КУСОЧЕК ХЛЕБА. Часть девятая. ЖЕРТВЕННОСТЬ. (18+)

Рамирес с кубинцами через щели между мешков с песком всматривался в опушку леса и вслушивался в тишину, переживая за Рогозина. Сбитой с палки каской, обозначила себя снайперская винтовка. Через некоторое время звук повторился, но стреляли уже не сюда. Следом за ним прозвучала серия трескучих выстрелов из пистолета, после чего наступила тишина. Он сел спиной к брустверу и его взгляд случайно упал на скомканный лист бумаги, из которого виднелась часть округлого камня. Переводчика насторожила неожиданная находка, хотя, в другой ситуации, он бы не придал ей значения. С какой целью нужно было заворачивать камень в бумагу? Ведь никакой ценности он не представлял. И тут его осенило:

 

- Камень просто балласт, с помощью которого перекинули сообщение!

 

Его предположение оправдалось, это действительно была записка, в которой говорилось, что Белого Демона будет ждать его женщина в месте, из которого стреляют. Он бегом поспешил к командиру.

 

- Послание с той стороны. Мы тут только третьи сутки. По всем вариантам Макалузо там ждёт «сюрприз». Не могу предположить, кто мог знать о его женщине, их отношениях и о том, что он здесь? А если это действительно она, - тут Рамирес осёкся и не стал продолжать вслух то, что пропустил через себя мысленно, - значит, увидела его в снайперский прицел, что вполне допускаю после демонстрации её выстрела по подброшенной фляге Рогозина во время их расставания. Вот так расклад! Тогда получается, что этот стрелок, который валит кубинцев – Нгана?

 

- Договаривай. Что, если это она?

 

- Мне думается, что её просто используют, или не её саму, а то, что их связывает. Возможно, каким-то образом с нашей стороны поступила туда информация о том, что он здесь и именно на нашем участке.

 

- Ты сейчас говоришь о предательстве?

 

- Не совсем, могли просто в случайном разговоре упомянуть о нём.

 

- И как же этот случайный разговор могли подслушать с той стороны?

 

- Да не знаю я.

 

- Утром мы наступаем, если к тому времени он не вернётся или мы не найдём его останков, значит он сбежал со своей женщиной.

 

- У тебя всё так просто, команданте. Как мог повернуться твой язык, чтобы такое сказать? Послание перекинули в надежде, что его найдёт любой из нас и передаст ему. Ты уже обложался однажды, когда он в одиночку вывел из строя дальнобойную артиллерийскую батарею. Ты даже не поверил в его план, когда он предлагал это сделать группой. Сейчас Макалузо нуждается в помощи, как никогда. А ты – он предал дело революции из-за бабы. Тьфу, на тебя! За баб мы и воюем, за детей малых, чтобы они могли ходить в школы и не бояться, что заявятся бандиты и сожгут их вместе с ней.

 

- Ладно, не горячись.

 

На следующий день кубинцы изрядно потеснили войска Савимби. Рамирес, командир и несколько бойцов посетили место последнего боя Рогозина. Там всё оставалось на своих местах. Было обнаружено ещё несколько ловушек и мертвый снайпер. Его винтовка всё также продолжала висеть на сучке, бросаясь в глаза. Девять трупов атлетически сложенных негров в хаотичном порядке были разбросаны на маленьком пятачке возле ловчей ямы. Рамиреса распирало от гордости за своего друга, но самого Рогозина нигде не было. Высказывались разные версии, кроме предательства.

 

- Команданте, он в плену, - голосом, полным отчаяния, утвердительно изрёк переводчик, поднимая с земли дротик, - его усыпили. Отметь для себя, что Санчо не знал про записку. Ты видишь, что его ждала засада, но он почти справился.

