним. Далее передвигались по лестницам. На последнем подъёме они повторили предыдущие действия и добрались до верха котлована.

 

Охрана состояла из белых наёмников, имевших опыт службы в горнодобывающей компании, использующей рабский труд. Негры вооружились кирками и заняли места у караульного барака. Егор, пригнувшись, направился к ближайшей вышке. Всего лишь несколько ступенек отделяли его от охранника, который, закутавшись в дождевик, мирно посапывал на посту, подперев своей винтовкой прожектор. Рогозин приподнял рукой его подбородок, а когда тот открыл глаза, резанул ножом по горлу. Едкий запах свежей крови ударил ему в нос, она пенилась и клокотала на месте разреза, бурым пятном растекаясь по мундиру.

 

Егор подхватил винтовку. Как же приятно и до боли знакомо пахло ружейное масло! Он едва не закрыл глаза от нахлынувшего удовольствия, понимая, что сейчас не время для умиления воспоминаниями. К его мимолётному удивлению, Куанго сам быстро разобрался с охранником на второй вышке, задушив и сломав ему шею, после чего, подал световой сигнал, оставшимся на дне рудника неграм.

 

Рогозин планировал пленить всю охрану и спустить их в котлован, забрав лестницы. Но африканцы, давно растерявшие своё раболепие после вкуса свободы, его опередили, они ворвались в барак с кирками и устроили бойню в прямом смысле этого слова. Из белых не выжил никто. Куанго взломал сейф, выгреб все до единого алмазы, и высыпал их на стол. Он разложил их на, примерно, равноценные кучки по количеству всех присутствующих и каждому выдал его долю. Когда подошёл последний из негров, алмазы кончились. Хумбе виновато посмотрел на него и развёл руками, остальные тоже стали пересматриваться между собою с таким же чувством и видом.

 

Наступила неловкая временная пауза, требующая какого-то решения. Егор сунул руку в карман и нащупал камень, который, можно сказать, спас ему жизнь. Он взял его двумя пальцами, посмотрел сквозь него на свет, подкинул, поймал, секунду подумал и вложил в ладонь обескураженного африканца, хлопнув его по плечу. Одобрительный возглас потряс помещение, подобное решение никого даже и в мыслях не смогло посетить. Этот поступок пополнил достойной монетой копилку его разрастающейся славы, к которой он был совершенно равнодушен.

 

К молве, которая слыла про Демона, что он есть смелый воин, меткий стрелок, справедливый судья, честный человек и сильный колдун, добавилась бескорыстная щедрость. Будь у него общий язык с этими людьми, он бы сейчас возглавлял отряд преданных ему бойцов, которых мог повести за собой, но он понимал, что в данный момент их пути должны разойтись.

 

В подсобном помещении, с помощью Куанго и найденных там инструментов, Рогозин полностью освободил свою ногу от оков. Знаками объяснил оставшимся неграм, чтобы они уходили отсюда. Побывав в спальной комнате с забрызганными кровью стенами, он покопался в тумбочках, нашёл бритвенные принадлежности и придал своему лицу надлежащий вид. Потом остриг волосы на голове как можно короче, накачал в лохань воды, разделся и вымылся, как следует. Сделал на ноге перевязку, переоделся в чужую одежду и сменил обувь. Не прошёл он и мимо кухни, перекусив и пополнив заплечный мешок консервами. Попутно выбрал для себя несколько ножей, метая их в разделочную доску с приличного расстояния. В оружейке обзавёлся винтовкой, ЗИПом с предметами ухода за ней и внушительным боезапасом. До рассвета оставалось пара часов.

 

- Куанго Хумбе, чернокожий здоровяк с добродушным лицом, как же вовремя он оказался здесь. Наверняка, без Шамондо тут не обошлось, - закралась Рогозину в голову мысль, - ведь с его появлением всё пошло так гладко, словно по маслу, разрешаясь положительно и без потерь.

 

Он подошёл к негру, сидящему на ступеньках в барак с винтовкой на коленях, они по-приятельски стукнулись кулачками, и Егор, на всякий случай спросил:

 

- Нгана, слышал что-нибудь о ней? Нгана.

 

- Нгана, - повторил африканец задумчиво и отрицательно покачал головой.

 

- Луанда, гурайру, кубана солдато, - Рогозин ткнул себя в грудь, показал пальцами движение и махнул рукой, указывая направление, - Луанда, воины, кубинские бойцы.

 

- Куанго, Демонио Брэнко. Гурайру кубана. Луанда, - он утвердительно кивнул.

 

- Будем жить, - произнёс Егор, и они тронулись в путь.

