Барышня-крестьянка пересказ
По мотивам повести
Пушкина Александра Сергеевича
«Барышня-крестьянка»
Пересказ
В одной из наших отдалённейших губерний
Средь множества по моде строенных имений
Я право, начну повесть об одном.
По собственному плану сам хозяин строил дом,
Завел суконную фабрику, был при тройном доходе
И почитал себя умнейшим, при всём здешнем народе.
Во всём, скажу я, местном околотке
Все узнавали его по походке.
Не прекословили ему ни гости, ни соседи,
Что погостить являлись по неделе,
С собаками с семействами и няньками в придачу.
В такие праздники он надевал сюртук, ну, наудачу,
Из сукна собственного производства и ручной работы.
По утру чёрный, не терявший своей моды,
В обед, какой-нибудь цветной
Иль даже белый коли день пылал жарой.
Который сшит был по военной моде
И отличал хозяина в народе.
По будням же он в куртке плисовой ходил,
Ибо уют в ней и комфортность находил.
Он в молодости при Екатерине, в гвардии служил,
А после воцаренья Павла первого
Вышел в отставку и про то пади забыл,
Предавшись суете мирской в деревне N-ной и уезда N-наго.
С тех пор, оттуда, он не выезжал,
Увязнув с головою в денежных расчётах.
Жена его скончалась в скорых родах,
Когда в отъезжем поле он себя охотой изнурял.
Он был женат на молодой красивенькой дворянке
Причисляющей себя к интеллигентной горожанке.
Она была умна и деликатна,
Но не богата и не так уж знатна.
Хозяйственные упражнения, утешили вдовца,
По меньшей мере, во времени уж скором.
Он сам записывал расходы год за годом,
И растил сына, единственной любви птенца.
Окромя лишь «Сенатских ведомостей»
Он не читал почти что ни чего,
Но что же, не представлю вам его,
Столь горделивого любимца местных деревень.
Иван Петрович Берестов то был
И кто единственный с ним не дружил
Так это Муромский Григорий Иванович право,
Его сосед ближайший из деревни справа,
Который жил поистине как русский барин,
Но промотав в Москве большую часть именья
И овдовев на тот момент, почти без сожаленья,
Столицу шумную уж вскорости оставил.
Съехав в последнюю из деревень своих,
Он продолжал проказничать и тем гордиться.
Но здесь лишь рвется из «Сатиры» стих:
«На чужой манер хлеб русский не родиться».
А у него всё было по английской моде,
Даже поля он обрабатывал по тамошней методе.
В саду вишневом он развёл английский сад,
А конюхи, были жокеями одеты на английский лад.
Даже у дочери его, была собственная мадам англичанка,
Но от сего не повышалась, я скажу, его доходов планка.
Он умудрялся и в деревне той входить в долги,
Однако же, как ни крути,
Дар помещика сего был несравненным.
Ведь из всей своей губернии он был первым
Кто заложил имение в совет Опекунский.
В то время, оборот казавшийся и сложный, и чрезмерно смелый.
Но, не пьёт шампанского, ни разу не рискнувший,
К тому ж, в делах рискованных, весьма умелый.
Со всем же этим, он человеком слыл не глупым,
Но из людей, порою осуждающих помещика сего,
Лишь Берестов был в отзывах надутым
И строже всех был к англомании его.
Он ненавидел всякого рода инновации,
Что было исключительной его чертой
И при любой благоприятной ситуации
Не уставал критиковать его со всей душой.
Начнёт пред гостем то, имением похваляться
А уж бурчит: - «Не то, что у соседа, уж прости ты.
Куда нам по-английски разоряться!
Были б хоть по-русски то, мы сыты».
По усердию соседей и ещё бог весть кого,
Сии умозаключенья иль подобие того,
В сочных красках объяснений
И различных дополнений
Неслись право по округе,
Быстрей, почтовых голубей.
От того то с этих дней,
При чужом или при друге,
Англоман – сосед, лютуя
И во злобе негодуя,
Окрестил сего зоила,
Как журналист нетерпеливо,
Провинциалом и медведем.
На тех сношениях их и съедем
К окончанию главы,
Ведь были они таковы.
А между тем к отцу в деревню
Приехал Берестова сын.
Воспитан был он в университете,
Но всё к военной службе норовил.
Отец на то сопротивлялся
И к службе статской призывал
Алексей, на уговоры те не поддавался,
Но жить пока мест барином всё ж стал.
- Отца и почитай и слушай! –
Родитель ему толковал.
- Но, отпусти усы на всякий случай! –
Кивая, Алексей бурчал.