 

…К Рогозину постепенно возвращалось сознание, препарат, который в него ввела Нгана, переставал действовать. Тело всё ещё оставалось непослушным, от долгого бездействия мышцы затекли и требовали свободы. Он сидел на земле, руки, обхватывая за спиной дерево, были крепко связаны. Несколько витков верёвки стягивали его грудь, в какой-то степени, затрудняя дыхание. Группа чёрных, как смола, негров, с рельефными фигурами, держались в его поле зрения. Они сильно отличались от овимбунду, больше походя на баконго, но и это были не они. Рой мыслей, мучительно терзая, гудел, перемешивая всё в его голове. Вспомнив заплаканное лицо Нганы, он сделал попытку оправдать её действия в своих глазах:

 

- Милая моя, я тебя не осуждаю, наверняка, были веские причины, которые вынудили так поступить. Догадываюсь, что ты находилась перед трудным выбором. То, что тобой сделано, не является предательством, скорее, это безысходность. Но твой вариант, уверен, был замечательным решением, основанным на веру в меня. Плохо, конечно, что мы с тобой оказались по разные стороны баррикады. В этом моя вина, я не был с тобой рядом в трудный момент, чтобы помочь поступить правильно. Прости за это.

 

Двое негров, чаще всех посматривающих в его сторону, вероятно, были его охранниками и отвечали за него. Ещё один занимался разведением костра под большим казаном, установленным на металлической треноге. Главный повар, судя по внешнему виду и тому, как ему подчинялись другие, ковырялся в куче фруктов. Десятка полтора других просто изнывали от безделья. При каждом было оружие. Звучание языка, на котором они переговаривались, Рогозину ничего не напоминало. Повар начал проявлять нетерпение, когда из кустов показался ещё один негр, ведущий за собою на верёвке двоих человек в белых халатах, мужчину и женщину.

 

- Это же Кармелита! – Егор едва узнал её, - сволочи! Они напали на госпиталь! Животные!

 

Докторов разделили, с мужчины сорвали всю одежду и связали руки за спиной. Его подвесили на перекладине вниз головой. Ноги широко развели в стороны, уперев в верёвки выше них, засаленную от многократного использования, деревянную распорку в виде автомобильного рожкового ключа для отвинчивания гаек. Повар, первым делом, отделил его гениталии большим мачете и бросил их в кусты. Вскрыл живот и вывалил внутренности. Он даже не пытался заглушить дикие вопли своей жертвы, наслаждаясь ими, словно музыкой, и продолжал профессионально, как мясник со стажем, делать своё дело. Кармелиту стошнило, но она всё ещё была в сознании. Разобравшись с тем, что было у доктора внутри, повар сделал надрезы на его шее, чтобы сошла кровь.

 

Отделённые рёбра и куски плоти он передавал помощнику, который относил их в казан. Наполнив его полностью, скелетные части доктора оттащили и бросили в кустах. У видавшего виды Рогозина волосы на голове стали дыбом. Повар, уже давно привыкший упиваться страхом своих жертв, почувствовал это на расстоянии. Он повернулся в его сторону и, улыбаясь, погрозил ему мачете. Помощник занимался нарезкой фруктов, готовил специи и продолжал следить за варевом, постоянно пробуя его на вкус. Сердце, лёгкие, почки и селезёнку разделили на части, приправили и нанизывали на шампуры, чередуя с едкой зеленью, чтобы готовить на углях.

 

У Кармелиты началась истерика. Главный негр собрал полы её халата в жгут и обрезал нижнюю часть, укоротив его до пояса. Она сильно кричала, упиралась, плакала, умоляла, когда её подтаскивали к перекладине. Тогда повар вставил ей в зубы палку, обмотал концы шнурками и завязал их на затылке. Её зацепили за руки, связанные за спиной, приподняв их вверх, чтобы она стояла согнувшись. Сорвав с неё юбку и трусы, повар, кивком головы, дал команду своим головорезам на использование её, как женщины.

 

Рогозин предвидел, что эти сцены предназначены для его устрашения, и вряд ли все предыдущие манипуляции с задействованием Нганы, были проделаны для того, чтобы просто сварить из него суп. Хотя, это пока не известно. Возможно, он им нужен для других целей, например, для дискредитации его страны, хотя, это имело бы силу до провозглашения Анголой независимости. Другие варианты пока не приходили в голову. Да и оставить его в живых, после увиденного, было бы не разумно.