 

Ангола утопала в крови гражданской войны. Граничащая с ней на юге Намибия боролась с Южно-Африканской республикой за обретение независимости, армия Родезии вела бои против местных партизанских формирований, Мозамбик тоже раздирала на части гражданская война. Замбия, Конго, Заир, почти вся южная часть континента полыхала в зареве военных действий. Часто, не имея опознавательных знаков, представители одной и той же группировки, при встрече открывали огонь друг по другу, ведя бой до победного конца, а потом выжившие, разобравшись, слёзно обнимались.

 

К очередному полудню они вышли к берегу реки. Негр протянул руку в её сторону и сказал:

 

- КунЕне.

 

Рогозин внимательно осмотрелся. Они находились в её нижнем течении, которое разграничивало Анголу с Намибией, неся свои воды в Атлантический океан через пустыню Намиб. Ландшафт сильно отличался от того, который он привык видеть раньше. Тропические леса влажной полосы Анголы давно ушли в память прошлого. Гористая местность с голыми скалами, ущельями и каменными грядами, чередовалась с пустынными участками из песчаных барханов и густыми зарослями прибрежного кустарника. Всё, что находилось дальше нескольких десятков метров от реки, остро нуждалось во влаге. Если в лесу расстояние скрадывалось из-за невозможности его обозреть, то здесь, с любой возвышенности, округа просматривалась на километры вперёд.

 

Намибия. Она в начале века была немецкой колонией. Потом досталась Южно-Африканской Республике, которая после второй Мировой войны сделала её своей провинцией, выкачивая природные богатства и угнетая цветное население. Племена, населяющие эту страну, наряду с Анголой взялись за оружие в борьбе за свои права.

 

- Раз мы стоим на левом берегу, значит, находимся в другом государстве. Стоп, друг Куанго, отдых, - Егора сильно разморило, понимая, что телу надо дать полноценный отдых, он решил сделать привал.

 

Сказались месяцы недоедания, постоянный недосып и изнурительная работа. Побаливала от кандалов и длительной ходьбы нога. Они перекусили консервами, и Куанго бросил пустые банки вниз, на что Рогозин погрозил ему пальцем и покачал головой, осуждая этот поступок. Они скакали по камням до самой реки, издавая характерные звуки.

 

Устроившись среди скальных валунов, Рогозин на пару секунд, как ему показалось, прикрыл глаза. Сны, как и видения, связывают тебя с реальностью, постепенно обволакивая твоё сознание, переплетением жизненных фрагментов из разных времён, соединяя их аморфной паутиной, сотканной из множественных вариантов возможных решений, которые судьбой предлагались тебе на выбор. Но ты находил свои пути, игнорируя другие.

 

Закатное солнце сделало обозримое пространство, включая небо и его отражение в зеркальной глади речной воды, приятным для глаза оранжевым цветом спелого апельсина, выделяя на своём фоне тёмными контрастными очертаниями всё остальное. Лёгким облачком от самого горизонта к нему приближалась белая женщина без лица. Её прозрачное, словно созданное из нежного французского батиста, одеяние, колыхалось за спиной от ветра, которого не было, подчёркивая живописные женственные формы тела. На этот раз она появилась не одна. За её руку держалась другая женщина, чернокожая, от которой веяло чем-то очень знакомым. Так и есть! Серёжка в виде сердечка! Нгана! Невидящим взором широко раскрытых глаз она смотрела сквозь него. Внезапно её взгляд сфокусировался на нём и два мощных луча из глазниц озарили его светом. Он протянул к ней руку, а второй попробовал заслонить лицо, ощутившее тепло от столь мощного свечения.

 

Звук защёлкнутых наручников окончательно его разбудил, а три винтовочных ствола, направленных на его грудь под лучом ручного фонарика вернули его к настоящей действительности. Группа вооружённых белых людей в одинаковой форме хорошо знала своё дело. Сюда же подтащили сопротивляющегося негра и поставили на колени. Перед ними бросили пустую консервную банку, потом задали несколько вопросов. Егор молчал, оценивая ситуацию. В разговор вступал только африканец. Его поставили на ноги и обыскали. Сняли с шеи стянутый кисетным узлом кожаный мешочек, в котором лежали алмазы.

 

Африканец толкнул плечом одного из белых и скользнул по камням с обрыва. Двое подбежали к его краю с винтовками наперевес. Рогозин в прыжке столкнул их ногами вниз, перевернулся и, всё ещё лёжа, отбил винтовку третьего во время выстрела и свалил его подсечкой. Крутанул ногами в воздухе «ножницы» и встал в полный рост, ударив встающего белого ботинком в лицо. С разворотом на триста шестьдесят градусов приблизился к четвёртому, на ходу отбивом заставил его выстрелить мимо и захватил его сзади за шею, одним движением сместив ему позвонки.

