веретено

Как в тебе закипает кровь, так во мне — вода. Мое тело Создатель выточил изо льда, положил в мою грудь не сердце — простой снежок, подышал на ладони, пригладив неровность щек, рыжей пылью добавил веснушек до самых плеч, хвоей выложил волосы, вьюжной метелью — речь. А потом, не решившись в плоть меня облачить, начертил на мне знак — самый вечный и прочный щит, и, смочив своей кровью пустые еще глаза, обещал, что однажды меня позовет назад.

Как-то так получилось, что я до сих пор жива. Пролетела зима, за ней начались года, и для тех, кто не знает, пожалуй, я всех живей — если руку в костер, то будет ожог болеть, если палец порежу, то выступит сок рябин, а зимой засмеюсь — и послышится грохот льдин.

 

Вот смотрю на тебя — и ладони вдруг сводит дрожь, потому что я помню, что я — это просто ложь, заключенная в лед, безмолвный пустой хрусталь. Говорят, у людей есть души, а я — пуста.

У тебя же внутри целый сонм разноцветных искр, бесконечность вселенной, звезды — как сотни брызг, и у каждой из них твой голос, глаза, и смех. Я смотрю на тебя, чтобы враз отличить от всех, чтобы в шумной толпе находить тебя в один миг.

У меня на запястье ожог от твоей руки.

 

Ни один не коснулся так, чтоб бросало в жар, у тебя же улыбка режет больней ножа, но вернется Создатель — тогда уже быть беде…

…колыбель твоей дочки прильнула к моей руке. Я пою для нее, и ветров бесконечный вой говорит ей — не бойся, милая, я с тобой. Для нее я пройду и пламя, и стылый лед, ведь она для тебя — весь мир, весь небесный свод, для тебя — все то, что важно, ценней души.

Для нее ясный свет не скроют вовек дожди, для нее каждый миг пусть будет прекрасней сна.

 

В мое сердце случайно прокралась твоя весна.

 

Так скажи, что мне делать, когда изнутри горит, когда плавится искрами вечный и прочный щит, когда все, что во мне, вытекает водой из глаз?

И зачем же Создатель так больно меня не спас?

У нее тот же взгляд, и смех у нее, как твой, почему мне так больно, когда говорю с тобой, а она улыбается, палец мой обхватив… у нее глаза — такие же, как твои.

Я целую ее, вдыхая свои снега. Это все, что пока что я бы могла ей дать — никогда не мерзнуть, не чувствовать боль внутри, быть сильнее всех прочих, кто б что ни говорил.

 

Кто-то сзади шипит. Улыбаюсь тебе в лицо, исчезаю, как раньше, как тает туманный сон, а у дочки твоей сердечко покрылось льдом.

За спиной раздается — «да лучше б веретено».