 

- Вот, товарищ майор Суздальцев, подведу ли я свою страну, если не найду в себе силы не кричать от боли, когда меня будут живьём разбирать на кулинарные части? Мы с Нганой сейчас жертвы очередного предательства. Понимаю, вы скажете, что нельзя было связывать свои судьбы, но как пройти мимо такой красоты, не заметив её? Да ладно, теперь мне остаётся показать врагам, что русские не падают лицом в грязь, - как всегда, в самые трудные минуты, Егор мысленно обращался к тому, кто с напутственными словами отправлял его в Африку.

 

Он закрыл глаза, но увиденное не желало его покидать. В нём всё кипело, бурлило, пенилось, бушевало, но не от страха испытать физическую боль. Его угнетало собственное бессилие, беспомощность, а гнев рвался наружу.

 

- Шамондо! – почти взмолился он, - не трогай моих друзей! Пощади! Ты и так тонешь в людской крови! Остановись!

 

К Кармелите пристраивались все, а некоторые по второму разу. Последним подошёл мясник с узким ножом, ей уже было всё равно, хотелось быстрее покончить со всем этим. Волосы на её голове растрепались и стали обретать пепельный цвет. Он потрогал её за ягодицы и всадил в одну из них нож по самую рукоять, после чего стал использовать рану, как влагалище. Из женщины ручьём потекла моча, но чернокожего это нисколько не смущало. Она выла от нестерпимой боли, когда он, обхватив руками её таз, стал с силой к ней прижиматься. Не в состоянии больше выносить подобное, её организм включил защитный рефлекс – она тронулась умом. Кармелита притихла, и обмякшее тело повисло на вывернутых руках. Закончив своё дело, он, закинув ей голову, заглянул в её глаза. Убедившись, что взор не выражает смысла, и она больше ничего не способна чувствовать, перерезал ей горло и велел оттащить следом за доктором.

 

Рогозин, обдумывая своё положение, пришёл к выводу, что эмоции сейчас не лучшие ему советчики, нужно сохранить крепкий дух и ясный ум. Не давая никому никаких обещаний, он понимал, что выжить в такой ситуации будет нелегко. Затёкшие руки вынудили его начать шевелиться, что позволило обнаружить свои скрытые ножи на резинках, они так и остались при нём в рукавах. Негры даже не сочли нужным досконально его обыскать. Егор согнул ноги в коленях и почувствовал под стопой в правом ботинке ещё один плоский предмет, по ощущениям, похожий на метательный нож.

 

- Милая, ты наделила меня огромными шансами, спасибо, я ими обязательно воспользуюсь, они уже придали мне силы, - он представил себе её лицо. Даже залитое слезами, оно не теряло своей обаятельной красоты. Рогозин отмотал память ещё на несколько минут ранее, вот Нгана спустилась с дерева. Мгновение, и она готова броситься в его объятия, но что-то сдерживало её порыв. Было видно, что девушка нуждается в паузе, необходимой ей для принятия решения. Что же вынудило её поступить именно так? Егор вновь и вновь начинал вспоминать подробности их встречи. Уже который раз она спускается с дерева, её взгляд, мимика лица, его выражение, одежда, потные пятна на груди. Стоп! Какой пот у женщин на груди?

 

- Какой же я осёл! У неё лактация! И её груди полны молока. Она недавно стала матерью! Каким-то образом, узнав про наши связи, её шантажируют ребёнком, чтобы добраться до меня! Теперь я всё понял. У неё был выбор: ребёнок или я. Родная моя, ты правильно выбрала. Не сомневаюсь, ты бы мне всё рассказала, если бы я тебя понимал. Нам мог помочь только Рамирес, и он был всего в полукилометре от нас, хотя, теперь это уже не важно. Так, ещё раз стоп! Выходит, что теперь я стал отцом!?