 

- Стучаться надо, когда приходишь в гости к незнакомым людям.

 

Он помог подняться белому с разбитым лицом и протянул ему свои руки. Тот быстро понял его желание и снял с них наручники. Егор махнул ему кистью руки, чтобы тот быстрее уходил отсюда, пока он не передумал. Потом поднял с земли фонарик, который светил прямо на мешочек с алмазами. Быстро собрав всё снаряжение, Рогозин стал спускаться вниз. Оба белых были мертвы. Куанго был сильно покалечен, но в сознании. Нога в колене была неестественно повёрнута в сторону, плечо кровоточило, а из брюшины под самыми рёбрами торчал обломанный сук от куста, вошедший в тело со стороны спины. Они оба понимали, что он уже больше не жилец.

 

Егор достал из кармана мешочек с алмазами, высыпал их на ладонь, показывая владельцу, потом вернул их обратно в маленький кисет и одел его негру на шею, прикрыв остатками рубашки. Тот стал что-то говорить, но Рогозин приложил палец к губам, чтобы он не тратил силы. Здоровой рукой африканец провёл по его волосам, так, как это делала Нгана, добродушно улыбнулся, глубоко вздохнул и закрыл глаза. Навсегда.

 

- Шамондо! Ты опять взял вместо моей чужую жизнь, для чего? Едва я привыкаю к хорошему человеку, как ты его отбираешь. Что я должен сделать, чтобы это не повторялось, куда мне идти? Я не хочу больше убивать! Понимаешь! Не хочу!

 

Он поднял мёртвого товарища наверх. Кругом были только скальные породы и одни камни. Егор не мог бросить тело Куанго просто так, он снял с него рубашку и накрыл ему лицо. Потом обложил камнями, чтобы дикие звери не растерзали его. Присел и задумался. В нём что-то изменилось, безвозвратно, раскрутилось и со скрежетом сломалось, разлетелось, рассыпалось, чтобы дать росток новому восприятию, которое позволяло смотреть на происходящую действительность под другим углом. Возможно, он просто повзрослел, возмужал, пресытился чужой войной. Ему вспомнились слова Рамиреса, сказанные ему о Нгане:

 

- Почему бы тебе не осесть в Африке, плюнуть на эту войну и просто насладиться жизнью с женщиной, к которой ты не равнодушен? Женись на ней. Будешь любить её, и защищать свой кров, а не слоняться по всей Анголе в поисках приключений. Оказав реальную помощь хотя бы одному человеку, ты выполнишь свой интернациональный долг.

 

- Нгана. Где ты теперь, где мне тебя искать? Я всё ещё надеюсь, что ты жива. Ты не могла умереть, ведь у тебя есть сын, и ради него ты будешь жить! Так, стоп. Видение! Белая женщина привела её ко мне, значит, она меня искала в лабиринтах. Хуган Мбота! Только он мог её туда провести. Значит, она сейчас в племени. Точно. Мне надо туда!

 

Его пнули ногой в спину. Толпа вооружённых автоматами негров окружила его. Их что-то веселило, вероятно, африканцы находились под воздействием ибоги – сильного наркотического зелья, у которого в Африке существует свой особый культ. Они, тараторя на смеси, чёрт знает, каких языков, решили найти себе развлечение. Егор вновь обрёл себя прежнего. Стоя на коленях, он уловил приближение дульного среза к своей спине и одним движением развернулся на левом колене, перехватил автомат в свои руки и, вставая, так врезал правым ботинком негру по шее, что тот в момент оказался у него под ногами. Остальные, от страха быть расстрелянными, сами попадали на землю, забыв, что они вооружены. Рогозин, с огромным трудом сдерживая себя, чтобы не дать их страху оправдаться, выпустил весь магазин в воздух. Потом, на глазах у всех, швырнул автомат что было сил с обрыва в сторону реки.

 

- Демонио! Демонио Брэнко! Нош гыррлиляйруш! – Что значило, - Демон, мы партизаны!

 

Егор переступил через лежащего негра, словно это было бревно, поправил сбитый камень на могиле Куанго и положил ему в изголовье патрон.

 

- Прощай друг. Даже умирая, мы будем жить, - он взял свой заплечный мешок, винтовку с боезапасом и направился в верховья КунЕне. Через неполную сотню метров что-то заставило его оглянуться - африканцы разбирали могилу. Негр, которого он побил, держал его на мушке.