На самом деле ж, он был молодец.
И было б жаль, если бы сей храбрец,
На стан свой стройный не надел мундира.
Ну, какова б была прелестнее картина:
Где он бы рисовался на коне под флагами
Или над канцелярскими горбатился бумагами?
Смотря, как он гарцует на охоте на коне
И первый мчится, чуть привстав в седле
В согласии соседи, им любуясь, толковали,
Что путного столоначальника в нём вовсе невидали.
Скажу, что городские барышни поглядывали на него,
Иные и заглядывались. Что ж с того?
Ведь Алексея это мало занимало.
А нечувствительность его, порою их располагала
К его таинственной любовной связи.
И в самом деле, в этом интригующем рассказе,
Что так заманчиво скользил из уст в уста,
Ходили ещё списком адреса
С его загадочных и тайных писем по Москве.
- «А вас, покорнейше прошу, письмо сие,
Всенепременно А.Н.Р. доставить». -
Так он любезной А. П. Курочкиной, всё писал,
Чем, право слово, всех вокруг себя интриговал.
Да, да, не будем тут лукавить,
Хоть письма часто шли и втихаря,
В дом медника Савельева,
Что супротив Андреевского был монастыря,
О том все знали, но молчали вежливо.
В столице, может, получают
Барышни лучшее во всем,
Но чаще там они вздыхают
Где нужно б пойти на пролом.
А что же барышни уездные,
Которые живали в деревнях?
Не постигали скажите их чувства нежные
Когда бывали яблони в цветах?
Природою и няньками воспитанные
Они из книжек знания черпают
На чистом воздухе по сто раз перечитанные
Книги в них рано страсть и чувства развивают.
Для них, звон колокольчика уже есть приключение.
Поездка в ближний город, кажется эпохою,
А гостем посещение, оставит очень долгое,
А может быть и вечное в их жизни впечатление.
Вольно смеяться всякому над ними
И по причине странностей их, да и без,
Но шутки те, чьими б они не были,
Не уничтожат дарование небес.
Особенность характера и самобытность,
Неподражаемость, причудливость и живость,
Без чего, - как говорил Жан Поль, - не существует
И человеческого право же величия.
Вот каковы были меж барышень отличия,
Которые наша история толкует.
Легко вообразить какое впечатление
Произвело Алёшино явление
В кругу, пусть небольшом, красавиц местных.
Меж своих вздохов бессловесных
Предстал пред ними он в унынии и тоске
И потирал всё на своей руке
Кольцо с изображением мёртвой головы.
Чем были, страсть как, все поражены.
Ведь было всё это, черезвычайно ново
Для этих мест, где всё и просто и знакомо.
И так, все барышни, по нём, с ума сходили
О нём лишь только говорили
И были право уж не раз
Возимы к Берестовым на показ.
Но боле всех, была занята им
Дочь англомана моего Елизавета.
Дитя любви и солнечного света,
Балована была отцом своим.
Однако, её проказы резвость и забавы
Так восхищавшие, семнадцать лет, отца
расшатывали строгие и устоявшиеся нравы
Несчастной мисс Жаксо/н, что без конца
На то, вздыхая, подводила лишь глаза
И как-то на своём, молила небеса.
Девица чопорная сорока годов,
Белилась и сурьмила брови всю неделю
И перечитывала как молитвослов
По два раза на год свою «Помелу».
За это, получала по две тысячи на руки
И умирала каждый миг от скуки
В этой безумно варварской России.
Но, вернёмся к главной героине.
Мила, стройна, полна очарованья
В ней всё играло жизнью и цвело
И как изюминкой, средь сего обаянья,
Глаз чёрных были живость и тепло.
Ещё не видевшая, в силу обстоятельств, Алексея
Лиза была довольно уж наслышана о нём
И от того то, чувство любопытства, всё сильнее,
В её душе младой, бралось живым огнём.
За Лизою ходила Настя
Она постарше, чуть была
Но, как и барышня, хоть всё в них перекрасьте
Такой же ветреной затейницей и слыла.
Любила её Лиза очень
Ей открывала тайны все свои
И если, что задумают, то хлебом не корми,
Покуда план не будет их отточен.
Настя была в селе Прилучине лицом
Гораздо более значительным и важным
Нежели всякая наперсница трагедии французской
Вот почему в селе жизнь не казалась тусклой,
А шалости, порою бившие ключом,
Вокруг всё делали прекрасным.
И вот, однажды поутру,
Едва отпели петухи,
А солнца луч лаская лопухи
Проводил ночь, как добрую сестру.