 

Возле него упала кость, это негры приступили к трапезе. Они не были неандертальцами и не носили набедренные повязки с боевой раскраской на теле. На них была военная форма, а вместо копий и луков, современное автоматическое оружие. И они не страдали от голода и недоедания. Как ни в чём не бывало, поедали варёное с овощами и приправами мясо доктора, весело разговаривали, вероятно, шутили, словно это была свинина или баранина, и бросались в Рогозина обглоданными рёбрами, что доставляло им удовольствие.

 

На очередную кость, посланную в него, он ответил смачным плевком в их сторону. Тогда один из негров поднялся, подошёл вплотную к Егору и стал расстёгивать ширинку, чтобы помочиться на него. Приготовившись, он с улыбкой оглянулся на сотрапезников, предлагая им новое развлечение. Егор, со всей силы выпрямляемых ног, впечатал ему в пах каблуком правого ботинка, а левой стопой придержал его за пятку, заставив повалиться на землю и корчиться от боли. Вот тут они все засмеялись и начали шумно что-то обсуждать, не отрываясь от приёма пищи. Никто из них не вскочил, не кинулся наказывать обездвиженного пленника, посмевшего им дерзить.

 

Повар понял, что белый парень действительно не из робкого десятка, но, всему своё время. Таких людей, как он, нужно учить смирению и послушанию постепенно. Он знал о Рогозине лишь то, что тот умело, стреляет на больших дистанциях, и что на его руках крови в разы больше, чем у него самого. Ему важно было сломать его дух и превратить в покорную обезьянку. Обычно, при работе с гордецами, срабатывает причинение боли или угроза жизни близким для них людям. С ним сложнее, сейчас ему нельзя ничего предложить, объяснить, чего от него хотят. Пленный не разговаривает ни на одном из подвластных здесь языков, а переводчика они по ошибке съели.

 

- Эти чёртовы коммунисты, - думал он о русских, - вечно суют свой нос не в свои дела. Возомнили себя, не знаю даже, кем. Что же, устроим ему ещё одно испытание, пусть потом плюётся кровью.

 

Опустошив казан, негры, вытирая пальцы о штаны, взялись за оружие и распределились по кругу. Один из них, играючи мускулатурой, разминался. Егора освободили от пут и дали время привести своё тело в порядок. Предстоял поединок, может быть, он даже будет честный. Тут же стали принимать ставки. Бицепс негра был массивней шеи Рогозина, хотя по росту соперники выглядели одинаково. Африканец принял боксёрскую стойку, подпрыгивая, несколько раз ударил по воздуху, потом выставил левую ногу вперёд, и кистевым движением сделал приглашающий для нападения жест. Повар и ещё двое негров, глядя на своего начальника, поставили на Рогозина.

 

- Правша, живот прокачан, пробить не смогу, - рассуждал Егор, - попаду в захват – задавит. Надо держать дистанцию, постараться нарушить равновесие, сбить подсечкой, а там по ситуации – смертельный удар или болевой приём с переломами. Он только что до отвала наелся мяса, это замедлит его реакцию.

 

Рогозин полубоком выдвинулся вперёд, левым кулаком прикрывая подбородок, а локтем, солнечное сплетение – классическая стойка начинающего боксёра. По поведению африканца, который тоже стал просчитывать его, было видно, что он хорошо знаком с боксом и, возможно, не только с ним. С минуту они кружили, изучая друг друга, постепенно сокращая расстояние между собой. Потом, Егор обречённо опустил руки вниз, посмотрел на небо, будто в последний раз, умоляющим взглядом обвёл всех присутствующих и слегка наклонил голову. Его соперник моментально клюнул на эту уловку, сделал два шага в его направлении, перенеся вес тела на опорную ногу, и всей своей массой, нанёс удар ему в лицо.

 

Рогозину пришлось только слегка отклониться и коротким прямым движением, действуя костяшки согнутых пальцев, встретить кадык своего противника. Это был один из любимых приёмов Привалова. Африканец, задержавшись на какое-то мгновение, рухнул вниз, как подкошенный. Пока мёртвое тело лежало, распластавшись на земле, Егор подошёл к дереву, у которого валялись его путы, и освободил себя от скопившейся в мочевом пузыре жидкости. Негры по-разному отреагировали на то, что сейчас произошло на их глазах, но повар их всех сдержал.

