Финал подборка 1

НИКТО
 
Мне сорок шесть. По жизни я – Никто.
Стою в пивной, со мною хрен в пальто.
Ещё два чела мутного разлива.
Одна тарань, четыре кружки пива.
 
Двум челам ночью был фартовый знак,
Зовут на дело, знают, что верняк.
А мне плевать на их блатные знаки
Мне хоть на брюхе, только б до Итаки.
 
Я столько шёл, по ходу столько видел!
Врагов при власти и друзей в Аиде.
Отмазался от смерти, на потом,
Не раньше, чем вернусь обратно в дом.
 
Тут хрен в пальто сказал: плохое дело,
Совсем моя подруга озвиздела,
У ней же хахали... Такая фря!
Пока не трону. Я подумал – зря.
 
И посредине этого рассказа
Подходит к нам громадный, одноглазый,
Не человек – чудовище, как есть –
Гора горою, под рубахой – шерсть.
 
Печаль по кружкам, говорит, разлита
На четверых. Я вижу: два бандита,
Угрюмый хрен в коричневом пальто.
Тебя не знаю. Как зовут? – Никто!
 
Никто – ответил я – стою, не прячусь,
Пусть Полифем ты, люди много злей.
Не брезгуй, выпей с нами за удачу
И, усмехнувшись, он кивнул – налей!
 
Налил сполна, слежу за монстром в оба.
(Махнул тому, в пальто, не трогать нож).
А сам решил – циклоп, твоя утроба,
Прочна, как жбан, но нас не перепьёшь...
.....................................
 
Поймай меня, попробуй. Я – Никто.
Разоблачи по стершимся приметам.
Я уношусь на угнанном авто
Сквозь километры мглистого рассвета.
 
В порту Эгейском люди подсобят.
Я волен, хоть и спаян с остальными.
Как хорошо, что не сложилось имя,
(Иначе вовсе не найти себя).
 
Когда вернусь, тогда придёт само
Спокойствие – забуду штормы, драки,
Богов, полубогов, героев, мо...
Нет, как забудешь море на Итаке?!
 
ЗЕЛЁНЫЙ ЛИВЕНЬ
 
Мне приснился зелёный ливень –
солнце в гранях текучей вазы.
Небо, джунгли, деревни, зримо
он вместил, без прелюдий, сразу.
 
Наблюдал я в окно вагона
пальмы, струи в зелёном свете
и чужую судьбу, влюбленно,
как свою на другой планете.
 
Я сошёл, я искал кого-то.
Ливень стих, а с деревьев птицы
окрыляли свои полёты.
Я не думал, что это снится...
 
Мне казалось: увижу джонку
и отправлюсь я в край счастливый,
и найду в том краю ребёнка,
что разбужен зелёным ливнем.
 
Так украдкой, неторопливо
пробирается в сердце небыль.
Так грустят о зелёном ливне
и стране, где ни разу не был.
 
Так по бликам на стенах комнат,
по тетрадям, где свой же почерк
я себя открываю в ком-то,
незнакомом, но близком очень.
 
БАЯН
 
Нравится мне непрочная жизнь моя:
ландышей бусы, скорбь на губах сосны,
как широко и грустно простой баян
дышит на свадьбе воздуха и весны.
 
Щедро облит, усыпан босяцкий стол
водкой палёной, крашеной скорлупой.
Прямо над пиром – чёрный горелый ствол.
Мимо, с клюкою – сказочный дед слепой.
 
Мелочь сшибают шустрые воробьи –
разом припрут у булочной кодлой всей.
Дай им немного хлебушка, не груби,
да из кармана семечек им отсей.
 
Кладбище в праздник: свечи, вино, покой,
шмель, не спеша, конфетами шебуршит.
Там, у креста, на лавочке, кто такой?
Что ты... давно он умер... какой Шукшин!?
 
Выпей, братуха, лучше и закуси.
Что нам с тобой, казарменной голытьбе?
Много чего привидится на Руси –
только не верь особо, гуляй себе.
 
Кто-то тасует карты, а кто-то пьян.
Кем-то сундук несчастий в садах отрыт.
Люди хохочут. Плачет один баян –
горько, ладами свадебными – навзрыд!
 
СЕМИДЕСЯТЫЕ
 
Двор был просторнее, земля чернее,
моложе мать, таинственнее ветер,
роднее кролик плюшевый в окне и
всё фантастично в том вечернем свете.
 
Соседи возвращались восвояси
из бани. Пахли веником и мылом...
В те времена и воздух был прекрасен.
Его так много над землёю было.
 
В пятиэтажках звали: «Люська, Люська»!
Задорно, гулко звали: «Люська, выйдешь»?!
А город в мае, как... живая люстра,
советский лайнер, межпланетный Китеж.
 
Ни фальши и ни пошлого комизма.
Из лампочек звезда над проходною.
Вы скажете: «ну, прям, при коммунизме».
Нет, в детстве. Даже странно, что со мною.