Заботам, предаваясь о хозяйке,
При этом шалостям ее, с весельем потакая,
Настя выслушала Лизины все байки
И молвила, залитый весь водой, пол протирая.
– Позвольте мне сегодня пойти в гости?
– Изволь родная. А куда? – Остыв от баловства
Вздохнув, спросила Лиза удивлённо.
И тут ответила Настёна отрешённо
–...Хотите, меня вы можете, хоть сразу отчихвостить,
Но, жизнь без нас, плетёт нам кружева.
...В Тугилово. К Берестовым, извиняюсь.
– Ничего. И что там, чего я не знаю?
– Там повара жена справляет именины
И звать нас, отобедать, вчера приходила.
– Что же о том, ты ничего не говорила?
– Так вот и говорю, таить то, нет причины.
– ...Вот так да! ...Господа в соре пребывают,
А слуги-то друг друга угощают.
– А нам, какое дело, до драк их, пустяковых.
Пусть забавляются себе в баталиях стариковых.
...К тому же я не папенькина, а давно уж ваша.
А вы, с молодым Берестовым, вроде не бранились.
– Так и побранюсь, как будет надо!
...Да, где только его увидеть?
– Даст бог, и свидитесь.
– Ах, скучно-то как жить!
– Да ладно.
Вот вернусь и чем-нибудь порадую вас, ...ждите.
Попробуй ты хоть его повстречать,
Да рассмотреть, хоть издали, каков он?
Уж постараюсь я желанье ваше реализовать.
Надеюсь, красоты мужской, он станет эталоном.
Так в нетерпении целый день томясь,
Лиза вестей ждала от Насти долгожданных
И та, под вечер в добром здравии воротясь,
Явила образ перед нею несказанный.
- Ну, Лизавета Григорьевна, держитесь.
Уж нагляделась я на барина младого...
- Он мрачен, Настя, иль характера дурного?
- Бог с вами, вы с выводами то пока не торопитесь.
Ох, и чудесное скажу у них поместье!
А сад, какой!? Ах, рай, рай для души.
Мы там с ним были весь день вместе...
- Как это как скорее расскажи
Извольте-с. Вот мы всей гурьбой пошли:
Анисья, Дунька, я, Егоровна, Ненила,
А славная погода то лишь благодать сулила
И сладкий аромат восходил от земли.
- Ах, нет в тебе души.
- Да от чего же нет то, боже правый!?
Вот уж характер этот ваш упрямый,
То расскажи, то нет в тебе души.
Так вот, мы к самому обеду-то пришли.
Уж комната была полна народу:
Захарьевские, Колбинские, совсеми дочерми
Приказчица. Ах, как они надулись с ходу,
Когда я подле маменьки их села.
Едва они полны были намерений благих.
А мне и наплевать на всех троих,
Ведь я не ихний хлеб отведать села.
- Ах, как же ты скучна с подробностями вечными...
- Да как же вы нетерпеливы!
А там такие в шоколаде были сливы.
И стол ломился весь под яствами чудесными.
Пирожное чудное было – «бланманже»
И полосатое, и синее, и красное...
- Когда же ты про Берестова скажешь то?
- Уже,
Коль оценить вам не дано прекрасное.
Ну, вот и вышли мы из-за стола,
В саду затеяли «горелки»,
А тут и барина судьба нам поднесла,
Словно десерт на беленькой тарелке.
- И что же, правда ли, что он собою так хорош?
- Удивительно хорош, можно сказать красавец!
Высокий, стройный и вовсе щёку румянец.
- Ах, кажется мне, что слегка ты врёшь.
А он, и бледен, и печален,
И как говаривают, слишком уж сентиментален.
- Да этакого бешеного сроду не видала!
Он хоровод с нами водил сначала.
Потом в горелки бегал...
- Невозможно!
- А ещё выдумал – поймал и целовать.
- Да ты, Настёна, врёшь безбожно!
- Ах, воля ваша, барышня, но мне негоже врать.
Насилу от него отделалась. Едва хватило мочи.
- Да как же? Говорят, что он влюблён
И смотрят на одну лишь его очи?
- Грех сказать, чтобы его вниманьем обделён
Был нынче кто-то. Не обидел никого,
Ни дочь приказчикову, ни меня, ни Пашу,
Ни даже Хрупинскую скромную Наташу.
- Хрупинскую!?
– Вот вам крест! Подле него
Она чуть было чувствий не лишилась.
- Да что ж он в ней нашёл-то? – Ой, не знаю,
Но так, я право же, давно не веселилась.
- А что же в доме про него слагают?
