Финал подборка 1

НИКТО

 

Мне сорок шесть. По жизни я – Никто.

Стою в пивной, со мною хрен в пальто.

Ещё два чела мутного разлива.

Одна тарань, четыре кружки пива.

 

Двум челам ночью был фартовый знак,

Зовут на дело, знают, что верняк.

А мне плевать на их блатные знаки

Мне хоть на брюхе, только б до Итаки.

 

Я столько шёл, по ходу столько видел!

Врагов при власти и друзей в Аиде.

Отмазался от смерти, на потом,

Не раньше, чем вернусь обратно в дом.

 

Тут хрен в пальто сказал: плохое дело,

Совсем моя подруга озвиздела,

У ней же хахали... Такая фря!

Пока не трону. Я подумал – зря.

 

И посредине этого рассказа

Подходит к нам громадный, одноглазый,

Не человек – чудовище, как есть –

Гора горою, под рубахой – шерсть.

 

Печаль по кружкам, говорит, разлита

На четверых. Я вижу: два бандита,

Угрюмый хрен в коричневом пальто.

Тебя не знаю. Как зовут? – Никто!

 

Никто – ответил я – стою, не прячусь,

Пусть Полифем ты, люди много злей.

Не брезгуй, выпей с нами за удачу

И, усмехнувшись, он кивнул – налей!

 

Налил сполна, слежу за монстром в оба.

(Махнул тому, в пальто, не трогать нож).

А сам решил – циклоп, твоя утроба,

Прочна, как жбан, но нас не перепьёшь...

.....................................

 

Поймай меня, попробуй. Я – Никто.

Разоблачи по стершимся приметам.

Я уношусь на угнанном авто

Сквозь километры мглистого рассвета.

 

В порту Эгейском люди подсобят.

Я волен, хоть и спаян с остальными.

Как хорошо, что не сложилось имя,

(Иначе вовсе не найти себя).

 

Когда вернусь, тогда придёт само

Спокойствие – забуду штормы, драки,

Богов, полубогов, героев, мо...

Нет, как забудешь море на Итаке?!

 

ЗЕЛЁНЫЙ ЛИВЕНЬ

 

Мне приснился зелёный ливень –

солнце в гранях текучей вазы.

Небо, джунгли, деревни, зримо

он вместил, без прелюдий, сразу.

 

Наблюдал я в окно вагона

пальмы, струи в зелёном свете

и чужую судьбу, влюбленно,

как свою на другой планете.

 

Я сошёл, я искал кого-то.

Ливень стих, а с деревьев птицы

окрыляли свои полёты.

Я не думал, что это снится...

 

Мне казалось: увижу джонку

и отправлюсь я в край счастливый,

и найду в том краю ребёнка,

что разбужен зелёным ливнем.

 

Так украдкой, неторопливо

пробирается в сердце небыль.

Так грустят о зелёном ливне

и стране, где ни разу не был.

 

Так по бликам на стенах комнат,

по тетрадям, где свой же почерк

я себя открываю в ком-то,

незнакомом, но близком очень.

 

БАЯН

 

Нравится мне непрочная жизнь моя:

ландышей бусы, скорбь на губах сосны,

как широко и грустно простой баян

дышит на свадьбе воздуха и весны.

 

Щедро облит, усыпан босяцкий стол

водкой палёной, крашеной скорлупой.

Прямо над пиром – чёрный горелый ствол.

Мимо, с клюкою – сказочный дед слепой.

 

Мелочь сшибают шустрые воробьи –

разом припрут у булочной кодлой всей.

Дай им немного хлебушка, не груби,

да из кармана семечек им отсей.

 

Кладбище в праздник: свечи, вино, покой,

шмель, не спеша, конфетами шебуршит.

Там, у креста, на лавочке, кто такой?

Что ты... давно он умер... какой Шукшин!?

 

Выпей, братуха, лучше и закуси.

Что нам с тобой, казарменной голытьбе?

Много чего привидится на Руси –

только не верь особо, гуляй себе.

 

Кто-то тасует карты, а кто-то пьян.

Кем-то сундук несчастий в садах отрыт.

Люди хохочут. Плачет один баян –

горько, ладами свадебными – навзрыд!

 

СЕМИДЕСЯТЫЕ

 

Двор был просторнее, земля чернее,

моложе мать, таинственнее ветер,

роднее кролик плюшевый в окне и

всё фантастично в том вечернем свете.

 

Соседи возвращались восвояси

из бани. Пахли веником и мылом...

В те времена и воздух был прекрасен.

Его так много над землёю было.

 

В пятиэтажках звали: «Люська, Люська»!

Задорно, гулко звали: «Люська, выйдешь»?!

А город в мае, как... живая люстра,

советский лайнер, межпланетный Китеж.

 

Ни фальши и ни пошлого комизма.

Из лампочек звезда над проходною.

Вы скажете: «ну, прям, при коммунизме».

Нет, в детстве. Даже странно, что со мною.