 

- Значит, я им нужен живой. Покалеченный, раненый, но живой. Что же они тянут? Да у них просто нет переводчика, чтобы сказать, что им от меня нужно!

 

Рогозин вернулся в центр круга:

 

- Пари, - произнёс он и протянул руку, чтобы ему отдали его выигрыш, - мани-мани, эскудо, сентаво!

 

Подобная наглость вызвала у одних негров желание сделать из него фарш, другие же, удивлённые его смелостью и ловкостью, просто рассмеялись. Повар одобрительно кивнул головой. Собирающий ставки негр, протянул ему стопку смятых купюр. Рогозин спокойно шагнул к нему, протягивая левую руку, и скрытно взмахнул правой. Неуловимыми для глаз движениями, он потянул его за запястье на себя, ткнул скрытым ножом в сердце, потом отпустил его, чтобы резинка втянула нож обратно в рукав, и перехватил его автомат.

 

Расслабленные сытным обедом и показательным зрелищем, полные уверенности в себе, африканцы даже и думать не могли о том, что ситуация может так быстро измениться не в их пользу. Не успели банкноты рассыпаться по земле, как длинной очередью Егор в момент выкосил половину из них, остальные бросились врассыпную в поисках укрытия. Ударом ноги он свалил на землю сидящего повара, разместившего свой зад на стволе дерева, и сменил автомат. Недолгая перестрелка закончилась через несколько минут. В живых из врагов остался только один.

 

Рогозин стоял над ним и они, не отрываясь, смотрели в глаза друг другу. Теперь их роли поменялись. Страх, которым повар наслаждался, причиняя муки своим жертвам, теперь толпой костлявых скелетов стал проникать в его сознание и кровью разносился по всему организму, покрывая кожу холодным потом. Пульсируя и извиваясь, он заполнял в нём каждую клеточку, сдавливая дыхание, обездвиживая тело и подавляя разум.

 

- Истинно, - подумалось ему, - этим человеком управляет демон. Он уничтожил за несколько минут остатки всего моего отряда. А я не поверил тем, кто принес его сюда в бессознательном состоянии.

 

- Если я сейчас его убью или покину это место, то Нганы с ребёнком мне больше не видать, - в свою очередь, думал Егор. – Ша-мон-до!!! – Закричал он, обращая свой взор в небо, - вот тебе последняя жертва! Я отдаю тебе себя! Делай со мной, что вздумается! Только не навреди Нгане и её ребёнку, - последнее предложение он добавил шёпотом. Потом отбросил автомат в сторону и протянул повару свои руки, сложенные вместе.

 

Минут через сорок подъехало два джипа. Закованного в наручники и перетянутого много раз верёвками, Рогозина разместили в первом из них, а во второй посадили Нгану с ребёнком и кормилицей, которые всё это время находились в яме всего лишь в ста метрах от места, где происходили эти события. Какая досада! Повар получил награду в чемодане на весь свой отряд, которого уже не было. Впоследствии, этот чемодан найдут туземцы, рядом с останками человека, загрызенного львами.

 

Попав на партизанскую базу, расположенную в небольшом городке, машины разъехались в разные стороны. Егора отвели в здание, в котором было большое подвальное помещение, разделенное вертикальной решёткой на две части. С него сняли верёвки, но оставили наручники и поместили в отгороженную часть, где имелся топчан и посудина для справления нужды. Ему принесли еды и менее чем через час, появился влиятельный чин из УНИТА в сопровождении прихрамывающего переводчика с синюшным от избиений лицом и рукой на перевязи с отсутствующей кистью.

 

- Тебя хочет видеть сам Савимби. Малейшая глупость, и твою семью будут мучительно истязать до смерти у тебя на глазах.

 

- Я хочу их видеть.

 

- Здесь не торгуются и говорят только один раз. Хочешь их увидеть – сотвори глупость.