 

- Партизаны, говорите. Вы свора бандитских ублюдков, которым нет места на земле, - думал Рогозин, вставляя очередную обойму.

 

Пули свистели рядом с ним, но он смело шагал им навстречу, никому, не оставляя шансов на жизнь. Один выстрел, одна смерть. А ведь несколько минут назад он так страстно не хотел никого убивать. Нельзя будить в человеке зверя и подкармливать его, дразня, если у вас нет желания ознакомиться с его клыками, ибо потом, вынудив его проснуться окончательно, пощады не ждите. Двоих последних он застрелил уже на приличном расстоянии, бедняги, они даже остановились, думая, что пули до них не долетят.

 

Едва он начал поправлять могилу товарища, как подкатили джип с грузовиком, полным белых солдат в обмундировании, знакомом ему по прошедшей ночи. Он встретил их стоя, с винтовкой на плече. Старший офицер с недоумением смотрел на устроенную Рогозиным бойню.

 

- Это тот человек, который вчера уничтожил весь наряд? – обратился он к бойцу с разбитым лицом.

 

- Маловероятно, - ответил боец, совсем не ожидая вновь увидеть Егора, подарившего ему жизнь. Он и так тянул время, оставляя возможность вовремя покинуть это место.

 

- Так да или нет?

 

- Я не уверен. Нет, это не он, у того была борода и выглядел намного старше, - соврал солдат.

 

Следующий вопрос был адресован Рогозину. Он широко открыл рот, показал язык, потом указательными пальцами дотронулся до своих ушных раковин и развёл у лица ладони с растопыренными пальцами в стороны.

 

- Вероятно, что его жесты показывают нам, что он глухонемой, - высказал своё предположение солдат.

 

- Это ваша работа? Вы убили этих нигеров? – Офицер указал на Егора, потом сделал вид, что стреляет по трупам, - пуф-пуф-пуф!

 

Рогозин не стал отрицать своего участия в решении судеб убитых африканцев и кивнул головой.

 

- Выглядит как-то мало похожим на правду, - офицеры переглянулись между собой, - полтора десятка вооружённых партизан свалены в одной куче. На это способен, разве что, пулемёт Гатлинга с его скорострельностью.

 

- Да, но у каждого трупа всего лишь по одному входному отверстию, причём, в самых убойных местах.

 

Рогозин интуитивно догадывался о сути их разговора. Он указал на кружащих высоко в небе падальщиков и сделал знак вернуть ему винтовку. Он реально не собирался сейчас выходить из создавшейся ситуации с применением силы, ведь её соотношение было явно не в его пользу, да и обстоятельства складывались не столь уже драматично. Егор стал так, чтобы солнце не застилало ему глаза, и произвёл два выстрела с промежутком в две секунды. Обе птицы, сложив крылья, устремились к земле. Он мог бы сбить ещё несколько, но в этом не было нужды.

 

- Возьмём его с собой до выяснения обстоятельств. Собрать оружие, чтобы оно не досталось повстанцам.

 

На всякий случай, Рогозину надели наручники. Он спокойно последовал под солдатским конвоем к машинам.

 

- Уважаемый товарищ майор Суздальцев! Я до сих пор не подводил нашу страну, не подведу и дальше. Никто не узнает, что я русский. Говорю вам это с полной уверенностью в себе. Будем жить!

 

Его привезли в полицейский участок и первым делом, он показал, что голоден и хочет есть. Как бы там ни было, а восстанавливаться надо. Когда ему несли похлёбку, Егор уже учуял запах хлеба, настоящего, пшеничного.

 

…Хуган Мбота, выходя из транса, беспомощно, как куль с маниокой, повалился на землю. Дыхание его было едва заметным, открытые глаза совершенно ничего не выражали. На мокром от пота теле играли огненные блики горящих костров и факелов. Барабаны больше не отбивали ритм, их звучание заменила аранжировка из природных звуков, с нарастающим проникновением, заполняя оставшуюся от тамтамов пустоту. Его помощники тоже все были в подобном состоянии, включая Нгану. Рамирес подложил ей под голову мешочек, набитый сухой травой, и стал ожидать её окончательного пробуждения.

 

- Он жив! – едва слышно, из последних оставшихся в ней сил, шептала Нгана на русском языке.

 

Кучерявый Егорка, с широко раскрытыми глазами и улыбкой на милом личике, семенил к ним с деревянной игрушкой, сделанной Рамиресом, сжимая ее в крошечном кулачке и отражая лучи восходящего солнца своей голой попкой.

 

(Фото из иннета. Спасибо автору)