Тайна рыжей миледи
Польский городишко. Утро.
Едет ассенизатор на бочке по мощёной булыжником улице, а навстречу ему возвращается с ночной смены проститутка.
Он ей:
— Доброе утро, пани курва!
Она в ответ:
— Доброе утро, пан говнюк!
(старый анекдот)
Драма в четырёх частях с эпилогом
1.
Общежитие института народного хозяйства
в середине восьмидесятых годов прошлого века
считалось в студенческом городке Хабаровска
тем самым настоящим "гнездом разврата",
про которые так много, обстоятельно и со вкусом
написано в Библии — сущая Гоморра или Содом.
Прописано было в зловещей "общаге номер семь"
восемьсот душ женского пола разного возраста,
а вот мужского пола числилось всего единиц сто,
из которых половина перманентно отсутствовала.
"Зловещая" сказано автором не для красного словца,
виделось нечто мрачное и даже порочное
в самом облике грязной пятиэтажки без балконов,
затаившейся под сенью огромных тополей
в окружении десятка общежитий местного политеха,
переполненных до отказа "королями тестостерона".
Однако строгая мораль в те наивные времена
не позволяла вволю разгуляться промискуитету.
Власть принадлежала лицам старшего поколения,
навек прославившегося пуританскими нравами,
само слово "секс" находилось тогда под запретом,
а половая связь считалась запредельным грехом.
Но древо жизни бурно зеленело, особенно весной,
когда народ справлял нужды по окрестным кустам,
запасшись дешёвым вином и крадеными одеялами.
Степанов жил в седьмом общежитии третий год,
делил комнату с отслужившими армию ребятами,
зарабатывавшими на кусок хлеба самостоятельно.
Чеченец Ширвани вышибал пьяных из ресторана,
Стромыгин охранял по ночам столовую в аэропорту,
Константин из Сочи ремонтировал автомашины,
а Вовка Овсов таксовал, приторговывая водкой.
По вечерам жарили картошку, играли в футбол,
хаживали в гости к знакомым первокурсницам,
ездили с ними на пикники, целовались, то-сё.
Так, дружба и секс без особых обязательств.
У Вовки Овсова с девушками как-то не ладилось.
Происходил Вовка из глухой деревни на Сахалине,
рассказ "Лошадиная фамилия" Чехова не читал,
служил срочную шофёром при штабе округа,
но городским манерам так толком и не выучился.
Он краснел как свёкла, смущался, что-то лепетал,
выдавая при общении с дамами такие ляпы,
что сразу становился мишенью для насмешек.
Учение давалось таксисту Овсову с трудом.
Вовка натурально испытывал физические муки,
конспектируя Маркса, Энгельса и Ленина,
но зато обожал умничать, вставляя в чужую беседу
заумные пассажи неопределённого свойства —
пытался показаться настоящим интеллектуалом.
Хотя Степанову исполнилось всего восемнадцать,
он знал природу и слабости сельского человека,
понимал, как невероятно трудно бедолаге Овсову
вписаться в столь желанный для него светлый мир,
видел воочию Вовкино упорство и трудолюбие —
за год они понемногу сошлись, ходили в столовку,
Вовка подсказывал Степанову житейские лайфхаки,
Степанов растолковывал таксисту политэкономию.
Так и жили до поры и до времени, пока однажды
не поведал Вовка Степанову страшную тайну.
2.
Невеликий секрет, что кое-кто из девчонок в общаге
подрабатывал в те времена проституцией —
посигналит таксист хитрым образом под окнами,
выскакивает девчонка, садится в машину,
где и вступает, суконно говоря, в половую связь.
Таксист курит, клиент отдыхает, деньга капает.
Вовка стал таксовать по ночам не так уж давно,
со временем притёрся, стал своим среди "бомбил",
испробовал нехитрую схему наживы — и обалдел.
На сигнал прыгнула к нему в салон кудрявая Оксана
из той самой комнаты, где они часто гостевали.
Понятное дело, оба сделали вид, будто незнакомы,
отвёз-привёз, кто его, таксиста, о чём-то спрашивает?