 

Жонаш Савимби представлял собою крепко сбитого бородатого мужчину среднего роста в военной форме, берцах и красным беретом на голове. Его окружала свита телохранителей с фотографом в придачу. Он безбоязненно подошёл к Рогозину, хлопнул его ладонями по плечам, как это делают давно не видавшиеся приятели и сказал:

 

- Какая легендарная личность! Я столько наслышан о тебе, Белый Демон, и о твоём умении поражать цели на большом расстоянии. Но это Африка, слухи могут быть преувеличены, хочу увидеть своими глазами. Покажешь нам своё мастерство? – Он щёлкнул пальцами, давая знак фотографу, сделать фото с ним на память. Ярко блеснула вспышка.

 

Они вышли на главную улицу. Метрах в двухстах уже стояло три вкопанных столба с прислонёнными к ним щитами, на которых были закреплены мишени, рассчитанные на дальность стрельбы в сто метров. С Рогозина сняли наручники, вручили ему его «Настеньку» и переводчик выдал ему один патрон:

 

- Только не глупи, парень, убить его тебе не дадут, и войну этим не остановишь. Кубинцы уже на подходе.

 

Телохранители плотным кольцом окружили Савимби и направили все свои стволы на Егора. Тот внимательно осмотрел оружие, прицел, передёрнул вхолостую затвор, прижался к винтовке ухом и спустил курок. Вроде, подвохов нет. Зарядил и через две секунды выстрелил в сторону мишеней прямо с руки, стоя и без упора. Потом это же повторил ещё два раза. После стрельбы его руки вновь заковали, но уже за спиной. Всё это время фотограф пользовался вспышкой, выбирая удобные для съёмки ракурсы. При осмотре, во всех мишенях пули в одинаковых местах оставили свои следы.

 

- Поразительная точность! Талант!

 

Щиты с мишенями откинули в стороны, защёлкал затвор фотоаппарата, снимая Рогозина на фоне убитых в голову троих пленных кубинцев, привязанных к столбам.

 

- Какая подстава! – Изумился, негодуя, Рогозин.

 

- А теперь предложение: ты гласно переходишь на мою сторону, получаешь свою семью и моё дружеское расположение. В противном …

 

Визг летящих мин и взрывы заглушили его слова. Кубинцы пошли в атаку. Егор выбил ногой из рук фотографа его аппарат и топтал его до тех пор, пока не убедился, что кассета раздроблена, а плёнка полностью засвечена. Потом его самого сбили с ног, измесили прикладами и закинули в кузов подъехавшей машины. Савимби своими руками схватил переводчика за шиворот и придвинул его к Егору:

 

- Брат, его слова: «Твою сучку я отдам каннибалам, а ты медленно будешь подыхать на рудниках».

 

Когда он закончил говорить, Жонаш выстрелил ему в голову из пистолета, а охранники выкинули труп из грузовика, движущегося в новую неизвестность. Нужда в общении с Рогозиным теперь сама собой отпала.

 

Нгана рассмотрела из окна своего подвала, как пытались подставить Егора, видела, как его избили и увезли. Она поняла, что сейчас придут за ней. Взрывы продолжали греметь, маленький Егорка зашёлся криком, промелькнули ноги офицера и двоих солдат, врывающихся в дом. Нгана успела подпереть дверную ручку спинкой стула. Кормилица порылась у себя в юбках, вытащила нож и передала его молодой матери. В дверь стали ломиться, она долго не выдержит. Стрельба уже переместилась на улицы городка.

 

Автоматная очередь прошила дверь, пули зацокали рикошетом, зацепив кормилицу, стул поддался и отлетел в сторону. От удара ногой дверь распахнулась, и первым заскочил офицер, чтобы с воткнутым в шею ножом стать полумёртвым щитом для Нганы, которая, перехватив его пистолет, расстреляла солдат, бегущих за ним. Она кинулась к малышу, которого сжимала умирающая кормилица. Едва он оказался на её руках, как позади вновь послышался топот. Закрывая своим телом ребёнка, она выстрелила на звук последним патроном. Там стоял кубинец, пуля попала ему в живот. Она бросила своё оружие, её схватили за волосы и потащили наверх…

 

Главнокомандующий подъехал к концу деревни, когда расстрельная команда вывела очередную партию пленных, среди которых находилась женщина с грудным ребёнком на руках. Он достал пистолет и выстрелил в воздух, чтобы привлечь к себе внимание.