- Барин прекрасный, к воспитанью не придраться.
К тому ж весёлый, добрый, озорной.
За девушками любит слишком уж гоняться,
Да думаю, покуда не привяжется к одной.
- Ах, как бы мне хотелось его видеть! -
Молвила Лиза, впившись взором
В бескрайность сельского пейзажа.
- Да что же тут мудрёного скажите.
Он всякий день, поди, как заколдован,
Поутру ходит на охоту. И кабы воля была ваша,
Вы, верно, встретили б его, пойдя гулять.
Тугилово не далеко-то, три версты.
- Не хорошо это. Подумает еще, что я искать
Пытаюсь встречи с ним. К тому ж наши отцы,
Как всем известно, в давней соре.
И мне едва ль с ним познакомится дадут.
- Ну как говаривает мисс Жаксон: - I am sorry!
Сидите, ждите, пока жениха на блюде поднесут
- Ах, Настя, Настя, знаешь, что скажу.
А если я, да наряжусь крестьянкой?
- Идею эту очень славной нахожу...
- Займёмся этим завтра спозаранку
Надену толстую рубаху сарафан...
- И кузовок для ягод не забудьте.
- Ах, как закат нынче румян.
Надеюсь, всё получится. Уснуть бы.
Верю я, Берестов уж вас не прозевает
Не каждый день в лесу красавица гуляет
Да и по-здешнему вы барышня щебечете не плохо.
- Ах, только б не заметил он подвоха.
И так, едва луч солнца в хладных росах
Огнём рассветным полыхнул,
А ветер, цвет на абрикосах
Рукой эфирною тряхнул.
Едва петух пропел гимн солнцу,
Едва пастух коров угнал,
А Настя уж платила хлопцу,
Что на базаре торговал.
Взяла китайки синей лоскут
И медных пуговиц чуток,
И для рубахи грубой ткани,
Ну, и конечно кузовок.
Барышня радостно встречала
Настёну около ворот
И всей девичьей наказала
Сшить то, что Настя принесёт.
Под вечер всё было готово
И Лиза мерила наряд.
- Ах, Настя, Настя, право слово,
Как синий освежает взгляд!
Мне кажется, что я ни разу
Милей чем нынче не была.
Чуть тише молвив эту фразу
Лиза вдруг снова ожила.
И уж пред Настей барышня-крестьянка
Во всей своей диковинной красе.
Не выдают ни голос, ни осанка,
Ни даже простенькая ленточка в косе.
Пред зеркалом, едва потупив очи
Прикроется ль в смущении рукавом,
Иль подбоченившись, так, между прочим,
Вдруг покачает головой, ну наподобие глиняных котов.
Всё это нашло одобренье,
У знавшей жизнь крестьянок Насти.
Единственное, что было напастью,
Так это нежных ножек Лизиных сложенье.
Подсохший дёрн был нестерпимо колким,
Песок и камешки немыслимо остры.
И здесь не обошлось без Настеной уловки,
К утру, были готовы лапти с бересты.
Пастух Трофим за сладкую уплату,
Отдал заказчице красивенькой товар.
А коль ещё что будет ей вдруг надо,
Всё сделать обещал за столь же сладкий дар.
И заиграв в рожок у барского двора,
Повёл сонных коров на сочные луга.
Но вот, уж будет Настя барышню. – Пора.
И опускается на пол прохладный Лизина нога.
И сладко потянувшись, она воздух утренний вдыхает
И славненький наряд крестьянский надевает.
- Ах, Настя, успокоить нужно будет мисс Жаксон
И папеньку. Скажи, что Лизонька гуляет.
Ещё скажи, что бог не обделяет
Того, кого на зорьке не прельщает сон.
- Да разве ж я такое барышня запомню!?
Скорей меня ваш папенька прибьёт
Или отдаст служить кому другому.
- Тогда, Настёна, молви по-иному.
Кто раненько встаёт, тому бог подаёт!
- Это по-нашему, такое то я вспомню.
И вот в каком-то лёгком шоке
Лиза стоит на заднем уж крыльце.
И мыслей нет о мисс Жоксон и об отце,
Лишь манит лес да зорька на востоке.
А небо ясное и утренняя свежесть,
Роса и ветерок, и птичье пенье
Так будоражат в ней молодую резвость
И опьяняют так до головокруженья.
К тому ж, боясь какой-нибудь знакомой встречи,
Она не шла, казалось, а летела
Платок цветастый с головы скользил на плечи,
Но вот уж в конце поля роща зеленела.
На рубеже отцовского владенья
Она стояла непреступною стеной.