Тайна ела Овсова поедом, распирала и жгла изнутри.
Степанов поверил рассказу таксиста безоговорочно,
он работал вахтёром в общежитии, многое видел,
теперь пазл складывался — ах, Оксана, Оксана,
вылитая миледи-Терехова из "Трёх мушкетёров"...
Всё хи-хи да ха-ха, дескать, идёт в соседнюю общагу,
с земляками пообщаться, выпить-потанцевать, а сама?
Отныне тайна переселилась на язык Степанова.
Он всегда относился к чужому сексу с пониманием,
надо так надо, любовь-морковь и всё такое.
Много раз приходилось ему засыпать под вздохи,
доносящиеся с кровати напротив — се ля ви,
соседи приводили безотказных и смелых девиц,
которых явно возбуждали полусонные зрители.
Но то был секс по согласию, трах не за деньги.
А если за деньги, то что же тогда получалось?
Получалась грязь — хотя здесь тоже как посмотреть.
Вроде бы никто никого не принуждал, дело личное.
Каждый волен жить так, как ему вздумается.
Нет, ничего не укладывалось в голове Степанова.
Чёрт бы с мотивами поведения падшей Оксаны,
каждая шалава расскажет свою слезливую историю,
поплачется о том, как она докатилась до этакого.
Всех их жалко, всех их можно понять — зла судьба.
Образовалась проблема совсем иного свойства —
поведение Оксаны не вписывалось в "облико морале",
которого придерживались знакомые Степанова,
брезгливо относившиеся к вопросам проституции.
Общение с парией представлялось им немыслимым,
а умолчать об этом Степанов не мог — не простили бы.
Хитрюга Овсов неспроста слил Оксану Степанову,
Вовка мог теперь жить спокойно — он умыл руки.
При любом разборе Овсов выходил чистеньким,
да, знал, но ведь сказал же кому-то, не смолчал.
Ситуация усугублялась ещё и тем обстоятельством,
что Степанова избрали председателем студбытсовета.
Была в те времена такая странная должность,
на которую назначали лояльных ректорату студентов.
Степанову полагалось надзирать за поведением,
наводить порядок в общежитии «железной рукой».
Степанов сколотил студенческий оперативный отряд,
повёл борьбу с царившими бардаком и пьянством.
Ректор счёл курящих дам «социальной опасностью»,
поэтому Степанов ежемесячно писал представления
на отчисление из института особо оголтелых девиц.
Ах, как приятно было Степанову в восемнадцать лет
вознестись так высоко, паря в небе легко и сладко!
Он мог расправиться с любой росчерком пера,
ректор подписывал его докладные, даже не читая —
ах, как власть тогда вскружила Степанову голову…
Впрочем, он редко этим пользовался, хоть и мечтал.
Жизнь неминуемо ставит нас перед выбором.
Получив право судить людей за их слабости,
Степанов хотел быть на сто процентов уверенным
в собственной правоте — а вот никак не получалось!
Не выходило из Степанова правоверного инквизитора,
не мог он найти ужасного в поведении этой Оксаны.
Более того, он даже начал ей симпатизировать!
3.
Но тут, как всегда, в дело вмешалась нечистая сила.
Заехал в общагу выпить пивка некто Генка Якимов,
местный, из Авиагородка, вполне взрослый парень.
Генка на пару со Стромыгиным работал сторожем,
по ночам охранял большую столовую в аэропорту,
где иногда Степанову доводилось вкусно кушать,
причём ночью, на халяву — мечта нищего студента.
Степанов был голоден и зол, а потому не удержался,
рассказал всё Якимову в расчёте на пропитание.
Генка обрадовался приключению — по ночам он скучал,
а спать на стульях в огромном зале было неудобно,
он мог устроить там хоть дискотеку — чем не квадрат?
Генка и предложил Степанову проверить Оксану —
если поведётся, значит, девка совсем пропащая.
Якимов сам попёрся к Оксане, договорился о встрече,
друзья затарились вином и ждали совсем недолго,
Оксана не продинамила, составила им компанию.