 

- Что здесь делает молодая мать с младенцем, вы что, уподобляетесь им?! – он кивнул головой в направлении джунглей.

 

- Команданте, она оказала сопротивление и ранила одного из наших.

 

- Для любой матери человек с оружием в руках, да ещё во время боевых действий, враг её чаду.

 

- На ней их военная форма.

 

- Заметьте, что она ей не по росту, форму могли подсуетить роженице прикрыть наготу, ребёнок запеленат в её платье! - Подойдя к ней ближе, он воскликнул, - Господь Бог! Сеньора Макалузо!

 

Женщина, прижимая к своей груди ребёнка-мулата, встрепенулась и одарила его умоляющим взглядом, в котором заискрилась, нет, в котором жарким пламенем засияла надежда.

 

- Быстро освободить их! Это семья Белого Демона. Сеньора, вы меня понимаете?

 

Она не отвечала, лишь продолжала смотреть на командующего своими красивыми глазами, готовыми вот-вот выплеснуть море слёз обнадёживающей радости.

 

Тот достал из планшета рисунок с изображением Че Гевары:

 

- Вот, смотрите, это рисовал ваш муж! Понимаете? Ваш муж! У него много ваших изображений, вы же позировали ему? По рисункам я вас и запомнил.

 

Она посмотрела на рисунок и ответила по-португальски, покачав головой из стороны в сторону несколько раз.

 

- Что это всё значит? Что она сказала?

 

- Она сказала, что человек на рисунке не является её мужем, - перевёл, появившись у неё за спиной Рамирес. – Её муж Санчола Макалузо по прозвищу Белый Демон.

 

Услыхав его голос, Нгана обернулась и дала волю слезам. Рамирес обнял их и у него самого глаза стали обильно увлажнять лицо.

 

Подъехало ещё две машины с руководством:

 

- Что здесь происходит?

 

- Да вот, семья Макалузо нашлась.

 

- Этого белого снайпера, который пропал?

 

- Да, его.

 

- Каким образом?

 

- Да мы их чуть не расстреляли.

 

- ?! Я давно говорил, что нужно людям больше доверять и подходить к этому вопросу индивидуально и избирательно, давая им второй шанс, если это потребуется. Издать приказ и всем принять к исполнению, особенно африканцам , - он вышел из машины и подошёл к Нгане, - мальчик, девочка?

 

- Сын.

 

- Как назвали?

 

- Егор, - с гордостью ответила Нгана.

 

- Счастья вашей семье, сеньора, - немного помедлив, добавил, - выдать им сопроводительные документы. Немедленно!

 

К вечеру Рамирес уже знал всё, что с ней произошло, включая известные ей детали о судьбе Рогозина. Нгана ничего не скрывала. Она рассказала, как в их селение нагрянули вербовщики Савимби и обнаружили оружие. От них не стали скрывать, что это подарок Белого Демона, который спас их селение, и что Нгана теперь его женщина. Она была уже на сносях. О Демоне говорили так много и столько хорошего, что сам Савимби, узнав об этом, был заинтересован в том, чтобы заиметь такого знаменитого воина под своими знамёнами. Это по его личному приказу был придуман и воплощался в жизнь план по захвату Рогозина. Её забрали в лагерь боевиков, где она вскоре родила и оставалась жить.

 

Через неделю их с ребёнком разлучили, найдя ему на время кормилицу. Из женщины сделали приманку, а её чадо, в котором она души не чаяла – стало заложником. Под страхом смерти сына, Нгана всегда находилась рядом с настоящим снайпером. Это должно было привлечь сюда Белого Демона. Когда их встреча состоялась, зная навыки Рогозина, она рискнула им, ради их сына. Для поимки, дальнейшей психологической обработки и устрашения Егора, из Конго был вызван специализированный отряд, о бойцах которого ходили слухи, что они самые последние отморозки и едят человеческое мясо, но своё дело знают, как никто другой. Нгана была уверена в Рогозине, хотя понимала, что подвергает его смертельной, во множественной степени, опасности. Объяснить ему создавшуюся ситуация она никак не могла, равно, как и он не мог её понять.