И вот над Лизою смыкаются деревья
И льнёт она к берёзке тоненькой спиной.
А сердце бьётся всё сильнее и сильнее,
Само не зная почему.
Здесь может, вот-вот встретит Алексея...
- Ах, эта трусость ни к чему.
Мало-помалу оставляя страх свой и веселье,
Лиза пошла в прохладный сумрак рощи.
Глухой и перекатный шум зелёной толщи,
Казалось, заглушало птиц весёлых пенье.
Ах, о чём думалось Елизавете в те мгновенья -
В шестом часу весеннего утра?
Меж лютиков и трав густых, она брела,
Полна мечтательности сладостной и умиленья.
Но вот, на Лизу из лесного полумрака,
Залаяла прекрасная легавая собака.
Она в испуге закричала громко
И спряталась за дуб широкий ловко.
- Тубо, Сбогар, сюда! - Донеслось тут же из кустов
И молодой охотник пробираясь меж пеньков,
Рванул на чей-то крик и лай своей собаки.
- Не бойся милая! Собака не кусается,
Лишь громковато порой возмущается.
- Да нет, барин, боюсь: ты придержи-ка её лучше;
Такая злая; ещё кинется опять.
- Если боишься, я могу тебя сопровождать
И докажу, что пёс мой самый лучший.
Позволишь мне подле тебя идти?
А кто тебе, скажи, мешает? -
Лиза платочек поправляет
И кузовок пытается найти.
- Вольному воля, а дорога мирская.
- Откуда ты взялась такая?
Из Прилучина; дочь кузнеца, грибочки собираю.
А ты, барин, Тугиловский поди?
- Да. Камердинер барина младого.
И что ты тут нашла смешного?
- Ой, не на дуру то напал. Не ври.
Уже ли барина меж слуг не распознаю:
Одет не так и баешь то иначе;
Собаку кличешь не по-нашему...
- Да ты гляжу – кладезь премудростей ходячий!
Ах, дай тебя за это обниму.
Ещё чего! - Отпрянула она, слегка робея,
Но приняла тут же, холодный, строгий вид.
Это немного рассмешило Алексея,
Но некую бесцеремонность смогло остудить.
Уж если вы хотите чтобы мы и впредь
Приятелями добрыми остались
То не извольте забываться
Да где же ты премудростей таких сумела нахвататься
Глаза Алёши интересом загорались
Ему хотелось всю её познать и рассмотреть.
Уж не от Насти ли, моей знакомой?
Она всегда при барышни у вас.
Ах вот он просвещения тернистый путь!
Почувствовав себя слегка разоблачённой
Лиза сосредоточенно вдруг молвила смеясь:
Ты, поди думал, что мне негде знаний почерпнуть.
Да я на барском дворе и наслышалась, и нагляделась. –
Тут Лиза весело вокруг берёзки завертелась.
- И не по-нашему я могу тоже говорить
А кое-что, даже переводить.
- Да ну!
- Ага. Гут монинг. Знаешь что такое?
- Ну?
- Доброго здоровичка значит, любезный барин.
Он засмеялся. - И что же тут, по твоему, смешное?
- Всё. А английский твой вне всяких правил.
Тут Лиза под стать Алексею
Весёлым смехом залилась
Ах, барин, барин, она на пенёчек взобралась
С тобой от смеха видит бог я ослабею
Да и гляжу, с тобой болтая,
Совсем не наберёшь ни ягод, ни грибов.
Шел бы ты в сторону, а я в другую! – Отступая
Лиза срывала листики с кустов.
Прощенья просим.
- Стой! – Окликнул он её
И оставляя возле дерева ружьё
Алексей молвил, беря её за руку второпях.
А как тебя зовут то, душенька моя?
Акулиной. Да пусти же барин, мне пора идти.
И вот пальцы её освободились от его руки,
А он в восторге бормотал: - Ах, друг мой Акулина,
Непременно буду в гости к твоему отцу.
Что ты! – испуг скользнул у Лизы по лицу.
Ради Христа, забудь всё, что здесь было.
Коли узнают, что я в роще с барином болтала,
К тому ж наедине, то мне будет беда.
Отец прибьёт меня без всякого суда.
- Да, как же! – в голове у Алексея всё пылало.
Я непременно видеться хочу с тобой!
- Ну, я когда-нибудь опять сюда придти сумею.
- Когда же?
- Да хоть завтра...
- Акулина, друг ты мой!
Расцеловал бы я тебя, да право же не смею.
Так, завтра, в это время! Не обманешь? Побожись!
Вот те Святая пятница! Приду барин. Пусти ж!