Веселье на сдвинутых стульях затянулось за полночь.
Разморённый котлетами и «Агдамом» Степанов
и так, и эдак присматривался к «тайной развратнице»,
но никакого шарма в ней так и не обнаружил —
обычная симпатичная любительница повеселиться,
такая же голодная студентка, как и сам Степанов.
Правда, скользило в её повадках нечто расчётливое,
этакое взрослое и даже немножко театральное.
Генка с Оксаной в темноте возились и хихикали,
сытый Степанов спал, провалившись в пьяную муть.
Под утро неуёмный Генка разбудил собутыльника —
давай, мол, она согласна, нормальная баба, чего ты?
4.
Похмельный Степанов ехал в общежитие "зайцем" —
студенту не привыкать, а если кондукторы выгонят —
пять минут позора, только и всего, денег-то нет.
Он вжимался горячим лбом в холодное стекло,
убеждая себя, что доказательств больше не требуется,
тварь эта чёртова Оксана, наглая и бессовестная.
Ни минуты не желая физиологической близости,
Степанов искал и находил одни неприятные вещи —
интонации в её голосе, развязность поведения,
некачественный макияж, фальшивость смеха —
он словно убеждал себя в том, что гнусная мерзость
пропитывает рыжеволосую красотку изнутри,
она — исчадие ада, она — порождение скверны...
На душе было мерзопакостно и хотелось выть.
В очередной раз картина мира давала трещину,
выставляя напоказ циничную вульгарность бытия.
Степанов отличался от томных героев Бунина,
стреляться и рыдать он, конечно, не стал,
но почему-то неожиданно сильно разочаровался.
Оценивая потом ситуацию с высоты прожитых лет,
Степанов понимал, что мог тогда поступить иначе —
просто промолчать, затупить, сделать снулое лицо,
мол, не понял сказанного Овсовым, не придал значения.
Совесть осталась бы чистой — всё само раскроется,
Оксана неминуемо где-то проколется, дело времени.
Но Степанов смолоду был люто падок на вкусняшки.
Стань он разоблачителем, авторитет его подымется,
его будут уважать чуточку больше — он праведник!
Информация даёт самое главное — власть, силу,
унижая кого-то, всегда вроде как возвышаешься сам,
хотя на самом деле падаешь — но кто об этом знает?
Нет, шантажировать Оксану он совсем не хотел,
любой контакт с ней воспринимался как зашквар.
Ощущая себя Атосом, карающим коварную миледи,
распираемый гордыней Степанов думал недолго.
Решительности ему всегда было не занимать,
а дурное дело – оно ведь неспроста самое нехитрое.
Тем же вечером он рассказал обо всём «старшакам»,
те предупредили соседок Оксаны по комнате,
и как только та помчалась на очередной вызов,
её уже поджидали внизу — и тайное стало явным.
На следующее утро разъярённая Оксана собрала вещи,
обматерила напоследок бывших подружек и пропала,
сгинула в круговороте памяти раз и навсегда.
Разок угрызла Степанова совесть, да вскоре поотстала.
Но с годами он всё чаще вспоминал рыжую «миледи»,
задавая себе один и тот же дурацкий вопрос —
как ему нужно было поступить тогда,
чтобы не мучило странное чувство смутной вины?
ЭПИЛОГ
Генка распределился в Томск, откуда быстро утёк,
вернулся и стал снова сторожить свою столовую.
Видали его давеча — сыт Генка, пьян, и нос в табаке.
Овсов стал благообразен и лунолик, повидал мир,
собрал в Одноклассниках добрую тысячу подписчиц
из числа перезрелых дам, обожающих фотки котиков.
Он так и не избавился от косноязычных пассажей,
за которые сусальная «паства» ныне его боготворит.
Заезжал как-то Степанов взглянуть на «общагу» —
она стоит под тополями, что ей сделается, старушке.
Перемолола тысячи судеб и ждёт новых постояльцев.
Степанова ударило в жар — как та же тюрьма?