 

…За месяцы упорных боёв, кубинцы полностью овладели опорным пунктом мятежного движения - провинцией Уамбо с её одноименным административным центром, загнав войска Савимби в джунгли. Они отчаянно сопротивлялись. Ещё полгода непрерывного преследования по ряду труднодоступных районов нескольких провинций, осуществляемого совместно с правительственными войсками, понадобилось, чтобы из нескольких тысяч боевиков, объединившихся под названием Длинный марш, осталось с Савимби несколько десятков бойцов.

 

Надо отдать должное этому человеку, ему удалось сохранить среди них кадровый и организационный костяк УНИТА. Добравшись до своей партизанской базы в Мошико, Савимби собрал население и провёл конференцию, сыгравшую важную роль в мобилизационном процессе, и на которой они приняли Манифест реки Кванза. В нём была выражена готовность, идти до победного конца в войне против МПЛА, Кубы и Советского Союза. Свои новые вооружённые формирования он умело реорганизовал в сеть эффективно действующих партизанских отрядов.

 

Всё это время Нгана с маленьким Егоркой следовала за Рамиресом и кубинцами. Они везде искали следы Рогозина, но все их попытки оказывались безуспешными, никто не видел и ничего не слышал о судьбе Белого Демона. Она с упорством изучала русский язык, постоянно практикуясь с Рамиресом, и всегда сожалела о том, что у неё не было такой возможности раньше. Глядя на них со стороны, создавалось впечатление, что это единая и любящая семья. На самом деле, проживая рядом, они были и оставались просто близкими друзьями, которых жизненные обстоятельства свели вместе.

 

Обременяя себя чувством вины перед Рогозиным, Нгана хотела только одного, чтобы он был жив, и его жизнь не была связана с мучениями. Тщетность его поисков вынудила их принять общее решение – испробовать магию. Рамирес, чья должность военного переводчика давно себя исчерпала, уволился из армии и они с Нганой и малышом, под видом семьи, вернулись в племя, которое её вырастило. С его интеллектом и образованием не составляло труда найти работу и жилище в любом городе, но им нужен был потомственный маг, лучшей кандидатурой из которых, мог быть только хуган Мбота.

 

Рамирес с Нганой сообща построили жилище и обзавелись мелкой утварью. Многое приняли в подарок от соплеменников. В один из вечеров они сидели у костра, практикуясь в русском языке, когда к ним присоединился жрец. Они долго беседовали, пытаясь правильным образом составить план решения их проблемы, погружались в воспоминания, смеялись, сопоставляли факты и предположения, придя, в конце концов, к общему мнению, что им ещё нужен Привалов, с которым у Рогозина должна существовать астральная связь.

 

Жрец сказал, что для проведения ритуала по общению с ними, ему нужно хотя бы по одной вещи, которые им принадлежали. Нгана вынула из уха серьгу:

 

- Вот. Это мне подарил Демон.

 

С Приваловым оказалось сложнее, но и тут сработала её смекалка. Они все пошли в гостевой домик, в котором она проживала с ним во время реабилитации после возвращения его души. Она опустилась на колени и стала внимательно изучать земляной пол, переставляя в стороны всё, что ей мешало.

 

- Вот, нашла! – она протянула жрецу обломок спички, одной их тех, которыми пользовался Привалов, практикуя себя в телекинезе.

 

Жрец утвердительно кивнул головой, обозначив, что это сгодится. Уже пора было укладываться спать, как Нгана, глубоко задумавшись, как-то, совсем произвольно, произнесла по-русски фразу Рогозина:

 

- Сейчас бы кусочек хлеба, да кринку молока.

 

(Фото из иннета, спасибо автору)